и запросто.
Алексей подошел к ней.
— Нина Петровна, а вы зачем здесь?
Он чувствовал, что глаза его сияют так же, как и глаза Нины.
— А мы, товарищ гвардии полковник, здесь на лекции. Собрали нас со всех дивизий к начсанарму. Вот наша медсанбатовская машина.
Нина весело и ласково смотрела на Алексея.
— Ну, и как лекция?
— Настоящая — профессорская, товарищ гвардии полковник… Давно такой не слышала, — ответила Нина.
— Слушайте… Прошу вас… — недовольно проговорил Алексей. — Обращайтесь ко мне хотя бы здесь без звания. Я хочу, чтобы мы здесь чувствовали себя обыкновенными людьми…
«Да, да», — ответил ее глубокий и немного грустный взгляд, но упрямые губы знакомо, решительно сомкнулись.
Оба они в эту минуту даже не успели подумать, что между ними лежала какая-то давняя, ими же самими придуманная условность. Повидимому, чтобы увести Алексея от готового вырваться при каждой встрече разговора о том, давнем, признании, она всегда старалась говорить с ним только на служебные темы.
— Все было как в настоящей аудитории, — оживленно рассказывала Нина о лекции. — И кафедра, и точное академическое время с перерывами, и седой профессор, только в военной форме с погонами генерала. А вы здесь надолго?
— Еще зайду в один отдел, и я свободен, — чувствуя необычную легкость, сказал Алексей. — А вы?
Нина так же непринужденно ответила:
— У нас еще два доклада. Один — до обеда, другой — после. Семинар закончится часов в семь вечера.
— Вот и поедем домой вместе? — предложил Алексей и засмеялся: — «Домой» — вы слышите, Нина Петровна?
— А что — не правда? Наш дом — это наша часть, — улыбнулась Нина. — Но у нас своя машина, Алексей Прохорович… И мне неудобно вас стеснять…
Алексей с волнением, как на птицу, которая вот-вот улетит, смотрел на Нину.
— Поедемте, Нина Петровна, прошу вас, — стал он упрашивать ее. — Я подвезу вас до самого санвзвода! Зачем вам трястись на вашем фургоне…
Она впервые видела его таким по-юношески жизнерадостным. С него будто спала угрюмая пелена. И это радовало ее и еще сильнее влекло к нему.
— Благодарю, товарищ полковник… Алексей Прохорович…
Она невольно кокетливо улыбнулась. Она не замечала, что в эту минуту была совсем иной, чем в санвзводе, что щеки ее покрылись горячим румянцем и голос звучал необычными, не повинующимися ей нотками…
— А где же я вас найду? — спросила Нина.
— Я буду ждать вас здесь, у машины, — сказал Алексей.
— Хорошо. Я приду, — согласилась Нина.
Алексей проводил ее до сельского клуба, где проходил семинар, и пошел в отдел кадров заканчивать свои дела.
Еще не было семи часов, когда он пришел в условленное место и с нетерпением стал ждать.
Он так задумался, глядя в противоположную сторону, что не заметил, как Нина сзади подошла к нему.
— Вот и я… Вы давно ждете? — услышал он ее голос.
— Нет… Всего минут пять, — солгал Алексей: он уже с полчаса ожидал ее.
— Я все-таки хочу ехать вместе со всеми, товарищ полковник, — сказала Нина.
— Ну, почему же? — обиженно спросил Алексей, и лицо его сразу потускнело. — Едемте, едемте… Садитесь, пожалуйста…
В его глазах было столько искреннего огорчения, что Нина упрекнула себя в жестокости. Но она боялась, что Алексей опять заговорит о своих чувствах, и согласилась не сразу:
— Хорошо, Алексей Прохорович. Я еду с вами.
— Вот так лучше, — пробормотал Алексей.
Шофер открыл дверцу своей кабины, зная, что начальник политотдела, как всегда, сядет рядом с ним. Но сейчас, усадив Нину, Алексей замешкался в нерешительности. Сержанту-шоферу пришлось захлопнуть свою дверцу. Алексей сел рядом с Ниной.
Минут пять они ехали молча. Алексей делал вид, что озабоченно смотрит на выстилавшуюся впереди дорогу… Лицо его снова стало угрюмым, брови насупились. Он с напряжением ловил нить разговора.
— Чем же закончился семинар? — наконец спросил он.
— Лекцией о первой обработке ран, — обрадовавшись, поспешно ответила Нина. — Дельная лекция, но ничего нового… А вот лекция начсанупра была замечательной…
Она с любопытством покосилась на него, на его еще больше побелевшие виски.
Он продолжал смотреть вперед, сжав губы. Машину легонько покачивало. Лучи склоняющегося к закату солнца пронизывали боковое окошко, бледно золотили аккуратно убранные под пилотку пепельно- русые волосы Нины, отсвечивали на звездочках ее погонов. По сторонам бежали назад уже знакомые Алексею дубы, залитые вечерним солнцем полянки, полуразрушенные хаты со снесенными крышами…
— Нина Петровна, вы ничего не сказали мне, как у вас дела в санвзводе, — вдруг заговорил Алексей. — Ведь я давно у вас не был.
— Живем спокойно. Раненых нет. Работы мало, — ответила Нина. — Ждем, когда опять пойдем вперед.
Он прямо взглянул в ее глаза. Она отвечала попрежнему скупо, почти официально.
— Знаете, о чем я думаю все эти дни, перед новым наступлением? — неожиданно спросила Нина.
— О чем?..
— О судьбе вашего сына…
Алексей вздохнул: вот и Нина напоминает ему о сыне.
— Ребенок, наверное, погиб тогда же, во время бомбежки, и все надежды, что он жив, — слабое самоутешение, — ответил Алексей.
Она смотрела на него с сочувствием.
— А мне кажется, вы найдете его, обязательно найдете! — убежденно проговорила Нина.
— То же самое говорят мне все. Всем хочется, чтобы я нашел сына. Даже бойцы в полках интересуются…
Они доехали до развалин хуторка, стоявшего в лесу. Шофер остановил машину, пошел к колодцу с высоко поднятым «журавлем».
Алексей и Нина вышли из машины. Солнце уже заходило, все вокруг заливала мягкая синева. Из густой чащи доносилось звонкое стрекотание, раскатистый соловьиный свист.
— Алексей Прохорович, как здесь хорошо! — вырвалось у Нины. — Вы только взгляните, какая здесь лужайка!
Они отошли на несколько шагов от дороги и, пока шофер наливал воду и возился с ослабевшим скатом, вошли в лес. Их плотно окружили старые чернокорые ясени и дубы.
— Какая красота! — воскликнула Нина. — Где еще может быть такая прелесть. Воздух-то какой… Как хорошо! Как хорошо!
Алексей остановился, дыша мерно и глубоко, словно пытался вобрать в себя весь лесной пахучий воздух.
Нина стояла совсем близко от него. Он видел ее порозовевшие щеки, странно блестевшие глаза. Нет, еще ни разу она не казалась ему такой близкой!
