своего положения человека, находящегося на стыке двух культур. Одновременно образованный эллин и египетский жрец, используя демотический язык в повседневной жизни, он служил посредником между своими товарищами по военной службе, где он считался привилегированным партнером, и местным крестьянством, чье нищенское существование он нещадно эксплуатировал. К сожалению, мы ничего не знаем об этой второй стороне его деятельности, но можно опасаться худшего, наблюдая за теми хитроумными и искусными способами, которые он избирал для откладывания срока платежа, не выплачивая предусмотренные штрафы, возвращая долги часто спустя один — пять месяцев после установленного срока. Мы располагаем текстом двух петиций, датируемых октябрем 108 года, адресованных стратегу и секретарям нома (базиликограмматам). Благодаря этим петициям он сумел уклониться от возможного наказания, которым ему грозил кредитор. Дионисий писал, что, будучи царским крестьянином, он не может быть задержан во время всего периода посевных работ, так как таким образом ущемляются интересы царского правительства. Также он добился отсрочки до сентября. В данном случае речь, естественно, не идет о каком-то злоумышленном нарушении закона в чистом виде, а скорее о нечестной коммерческой деятельности. Ситуация Дионисия была если не жалкой, то, по крайней мере, нестабильной, и желание постоянного заработка заставило его пойти в действующую армию.
Странный «перс»{213} Дионисий, будучи сыном солдата, носил странное прозвище — «потомок персов», хотя никаких персов в его роду не существовало. Чтобы понять такое странное, но распространенное в ту эпоху название, которым наделяли людей как греческого, так и египетского происхождения, нужно вспомнить, что со времен Нового царства профессиональный рекрутский набор носил, по большей части, этнический характер. Некоторые национальные имена использовались для обозначения целого военного класса, как, например, Машауш — название одного ливийского народа, сокращенное до Ма, — использовалось в середине Третьего Переходного Периода. В эпоху персидского ига, начиная с 525 года, солдаты, занявшие Египет, несмотря на то что все они были различных национальностей, получили прозвище «персы». Во время правления Птолемеев этот термин, естественно, не отражал национальности нового греко-македонского военного класса, но он продолжал обозначать солдат (неважно, были они демобилизованы или нет) захватнической армии. После того как греки обосновались на египетской земле, прозвище — «потомок персов» — утвердилось за ними, а также распространилось по аналогии на всех людей, принадлежащих к военным семьям без уточнения профессии солдата как таковой. Такое название не так уж и безобидно, как может показаться на первый взгляд. Оно соответствовало определенному статусу, чья основная характеристика заключалась в принадлежности к царской военной службе. На самом деле, «потомок персов» обязан был вернуться в строй в любой момент, как только в этом возникала необходимость, а также он был лишен возможности воспользоваться правом убежища в том случае, если он пожелает укрыться в храме. Вопреки всем ожиданиям последнее исключение из правил стало преимуществом, позволяющим занимать деньги более простым способом, так как возможный кредитор был уверен, что сможет в любой момент добраться до должника и потребовать возврата долга в случае его невыплаты. Условие «потомка персов» представляло собой не что иное, как дополнительную гарантию, данную кредитору в случае займа. Эта гарантия, сначала остававшаяся только за настоящими отпрысками солдат, распространилась на всех носящих название «перс» вне зависимости от того, каким был их реальный статус. Также обнаружено множество документов, в которых упоминаются женщины, названные «персидскими женщинами» (персине). Такое обозначение просуществовало до римской эпохи вплоть до II века нашей эры, когда любой намек на военное происхождение этого слова уже давно исчез. Что касается Дионисия, его положение «потомка персов» соответствует еще довольно реальному статусу, так как он являлся сыном военнослужащего и сам сделал неплохую военную карьеру. Однако кажется, что Дионисий использовал эту характеристику для того, чтобы получить более легким способом заем. Он продолжал извлекать из этого пользу во время мобилизации, уже будучи призванным в пехоту, которая теоретически потеряла свое первоначальное значение.
В 106 году Дионисий перешел от статуса «потомка персов» к статусу «македонца», призванного в армию под командованием некоего Деметрия. Спустя год он был включен в полк пехотинцев, названный гегемония, под начальством гегемона (командующего) Артемидора. Несколькими годами раньше его старший брат Паисий поступил в кавалерийский полк в качестве «ливийца», что было продвижением вверх по служебной лестнице, так как обычно египтяне не допускались выше, чем в пехоту. Мы не знаем, что произошло с двумя братьями. Кажется, у Дионисия не было детей, которые бы его пережили. Потрясающе, что длинные списки займов пшеницы резко прерываются в 103 году в тот самый момент, когда многие военнослужащие были мобилизованы для войны, которую вела Клеопатра III в Сирии против своего сына Птолемея IX Сотера. Вероятно, что Дионисий исчез где-то рядом с горой Кармель или у Дамаска, с большим опозданием и сожалением вспоминая о горе Акорис, о своих священных крокодилах и ибисах.
Военная колония на юге Египта: Пафирис Чуть раньше 150 года царь Птолемей VI Филометор решил усилить военные поселения на юге от Фив. Он боялся быть застигнутым врасплох возможным вооруженным восстанием в старой столице Верхнего Египта, тогда как смерть наследного принца Эвпатора ставила под угрозу будущее династии. Ситуация осложнялась еще и непростыми отношениями с Сирией, в которой правили Селевкиды. Лагиды рассматривали возможность введения войск с целью возвращения потерянных полвека назад территорий. Сооружая преграды вокруг Фив, Лагиды надеялись таким образом избежать повторения серьезных возмущений, которые в конце царствования деда Птолемея VI привели к отделению юга страны. Для такого перераспределения сил были выбраны два места, расположенных на левом берегу реки в 30 километрах к югу от храмов бога Амона и его фанатичных последователей. Эти стратегические военные объекты находились: один на севере — Крокодиополь, который, как это можно предположить, покровительствовал храму бога-крокодила Собека, другой — на 14 километров южнее — Пафирис (название, обозначающее «жилище Хатхор») располагался на месте современной деревни Джебелейн («Две Горы»), Эти города, которые, несмотря на свое великое прошлое, теперь выглядят жалко, тогда переживали расцвет и административное покровительство, поскольку Пафирис был столицей специально созданного нома. Если Крокодиополь, в котором находилась самая большая часть военного населения, оставил после себя только незначительные руины, дома Пафириса в конечном счете сохранили даже после официальных и тайных обысков большое количество документов в виде папирусов, деревянных табличек, относящихся к пяти различным семьям, жившим там между 150 и 88 годами.{214}
Критянин в Египте: всадник Дритон{215} Один из самых замечательных персонажей, о котором рассказывают различные архивы, — Дритон, сын Памфила. Будучи гражданином единственного греческого города в Верхнем Египте — Птолемаиды, приписанной к дему Филотис, — Дритон обладал привилегированным статусом, которому завидовало большинство греков, обосновавшихся в Египте, имевших право причислить себя только к их родному городу или народу. Однако Дритон не забывал и своих глубоких корней, потому что в архивах он значится как критянин. Можно и проигнорировать подобное определение. «Житель Крита, Беотии, Македонии» или других не египетских стран — такое название употреблялось в большинстве случаев для административного удобства, поскольку позволяло в птолемеевском Египте включить того или иного жителя в военные списки. Но в данном случае Дритон, как и его сын Эсфлад, носил типично критянское имя, и у нас не возникает сомнений в его происхождении. Следуя эндогамной греческой традиции, в первый раз он женился на женщине по имени Сарапия, также жительнице Птолемаиды, и, судя по имени ее отца, она тоже была критянкой. В этом браке был рожден один ребенок, который дожил, по крайней мере, до совершеннолетия. Названный Эсфладом, так же как и его дед по материнской линии, он родился в 158 году, когда Дритону было уже около сорока лет. К этому моменту за спиной Дритона была долгая военная карьера, начало которой приходится примерно на 170 год, когда он уже достиг зрелости. Завербованный в кавалерию, Дритон служил сначала в гарнизоне своего города — Птолемаиде, иногда приезжая в Фивы. Мы точно не знаем, принимал ли он участие в шестой сирийской войне между 170–168 годами, после которой последовали жестокие репрессии на повстанцев. В любом случае, он стал офицером и был направлен в самое сердце Диосполя Парвы, находившемся на полпути между Птолемаидой и Фивами,
