Парася.
Алексей растерялся: он совсем не ожидал этого.
— Вы не волнуйтесь. Я же не отнимаю его у вас. Сначала мы установим… Успокойтесь, — повторял Алексей и обратился к Марине: — Позовите ребенка, прошу вас…
— Андрийко! Андрийко! — позвала Марина.
Парася продолжала плакать.
Мальчик подбежал к ней, исподлобья глядя на Алексея черными блестящими глазенками. Алексей невольно зажмурился: на него глядели знакомые когда-то любимые глаза… А может, это только показалось ему?..
Алексей, плохо соображая, что же надо говорить и как поступать дальше, попросил:
— Вы разрешите взглянуть, есть ли у мальчика родинка?
Горло его сжималось, он с трудом сдерживал себя.
Марина притянула Андрийку к себе, откинула спадавшую на его лобик шелковистую прядку, и Алексей увидел родинку. Но и на этот раз он справился со своим волнением: ведь родинка еще не все!
Алексей встал с бревна, отошел в сторону. Плечи его согнулись… Он видел перед собой глаза Андрийки: они были самым сильным доказательством. И не ему нужны были теперь другие доказательства! Ему хотелось только оправдаться перед Парасей в том, что он хотел взять у нее ребенка, которого она выходила, выкормила, которому отдала три года своей жизни.
Марина и дед Олексо все еще с недоверием смотрели на Алексея. Парася перестала вытирать слезы и только прижимала к себе и целовала Андрийку. Мальчик был встревожен странным поведением взрослых и готов был расплакаться.
— Як же ты его не виддашь, — тихо сказала Парасе Марина. — Ежели вин его, нехай бере…
— Ой, важко, тетка Марина… Ой, як важко. Я ж его полюбила, — повторяла Парася и, еще раз поцеловав Андрийку, опустила его на землю: — Як бы ж воно само сказало: кто его батько та маты…
И опять слезы ручьями полились из ее глаз. Но вот она вытерла их, задумалась.
— Тетка Марина, — немного погодя более спокойно заговорила она. — Мабуть, така наша доля. Там, в оклунке, у меня сховано одеяльце, в яком я найшла Андрийку, и две пеленки. Покажите их тому человику. На одеяльце есть якась метка. Може, вин сгадае…
Марина живо развязала мешок, вынула оттуда байковое выцветшее одеяльце, чистые полуистлевшие от долгого употребления пеленки.
— Товарищ начальник, пидойдить сюды! — кликнула Марина стоявшего невдалеке Алексея. Тот подошел. Глаза его смотрели сурово и смущенно.
— Извините меня, Парася. Я причинил вам много волнений, — сказал он. — Я понимаю, вы сильно привязались к ребенку. Пусть он пока остается у вас. Вы хорошая мать… Я отдам вам все, что у меня есть. Вы еще подумаете… Ведь я в самом деле ищу своего сына и хочу его найти… И я убежден, что это он и есть… Но мы разберемся после… Теперь-то будет для этого время. Я еще заеду к вам…
— А ну-ка, добрый человик, подывытесь сюды. Це не ваше? — спросила вдруг Марина, подавая Алексею одеяльце.
Алексей схватил его, развернул… На одном уголке его стояли вышитые Кето красной, давно выцветшей нитью инициалы: «А. В.».
— Вот видите, Парася… Эту вещь я хорошо помню, — сказал Алексей, подняв голову. — И эти буквы. Теперь уж ничего не поделаешь. Придется решать, как быть.
— Та як быть. Раз вы батько, то и берите своего сыночка, — решительно заявили Марина. Ведь это же такое счастье! Андрийко, а ну, пиды сюды! Ото-ж, проказливый хлопец.
Она взяла ребенка на руки, поднесла к Алексею.
— Андрийко! Ось гляди. Це твий батько найшовся!.. Чуешь?
Не боясь теперь испугать ребенка, Алексей потянулся к нему, но Андрейка стал хныкать, упираться.
Алексей, давно не державший на руках детей, все-таки взял его, неловко прижал к себе и поцеловал в щеку. И вдруг отвернулся и по-мужски скупым жестом вытер глаза…
Марину, Парасю с Андрийкой и деда Алексей отвез в их село. Но какое это было село! Только теперь Алексей внимательно разглядел его и содрогнулся: от трехсот дворов не осталось и сотни…
Женщин с ребенком надо было куда-то пристроить. При помощи того же деда, охотно сопровождавшего его всюду, Алексей разыскал недавно вернувшегося в село председателя сельсовета, переговорил с ним.
Марину с Парасей, как и других оставшихся совсем без крова жителей, было решено разместить по уцелевшим хатам.
Многие не захотели уходить от своих пепелищ и уже устраивались на житье по погребам и на скорую руку собранным из оставшихся досок и плетней шалашикам…
— Вон сколько надо строить, — поведя рукой, озабоченно, но без уныния в голосе сказал Алексею председатель сельского совета. — Больше чем полсела из золы надо поднять. Но ничего… Построим… Лесу у нас хватит. А для Параси, конечно, поторопимся особо. В этом не сомневайтесь. И за парнишкой всем колхозом приглядим. Вы месяца через два к нам приезжайте, товарищ полковник, — поглаживая партизанскую — во всю грудь — и черную, как уголь, бороду, пригласил председатель. — Села нашего тогда не узнаете… Люди теперь до работы будут особенно охочие: как возьмутся, только стружки полетят.
Алексей торопился. Отдав Парасе и Марине все деньги, какие были при нем, он тут же при всех благодарно поцеловал обеих женщин, сказал:
— Спасибо вам, хорошие люди. Я вас никогда не забуду. Через неделю, а может быть, и раньше, восстановят железную дорогу, из Бобруйска на Гомель пойдут поезда. И я вас прошу, Парася, сделать еще одно доброе дело для меня и ребенка. Поезжайте в Ростов, к моему отцу, отвезите Андрюшу (Алексей все еще не решался при Парасе называть мальчика его настоящим именем). Поездку я устрою, и вам не придется много хлопотать. Как только пойдут поезда, возьму отпуск дня на три, приеду к вам, соберу вас в дорогу, отвезу в Бобруйск и посажу в поезд… Согласны?
Алексей решительно и настойчиво смотрел на Парасю.
Уже успокоившаяся и примирившаяся со всем Парася взглянула на Марину. Она привыкла во всем советоваться с теткой и поступать так, как она скажет.
— Поезжай, Парася, — просто посоветовала суровая Марина. — Отвези дытыну до ридного дому. Зробым все для этого человека…
— Ото ж. И я того хотела, — согласилась Парася, и добрые карие глаза ее особенно тепло засветились.
Алексей еще раз поблагодарил женщин.
Парася и Марина стояли у входа перенаселенной погорельцами хаты, прощально, с искренним участием и сожалением смотрели на него.
У ног их лежали узелки со скудными пожитками.
Андрийко стоял у ног Параси, прижимаясь к коленям, все еще пугливо и в то же время с непостижимым выражением детского любопытства смотрел на Алексея.
Такими и запомнились эти простые, скромные, щедрые на доброту женщины Алексею…
Через час он снова погрузился в свои обязанности и заботы. Наступление продолжалось безостановочно.
Полк Синегуба он нашел в селе под Барановичами. Здесь Алексей окончательно убедился, что судьба Леши интересовала не только его одного.
Он почувствовал это, как только попал в батальон. Генерал Колпаков, которому он позвонил, поздравил его от всей души, полковник Синегуб и майор Соснин выпили по походной чарке на минутном привале. Капитан Гармаш, встретившись с Алексеем, кинулся к нему в объятия. Таня и Нина, выслушав рассказ о том, что произошло в партизанском городке Берложоне, всплакнули.
Общая радость эта совпала с новой большой победой: на другой день советские войска вошли в Минск, и двадцатичетырехкратные пушечные залпы прогремели из Москвы на весь мир.
А через две недели, когда советские войска подходили к границе, Алексей узнал, что из Бобруйска на Гомель пошли первые поезда. Получив трехдневный отпуск, он съездил в Вязну и лично сопроводил Парасю
