— Ну, и что ты думаешь?
— Я патриот наших войск и уходить в пехоту не желаю. — с пафосом ответил я.
— А где же я тебе должность замполита батальона найду?!
— Ничего, я подожду.
— Не валяй дурака, Олег, соглашайся на эту высокую должность, зарабатывай право поступать в академию, а затем ко мне комиссаром придешь, сменишь Николая Васильевича, — недовольно оборвал меня Колесник.
— Я в перерыве сообщу Зинченко о нашем решении, — вступил в разговор начальник политотдела подполковник Лысак, — не упускай момент, Олег.
Вот так неожиданно состоялось мое «сватовство» и назначение. Честно говоря, в повседневных армейских хлопотах о состоявшейся беседе с неизвестным мне комкором я уже и подзабыл. Не особенно я поверил и в реальность того очень будничного разговора.
Лето как всегда было напряженным, я продолжал прыгать с парашютом и лазить по горам на учениях, а в секретке части, оказывается, уже несколько недель лежал приказ о моем назначении. Его по распоряжению комбрига положили под сукно, чтобы не оголять роту на период самых ответственных занятий боевой подготовки.
Так что без прикрас — назначение было для меня внезапным, радостным и одновременно несколько грустным.
Впоследствии, продолжая дальнейшую службу в ста км от Алма-Аты, я поддерживал постоянную переписку с командиром, друзьями и сослуживцами. В Капчагае в это время начали формировать 22-ю бригаду, что подтолкнуло меня выйти на майора Н. А. Лобанова, своего бывшего комбата, работавшего в тот период в разведуправлении округа и попросить его содействия в возвращении в систему. Мои обращения не оставались без ответа, так например, В. В. Колесник мои письма и открытки регулярно зачитывал на совещании офицеров бригады, что радовало и обнадеживало.
Полный молодого задора и сохраняя чирчикский заряд ответственности за боевую готовность, я вместе с командиром вел бескомпромиссную борьбу за поддержание боевой готовности части, в которой служил. Вмешивался во все. Проверял комплектность, документацию, заправку, техническое состояние боевых и транспортно-заряжающих машин, часто бывало сам садился за руль и по местным дорогам проверял технические возможности БМ-21 и других автомобилей. Наличие многочисленной автомобильной техники создавало основные проблемы для боеготовности подразделений части, и вызывали постоянную головную боль за своевременность ее восстановления и ремонта. Эксплуатация же лихими водителями этого транспорта всегда была на грани фола. А по ночам мне снились прыжки из АН-12, тактико-специальные учения, лица друзей и комбрига… Я жил воспоминаниями о спецназе.
Неожиданно в студеном январе 1976 года мне позвонил начальник политотдела корпуса, поинтересовался делами, и в заключение разговора отдал приказ — оформлять документы в военно- политическую академию. К концу июня все решилось — я сдал вступительные экзамены, прошел конкурс и стал слушателем общевойскового факультета ВПА им. Ленина.
Мое поступление в академию оказалось большой неожиданностью для всех офицеров и членов семей нашего гарнизона, но только не Василия Колесника и офицеров бригады спецназа. Сдержанно отреагировавший на случившееся, приняв все как должное, Василий Васильевич многозначительно сказал:
— Встретимся в Москве.
Потом было расставание с гарнизоном. Когда жигуленок прапорщика, любезно согласившегося довести нас до Алма-Аты, покатил от подъезда дома, а за окнами — лица гарнизонных друзей, их жен и детей, в глазах которых грусть и безграничная зависть, — заходила ходуном душа, резануло глаза.
Прощай, Средняя Азия, прощай, задолбанный гарнизон, где течет из крана ржавая вода, где ты оставил такой кусок молодой жизни, лучше которого, как потом окажется, и не было… Как молоды мы были! С какими друзьми — спецназовцами крестились под куполом парашюта. Когда и где встретимся мы вновь?! Кто служил, тот меня поймет. В Москве к тому времени уже учились многие мои сослуживцы по бригаде: командиры Володя Манченко, Толик Неделько, Володя Елисеев, политработники Юра Артемов, Саша Зуев и другие…
Впереди ждала столица нашей Родины…
Там в Москве через несколько лет нас уже ждал и полковник В. В. Колесник, получивший назначение старшим офицером в центральный аппарат ГРУ ГШ ВС СССР.
Прошло несколько лет учебы, которые полны многими воспоминаниями. В этот период мне довелось в очередной раз, после Чирчика, встречаться с командующим ВДВ, человеком-легендой, генералом армии В. Ф. Маргеловым. Когда я рассказал о последних встречах Василию Васильевичу Колеснику, то он оживился и заметил, что свои первые парашютные прыжки совершал на Дальнем Востоке на базе 37-го воздушно- десантного корпуса, которым командовал генерал В. Ф. Маргелов.
По словам Колесника, закончив училище, он получил распределение на Дальний Восток. В то время это было модно, многие выпускники писали рапорта с просьбой направить их для службы в этот регион. В Корее шла война, на границе «пахло жареным». В Шкотово, где дислоцировался штаб армии, всем выпускникам начальник отдела кадров задал один и тот же вопрос:
— Не желаешь ли прыгать с парашютом?
Вызвался один Колесник:
— Готов прыгать в тыл противника!
Это и определило его десантную спецназовскую судьбу.
Вспоминая Маргелова, Колесник говорил, что с первых дней создания спецназа тот опекал разведчиков отдельной роты спецназ и неоднократно добивался передачи ее в состав своего корпуса.
Любопытно, как Василий Васильевич рассказывал мне о своей первой встрече с Маргеловым:
— Где-то часов в десять мы прибыли на площадку приземления «Украинка». К нам подошел Василий Филиппович и, весело поздоровавшись с нами, шутливо спросил:
— Чего это, товарищи десантники, скрючились как стариковский хрен? Выше голову, радуйтесь — на прыжки приехали. А это для десантника — наслаждение!
— Как-то само собой за шутками мы почувствовали себя бодрее. Так с благословения Маргелова в тот день я совершил свой первый прыжок.
— А затем прыгнул и остальные пятнадцать прыжков из самолета Ли-2.
Мог ли я тогда предполагать, что будет продолжение этого нашего разговора. Прошли годы, и причудливая судьба военного забросила меня в Днепропетровск, родной город В. Ф. Маргелова, где до сих пор сильны десантные традиции и где любили и помнили не только семью Маргеловых, но и своего земляка украинца — полтавчанина Василия Колесника. В 2000 году на церемонию открытия памятника генералу Маргелову администрация области оказала генералу Колеснику большую честь пригласив на торжества. Так причудливо переплелись судьбы этих двух неординарных личностей.
Прошли многие годы, прежде чем, повзрослев, я полностью осознал, как мне повезло со своим командиром и наставником.
Листаю страницы памяти. Окончив с отличием обучение в академии, я в 1979 году был направлен в распоряжение начальника ГРУ ГШ генерала армии П. И. Ивашутина. Вскоре определен в структурное подразделение центрального аппарата, которое тогда дислоцировалось в Тушино. В аппарате ГРУ по всему чувствовалось, что назревают драматические события, связанные с Афганистаном, поскольку уж очень часто в те месяцы приходили различные новости: о гибели наших советников в Герате, о переброске технического персонала на аэродром Баграм, об оживлении частей бездарно расформированной накануне Ферганской воздушно-десантной дивизии и другие.
Прямо скажу, что служить в центральном аппарате мне было еще рановато и, честно говоря, не очень хотелось. Ну что такое капитан — «мальчик на побегушках», а я мечтал «о продуваемых всеми ветрами войсках» и военной карьере. Часто разговаривал по этому поводу с Колесником, который в том году очень часто находился в Чирчике. Конечно, все события подготовки «мусульманского» батальона на базе нашей бригады были окутаны завесой глубокой секретности, и я понятия не имел обо всем. Однако в коридорах управления прошел слух о формировании какого-то батальона. Я подошел к Василию Васильевичу и прямо спросил:
