стрелы новых авиационных рекордов — полеты в Арктику и через Северный полюс в Америку, беспосадочный рейс Расковой, Гризодубовой и Осипенко. Из тяжелых рам глядели портреты Чкалова, Байдукова, Юмашева, Громова и других героев, снискавших мировую известность.
Сюда, в этот клуб, впервые пришел несколько лет назад Виктор Волгин, здесь с боязливым благоговением всматривался он в модели самолетов, вместе с другими учениками знакомился с устройством «У-2» и «УТ-1», «уточки», как любовно называли этот самолет преподаватели и ученики аэроклуба. Отсюда же он поехал на аэродром для первого полета.
С волнением ходил Виктор по залам и кабинетам, заглянул в аудиторию. Да, не многое изменилось здесь, даже запах остался тот же — запах казеинового клея, которым склеивались нервюры учебного планера.
Виктор засмотрелся на диаграмму полетов, надеясь найти среди фамилий учеников знакомые, но ни одной не находил.
«Все разлетелись — кто куда», — подумал он с грустью и, услышав за спиной шаги и сипловатый бубнящий голос, обернулся. Через зал в сопровождении нескольких учеников, одетых в теплые комбинезоны и меховые сапоги, вразвалку шел старший инструктор Федор Кузьмич Коробочкин. Виктор сразу узнал его и невольно заулыбался. Ведь это Федор Кузьмич первый поднял его, онемевшего от новизны ощущений, в воздух.
Глаза Коробочкина, чем-то озабоченные и полные скучного раздражения, вдруг остановились на одетой в щегольскую авиационную форму фигуре Виктора. Рыжеватые сердитые брови удивленно потянулись вверх.
— Витька! Волгарь! — крикнул он и, протянув руки, замер на месте.
Продолжая улыбаться, Виктор подошел к бывшему своему учителю. Они обнялись, с силой тряся друг друга за плечи.
— Давно ждали тебя, Волгин, давно. Как же это ты, а? Слыхал я, в отпуск приехал и носу не кажешь — проведать стариков. Нехорошо, нехорошо, — осыпал Виктора упреками Коробочкин. — Загордел, зазнался… Стал классным истребителем, так теперь и не хочешь знать старых наставников.
Виктор смущенно оправдывался:
— Каждый день собирался зайти, Кузьмич. Да все некогда. Сам знаешь, попал к родичам…
— Знаю, знаю. Не хотел, и все тут… — Коробочкин с чуть приметной ласковой завистью оглядел подтянутую фигуру Виктора. — Вижу, брат, стал человеком. Вот, зеленцы, глядите, — кивнул он трем молодым, стоявшим неподалеку парням, невидимому рабочим, учившимся летному деду без отрыва от производства. — Такой же, как вы, был утюг, а теперь, вишь, лейтенант. Небось, эскадрильей командуешь?
— Только звеном, — поправил Виктор, краснея.
— Все равно. Будешь и полком командовать. Хотя о соколе судят по полету, — хлопнул Коробочкин Виктора по плечу. — У нас ты летал неплохо, а вот как там — не знаю.
— Говорят, и сейчас не худо, — сдержанно ответил Виктор. — Как ты тут, Кузьмич?
— Я, брат, старею. Видишь, потолстел, одряхлел. Боюсь, скоро летать не дадут…
В голосе Коробочкина послышалась горечь.
— Присох я здесь, в аэроклубе, до гробовой доски.
— Куда это вы собрались? — спросил Виктор, притворно равнодушным взглядом окидывая почтительно вытянувшихся пареньков.
— На аэродром. Нынче у нас два летных часа.
— Возьми меня с собой, Кузьмич, — неожиданно для себя попросил Виктор.
— Тебя? Это зачем же? Никак, полетать хочешь? — Федор Кузьмич замахал рукой: — Ну, брат, нет. Ты — гость у нас…
— Я не летать… Просто погляжу, — чуть слышно сказал Виктор, чувствуя неприятное смущение под взглядами учеников аэроклуба.
— Знаю, знаю… На самолет полезешь… Будешь выкаблучивать, а я отвечай за тебя…
— Ей-богу, не буду. Возьми, Кузьмич.
Коробочкин колебался: ему самому было интересно посмотреть, как летает его ученик.
— Знаешь что… Сходим к начальнику. Чтоб вернее было.
Начальник аэроклуба после долгих уговоров разрешил Виктору полет.
Виктор, с трудом сдерживая радость, переоделся в летный костюм.
— Аэродром наши хлопцы расчистили, как стеклышко, — рассказывал Федор Кузьмич. — Погодка чудесная. Погляжу, погляжу, чего ты достиг. Только извини: по-старому, на «уточке».
— Ладно. Я непрочь и на «уточке», — как бы нехотя согласился Виктор.
Через полчаса они были на аэродроме.
Яркий солнечный день, спокойное голубое небо с легкими белыми перышками прозрачных облаков на предельной выси уже вызывали в Викторе чувство, сходное с чувством опытного пловца, когда тот видит лазурную морскую даль.
«Сейчас я им покажу», — подумал Виктор и усмехнулся. Знакомый зуд уже разливался по его телу.
Серебристый «УТ-1», похожий на светлокрылую бабочку, стоял наготове у края взлетной, гладкой, как асфальт, площадки. Рядом, распластав куцые крылья, неуклюжим жуком темнел старенький, весь в масляных пятнах, рыжевато-коричневый «У-2», или попросту «примус», как в шутку называли его летчики.
Бензозаправщики кончили возиться у самолетов.
— На сколько можно? — спросил Виктор у Коробочкина.
— Не больше пятнадцати минут. Только без всяких там лихачеств. Две-три фигуры — и на посадку.
— Ну вот еще, уже и две-три фигуры… — запротестовал Виктор. — Сам же соглашался, Кузьмич.
— Машина для тебя незнакомая… Откуда я знаю, что у тебя на уме… А ежели что-нибудь… Упаси бог…
— Не доверяешь? — обиженно нахмурился Виктор. — Узнаю тебя, Кузьмич. Всегда ты боялся за меня… Чего тебе? Ведь разрешение есть.
— Я тоже немножко тебя знаю, — упрямился Кузьмич. — Разве я могу тебя стреножить в воздухе?
— Может, скажешь еще: вдвоем на «примусе» полетим? — ехидно заметил Виктор. — Я этих незнакомых по своим капризам самолетов столько облетывал…
Пока ученики аэроклуба с другими инструкторами расходились по учебным самолетам, Виктор, Федор Кузьмич и техник аэродрома тщательно осмотрели «уточку». Виктор проверил состояние мотора, плоскостей и шасси, повернул раза три винт, потом залез в кабину. Техник и Коробочкин запустили мотор. Он заработал четко и сильно.
«Хороший мотор», — определил Виктор и полушутливо отрапортовал Коробочкину:
— К полету готов.
— Только гляди, Волгарь, не выкаблучивай! — уже сердито предупредил Федор Кузьмич, силясь перекричать сдержанное фырканье мотора. — Выруливай.
— Не подведу, — улыбнулся Виктор, сидя в кабине и пристегиваясь ремнями.
Винт вертелся все быстрее, с легким завыванием, вея сильным нарастающим ветром и разметывая снежную пыль… Виктор, осторожно выруливая, прикидывая на глаз направление и длину площадки, плавно дал газ… «Уточка» сорвалась с места и стремительно понеслась…
Поднявшись на тысячу метров, Виктор сделал над городом два спокойных круга. Профессиональная привычка смотреть на все, что раскрывалось внизу, с точки зрения ориентиров, давно притупила в нем чувства, овладевающие человеком при первых полетах. Давно не испытывал он ни смешанного с восторгом замирания сердца, ни сладостного чувства парения, ни восхищения перед многоцветной панорамой земли.
Но на этот раз он с любопытством разглядывал размахнувшиеся вширь районы родного города,
