Подготовительные работы успешно продвигались до того рокового дня, который Леонардо назвал днем катастрофы и дату которого с точностью указал в своих записных книжках: «В пятницу 6 июня, когда на колокольне прозвонили тринадцать часов, я приступил к росписи зала во дворце. Однако в тот самый момент, когда я собирался нанести кистью первый мазок, погода резко испортилась, и набатный колокол подал сигнал, чтобы все возвращались по своим домам. Картон разорвался, ранее принесенный кувшин с водой разбился, и вода, разлившись, промочила картон. Погода была ужасной, лило, как из ведра, и ливень продолжался до самого вечера; было темно, как будто уже наступила ночь. Картон оторвался…» Леонардо пришлось водружать его на место, предварительно восстановив его в прежнем виде. Он упорно продолжал работу, попутно экспериментируя с красками, составляя новые смеси, подбирая новые сорта масла и воска, компонуя новые виды штукатурки. Поскольку первые результаты страшно разочаровали его, ему пришлось, отбросив мысль об ополчившемся против него роке, попробовать что- нибудь другое. Он не хотел отступать, напротив, страстно желал добиться успеха, преодолеть все преграды…
Вот что по этому поводу говорит Вазари: «Леонардо, отказавшись от техники темперы, обратился к маслу, которое он очистил с помощью перегонного аппарата. Именно потому, что он прибегнул к этой технике живописи, почти все его фрески отделились от стены, включая „Битву при Ангиари“ и „Тайную вечерю“. Они разрушились, и причиной этого послужила использованная им штукатурка. И при этом он отнюдь не экономил материалы, потратив шестьсот фунтов гипса и девяносто литров канифоли, а также одиннадцать литров льняного масла…» Сегодня мы можем с уверенностью сказать, что именно следование рекомендациям, вычитанным у Плиния Старшего, послужило причиной разрушения обоих знаменитых творений Леонардо.
Состязание с Микеланджело Ситуация приняла особенно драматический для Леонардо оборот по той причине, что не ему одному было доверено расписывать зал Совета.
В 1505 году Микеланджело получил заказ на написание «Битвы при Кашине» в том же самом зале Совета, на противоположной стене, и тут же с величайшим рвением приступил к работе. Он не любил Леонардо, который представлял собой прямую противоположность ему самому. Микеланджело был скуповат и замкнут по натуре, тогда как Леонардо — расточителен и вечно пребывал в окружении веселой компании молодых красивых людей. Микеланджело, обладавший удивительно некрасивой внешностью, говорил сам про себя, что он «одинок, как палач».
Он считал себя более талантливым живописцем, чем Леонардо, хотя при этом смертельно завидовал ему, ревниво относясь к его творениям. Приступив к работе в зале Совета спустя год после Леонардо, он решил продвигаться такими темпами, чтобы не только догнать соперника, но и, по возможности, посрамить его. И это при том, что, являясь по преимуществу скульптором, он не имел нужды добиваться первенства в живописи.
Установка «Давида» Микеланджело В 1504 году, незадолго до того, как развернулось это знаменитое состязание живописцев, Синьория созвала всех лучших художников Флоренции, чтобы выбрать наиболее подходящее место для установки «Давида» Микеланджело. Разумеется, присутствовали Леонардо да Винчи, Липпи, Боттичелли и прочие тосканские гении, равно как и те, кто в тот момент был проездом в Тоскане… Леонардо весьма благоразумно присоединился к мнению большинства; большинство же предлагало установить эту великолепную мраморную статую под навесом в лоджии Ланци, где она была бы защищена от капризов погоды. Но Микеланджело не желал видеть свое творение ни на каком ином месте, кроме того, где уже стояла «Юдифь» Донателло — на центральной площади! Для него было важнее, чтобы его «Давид» занял место шедевра Донателло, нежели обеспечение белоснежной скульптуре защиту от непогоды. Парадоксальным образом все упреки в намерении спрятать его творение подальше от глаз зрителей он адресовал одному Леонардо, обвиняя его в зависти. Микеланджело сумел убедить Содерини. Сделать это было нетрудно, ибо тот знал строптивый нрав скульптора и предпочел не испытывать судьбу. Сторонники скандального мастера шумно радовались победе, одержанной, как они полагали, над Леонардо, хотя тот всего лишь присоединился к мнению большинства… Публично оскорбленный Леонардо довольствовался следующей записью в своих записных книжках: «Терпение, когда тебя оскорбляют, играет ту же роль, что и одежда при холоде: чем сильнее холод, тем больше одежд ты должен надевать». Так он, чуждый всяческого насилия, реагировал на упорное недоброжелательство со стороны Микеланджело.
Спустя два года Итак, каждый из них занялся своей «Битвой». Леонардо уже два года усердно трудится, причем второй из этих двух лет — бок о бок с Микеланджело, буквально наступающим ему на пятки и тем самым вынуждающим его работать в темпе, к которому он совершенно не привык. А еще эти бесконечные сетования на зловонные запахи, заполняющие просторный зал… Действительно, к каким только смесям не прибегал Леонардо, чего только не предпринимал, дабы его живопись «держалась» на стене. А Микеланджело тем временем продвигался вперед, стремясь закончить свою работу раньше соперника… Леонардо понимал, что результаты его усилий далеко не отвечают его надеждам. По крайней мере тем надеждам, которые были порождены изображением на картоне…
Но что хуже всего, Леонардо сам считал себя недостойным того мнения, которое сложилось у него о самом себе. Об этом он прямо писал в своих записных книжках:
«Худшее из того, что может случиться со мной, это оказаться не на высоте моего собственного суждения о себе, обмануться в себе самом… Когда произведение живописца находится на уровне его суждения, это плохой знак для суждения. Когда же произведение превосходит суждение, это еще хуже, как это случается, когда кто-нибудь удивляется, что так хорошо сделал. Если же суждение превосходит произведение, это верный знак, и если автор молод, то с таким умонастроением он, несомненно, станет великолепным мастером. Хотя он и создаст мало произведений, это будут превосходные произведения, и люди будут останавливаться пред ними, поражаясь их совершенству…»
Все эксперименты с весьма странными смесями закончились гибелью его фрески. А все попытки исправить дело приводили к еще худшим результатам. Не довольствуясь одними только экспериментами со смесями, он, дабы ускорить высыхание своих изначально не пригодных красок, помещал у самой фрески жаровни. Так и возникала пресловутая вонь, на которую сетовал, и отнюдь не безосновательно, Микеланджело. Результатом применения Леонардо этого «метода» явилось то, что штукатурка, терпеливо приготовленная им по рекомендациям Плиния, стекала со стены, словно макияж под дождем или восковая маска на солнцепеке…
И это при том, что Леонардо приступил к написанию фрески в самое жаркое время года, когда краски сохнут гораздо быстрее, чем зимой. Задержавшись с написанием, он пытался оправдаться перед своими заказчиками, ссылаясь на технические трудности. Он предпринимал воистину героические усилия — компоновал новые смеси, изобретал технические приспособления для закрепления фрески на стене. Но все его усилия перенести на стену то, что уже существовало на картоне и было признано шедевром, оказывались тщетны. Похоже, его «Битва при Ангиари» безвозвратно пропала…
Убедившись в безрезультатности предпринимаемого, Леонардо утратил всякий интерес к своему очередному шедевру, отстранился от него, возвратившись к любимым научным исследованиям, с Пачоли и без него, с Зороастро и без него. Казалось, он забыл не только о своей фреске, но и о Микеланджело.
К счастью, мы можем получить представление об этой знаменитой «Битве при Ангиари» благодаря ее копии, выполненной Рубенсом.
Забросив работу над фреской, не беспокоясь более, успешно ли она сохнет или не сохнет вообще, Леонардо покинул Флоренцию и отправился во Фьезоле, дабы заняться там изобретением… крыльев для человека. Он был достаточно прозорлив, чтобы предвидеть враждебную реакцию Содерини. Тот, возможно, и забыл бы о Леонардо, но Салаи, вечно якшавшийся с подонками общества, постоянно напоминал ему о своем хозяине, передавая разные сплетни о нем.
Последний раз Леонардо возвратился во Флоренцию в апреле 1505 года, когда Микеланджело, в свою очередь, покидал город. Сразу по прибытии Леонардо снова набрал себе помощников, среди них и своего знаменитого друга Зороастро, художника, кузнеца и мистификатора, который тогда называл себя магом. Он
