— Реже! — мрачно скомандовал человек в шинели, пытаясь сделать шаг колонны размеренным и четким, и сам высоко выбрасывал и твердо ставил левую ногу. Но колонна частила и сбивалась.
пропела колонна и по команде «группа, стой!» нечетко остановилась перед флагштоком.
Секретарь горкома комсомола, стоя в автомобиле, произнес речь о значении лыжного спорта, о физической закалке молодежи, о необходимости быть готовыми ко всяким лишениям и неожиданностям. Речь свою он прокричал, картинно выбрасывая руки, подаваясь вперед всем туловищем, словно собираясь выпрыгнуть из автомобиля.
— Виктор Волгин, ко мне! — вызвал командир колонны, когда секретарь закончил свою речь.
Виктор вышел из строя.
— Вы будете идти в голове колонны! — приказал командир.
Он сказал еще что-то, чего Таня не расслышала. Таня лишь заметила, как брат смущенно заулыбался.
По команде лыжники растянулись редкой цепочкой, стоя в затылок друг другу. Все приладили лыжи. Секретарь горкома комсомола, представители физкультурных обществ вместе с командиром колонны обошли растянувшийся строй. Заиграл оркестр, послышалась команда, и колонна медленно тронулась в путь.
Город давно остался позади. Вокруг лежала степь с торчащими кое-где из глубокого снега сухими будыльями подсолнуха и кукурузы, острыми и гибкими прутьями краснотала в ложбинах, у скрытых под сугробами ручьев.
Впереди, за насыпью железной дороги, в глубокой балке, синела роща, отливая багрянцем молодого краснокорого лозняка. А еще дальше маячили курганы, словно седые головы зарытых в землю великанов. У края рощи отсвечивали на солнце окна белых домиков пригорода, дымила высокая труба завода, а у самого горизонта, в мягкой сиреневой мгле, утопала станица с белой высокой колокольней.
Колонна лыжников перевалила через железнодорожную насыпь и вышла на склон глубокой балки. Ровный, не тронутый ветром чистый снег лежал широкой скатертью, и ноги лыжников двигались без всяких усилий.
— Не опережать друг друга! Не обгонять! — скомандовал вожатый, поровнявшись с Таней, и сердито взглянул на нее. Он словно летал на своих длинных, тонких лыжах и каким-то образом всегда успевал обогнать колонну.
«Как бы не так, буду я плестись позади Тамары», — подумала Таня и, как только командир поотстал, чтобы подтянуть слабых ходоков, и впереди идущие лыжники побежали быстрее, нажала на лыжи.
— Татьяна, ты куда? — послышался испуганный голос Маркуши.
— Ползи ты, Маркуша, черепахой, а мне надо скорее! — задорно крикнула Таня и, оглянувшись, помахала варежкой.
Обогнав Тамару и Валю и еще кого-то из студентов, не обращая внимания на грозные окрики командира, подгоняемая безудержным озорным чувством, Таня помчалась вперед. Сердце ее дрогнуло, когда слева мелькнул синий берет. Она заметила: Виктор и Юрий скользили свободно, не ускоряя хода, не желая отрываться от колонны. Она не обернулась к Юрию, хотя скорее угадала, чем увидела, серьезное и чуть изумленное выражение на его слегка зарумянившемся лице.
Тане показалось, что он что-то крикнул ей вслед. Она не обернулась и на крик брата. Остро пощипывающий ветерок свистел в ее ушах. Она почти не пользовалась палками, потому что склон становился все круче и лыжи сами несли ее с нарастающей быстротой, взметывая радужно искрящуюся на солнце снежную пыль. Сердце Тани замирало от быстрого скольжения.
«Как хорошо! Как хорошо! Он все видит. Ну и пусть… Быстрее, быстрее! — вилась в голове мысль. — Он не подошел, ну и наплевать. Кто же это кричит так громко? Не Юрий ли? Нет, это не его голос… Пусть кричат, пусть догоняют… А я вот так — еще быстрее… Вот так, вот так… Эх!»
Ровный наст стал перемежаться косыми, пологими сугробами. Несколько раз Таню подбрасывало, словно на качелях, но она крепко держалась на лыжах, летела птицей, подогнув колени и подавшись туловищем вперед.
Позади послышался легкий шелестящий звук, чье-то дыхание: кто-то настигал ее.
«Если бы это был он!» — подумала она, но не оглянулась. Взор ее был устремлен вперед, на плоское дно балки, по которому тонкой ниткой вился обтаявший теплый ручей, на стремительно несущиеся навстречу черные, словно обугленные кусты терна.
«Надо затормозить… Э, да все равно!» — подумала Таня и нажала влево, чтобы обогнуть куст. И вдруг перед ее главами распахнулась затянутая голубой тенью пустота, и жуткое и в то же время сладкое чувство, какое бывает при падении качелей вниз, сжало ее сердце…
Резкий толчок подбросил ее, как мяч, затем ноги с лыжами снова куда-то провалились, снежный вихрь окутал ее, и она покатилась вниз вместе с рыхлыми комьями сыпучего шелестящего снега…
Она не сопротивлялась падению, не чувствовала боли и тяжести лыж и, как только остановилась в беспорядочном кувыркании, тотчас же сделала усилие, чтобы встать, и не смогла. Глубокий снег обнимал ее онемевшие ноги холодной покойной тяжестью, она барахталась в нем, увязая все глубже.
Наконец она разлепила запорошенные снегом глаза, увидела терновый куст, потянулась к нему рукой и захохотала. И в ту же минуту над ней склонилось испуганное, бледное лицо Юрия.
— Вы не ушиблись? — тяжело дыша, спросил он. — Давайте руки!
— Не трогайте меня: я сама, — отфыркиваясь, ответила Таня.
Но он уже схватил ее подмышки, потянул из сугроба. Она не сопротивлялась. Двое лыжников стояли на краю обрыва и что-то кричали, размахивая руками. В одном из них Таня узнала Виктора.
— Цела? — крикнул Виктор и прыгнул вниз.
— Цела! Даже лыжи целы! — ответил Юрий, и в голосе его Таня услышала радость. — Не ходите сюда, увязнете. Я ее сам вытащу. Скажите же, как ваши ноги? — спросил он, близко наклоняясь к Тане и тревожно заглядывая ей в глаза. — Ох, и достанется же вам от Петра Ефимыча!
— А кто такой Петр Ефимыч?
— Командир нашей колонны.
Юрий отстегнул от Таниных ног чудом уцелевшие лыжи, ловким взмахом выбросил их наверх. Потом он легко поднял Таню и понес. Она невольно ухватилась за его твердую шею и совсем близко увидела его покрасневшее лицо. Мелкие капельки растаявшего снега блестели на подбородке Юрия.
— Пустите же, — сердито прошептала Таня, пытаясь стать на ноги. — Пустите. Я совсем не ушиблась.
Но Юрий крепко прижал ее к себе, покачиваясь, увязая по пояс в снегу. Левая рука его сжимала ее ноги у коленей, правая лежала подмышкой, касаясь груди. Таня ощутила новое, еще не испытанное, смешанное со страхом, пронизывающее чувство и закрыла глаза.
Не выпуская ноши, Юрий закинул ногу, словно на высокую ступеньку крутой лестницы, и крикнул Виктору:
— Дайте руку! — и когда тот протянул руку, качнулся вперед, поймал ее, вскарабкался на сугроб. — Все в порядке. Получайте вашу сестру.
Таня стояла на гребне гулкого, как мост, покрытого твердой коркой сугроба, отряхиваясь от снега.
— Главное — ноги… Ноги целы? — помогая сестре, запыхавшись, спрашивал Виктор.
— Как видишь, стою, — ответила Таня и засмеялась.
