сил, как только решил – в каком направлении, не обращая после этого внимания на то, что делалось наверху.
Прошло время. Внезапно снег под ногами зашуршал. Попал! Он стал лихорадочно выгребаться из потока, надеясь, что гребет в нужном направлении. Вправо, вправо. Где право?
Снег остановился. Лавина прокатилась дальше. Дмитрий тяжело дышал, зарытый по пояс в снег. Затем он услышал многократно отраженное эхо.
Отдышавшись, он вытоптал вокруг себя небольшую площадку и сел удобней. Лихорадочная пробежка отняла много сил. Он опять посмотрел наверх, на скалы. Карниз? Или камни? Какая разница? Нужно убираться отсюда, пока еще что-нибудь не свалилось.
Это была приличная лавина. Он специально отклонился от пути, чтобы встать на нее ногами. Твердая. Он осмотрелся вокруг. Солнце уже оживило готовящуюся к теплому дню округу. Тишина.
Вот так он когда-нибудь умрет, спрессованный внутри такой лавины. На плоском дне ледника, окруженный покрытыми льдом и снегом вершинами. Никто его здесь не найдет, а в один день остатки его тела покажутся наружу и будут растасканы птицами и смыты талой водой. Хорошая будет смерть. Дмитрий направился к камням морены.
Подойдя к палатке, он осмотрел ее со всех сторон, затем открыл молнию входа. Все на месте. Он не испытывал ни сильной усталости, ни большого облегчения. Залез внутрь и лег поверх расстеленного спального мешка. Хорошо. Тело погрузилось в мягкость, по которой соскучилось на горе. Он закрыл глаза. Нужно дать знать о себе. Он потянулся, достал из бокового кармана палатки рацию и проверил ее. Работает. Связь в двенадцать часов.
Через двадцать минут он вышел наружу, вскипятил чай, расстелился на редкой зеленой травке поляны и с удовлетворением ощутил состояние полного расслабления и счастья. Он был хорошо осведомлен о том, как быстро оно проходит, и наслаждался им не спеша и умело.
За перегибом гудел полный ручей, уже готовый стать шумной горной рекой чуть-чуть ниже, метрах в пятистах, у слияния. Дмитрий подставлял лицо появляющемуся в просветах белых облаков солнцу, одинокий человек в безлюдном ущелье на границе миров. Он только что вышел из мира наверху. Там на покрытой льдом макушке вершины сложенный его руками тур обдувается холодным северо-западным ветром. Там сейчас некого обдувать. Там тяжело дышать и пальцы рук не перестают мерзнуть под двумя слоями перчаток. Там сейчас некому дышать и ничего не мерзнет. На снежном склоне у начала маршрута в тишине безветрия теряют форму под солнечными лучами его спусковые следы. Начала таять едва не сбившая его лавина. После пяти дней, проведенных наверху, каждая клетка тела тянулась к теплу безмятежного полуденного воздуха. Вот за этим он, наверно, пришел сюда, в это ущелье. Здесь, на границе, настоящая, полная смысла жизнь.
Он не спешил вниз. Там его мама просыпается каждое утро с тихой молитвой о сыне. Нетвердо помнящая, где он сейчас, но твердо знающая, что он не с ней, а далеко-далеко. Там две души на его попечении. Неожиданно подросший сын и неожиданно повзрослевшая жена. Он скучал по ним, хорошо осведомленный о непостоянстве и этого чувства. Надеясь на его непостоянство. Надеясь на то, что ему скоро захочется вернуться опять сюда. Он вынужден спускаться, природа не приспособила его для постоянной жизни здесь. Ему необходимо восстановиться. Набрать вес, накопить тепло, накопить желаний и амбиций. Чтобы было что растрачивать.
Он открыл глаза. Двенадцать тридцать. Проспал. Он быстро включил рацию. Тишина. Следующая связь в пять часов.
К вечеру следующего дня показался караван из трех лошадей с сопровождающим. Экспедиция закончилась.
От окна кухни по полу стелился холодный воздух, неприятный для ее голых щиколоток. Вот и наступила опять пора носить дома носки. Мария закрыла дверь кухни и подошла к окну. Красивый закат. Там холодно и красиво. Она прикрыла окно, оставив небольшую щель.
На сковороде задымил подгоревший лук. Мария убавила огонь, размешала лук, подошла опять к окну и приоткрыла его чуть шире. Она увидела, как Павел вошел во двор, и задержала взгляд на его слегка сутулой фигуре, пока он не исчез в подъезде. Она повернулась лицом к плите. Подгорелый лук продолжал дымить.
Он рано сегодня. Она тоже рано. После работы сразу домой, никуда больше идти не хотелось. На базар нужно было зайти. Это она обнаружила, когда открыла холодильник. Чем его сегодня накормить? В голове появился план.
– Ты картошку будешь? – спросила она, открыв мужу дверь.
Он кивнул утвердительно головой и пошел переодеваться. Мария вернулась на кухню к догорающему луку. Тьфу. На губах его задумчивый поцелуй. Он всегда становится грустным, когда Дима долго не возвращается с гор. Посерел, похудел немного. На свежем воздухе мало бывает. Она отставила сковородку от огня и продолжила нарезать картошку.
Павел ел без аппетита, знакомый отсутствующий взгляд.
– Вкусно, – прозвучало с большим опозданием.
Все равно не скажет. Мария легко подавила в себе озабоченность.
Павел посмотрел ей в глаза.
– Как ты сегодня?
– Хорошо. А ты как? Ты сегодня раньше с работы?
– Чуть раньше ушел. Надоело.
– У тебя вид усталый.
– Спал ночью плохо. Нужно пораньше лечь сегодня.
Один из дней, когда ее муж выглядит старше. Когда она не может не заметить это вопреки желанию. Малознакомое поблекшее лицо, которое, она надеялась, исчезнет завтра, когда он выспится и отдохнет. Она не хотела начинать к нему привыкать. Еще не время.
А что происходит на моем лице? Она надеялась, что больше никто на свете не вглядывается в него так же пристально, как она. Настойчивым, затуманенным взглядом. Она отгоняла назойливую мысль, что видит не то, что отражается в ее зеркале. А лицо, которое навсегда запечатлелось у нее в голове. Это лицо ни в коем случае нельзя потерять, забыть.
Все равно не скажет. В своих мыслях. Она догадывалась, что мужа тоже стало волновать его лицо. По-особому волновать. Думает о нем чаще, посмотрелся в зеркало в спальне. Посерел.
– Ты сегодня хорошо выглядишь.
Этим словам она всегда верила.
– Хочешь еще немного? Остатки?
Теперь она не могла представить другого мужа для себя. Всегда могла, почти не затрудняясь, в любой момент. До самого недавнего времени. Когда она не пугалась отражения в своем зеркале. Удивительно, но забыла, не помнит совсем, каким он мог бы быть. Другой мужчина. Исчез, как будто его никогда не было. Довериться другому мужчине. Смешная мысль. Никому больше она не сможет никогда довериться.
– Чай будешь? Еще осталось немного пирога.
В воскресенье она вдруг решила испечь яблочный пирог. Так, как он его любит. Почти всегда не так, как она. Она останавливала себя в ключевых моментах. Столько яблок, столько сахара. Как испечь. Это очень важно. С сухой, немного жесткой коркой. Слишком жесткой и сухой для ее рта. Она получила от этого удовольствие. Когда открыла духовку и увидела темно-коричневый цвет. Как раз. Он его плохо ест. Обычно пирог исчезает за два дня.
– Тебе нравится мой пирог?
– Очень вкусный.
Крошки обильно падали на стол. Слишком большой кусок отрезала. Она видела это по его лицу. Ничего не скажет. Нужно было два маленьких. Иногда она любила его подразнить. И сделать вид, что он любит большие куски. Смотри, как удобно!
Она училась не отгонять мысли о счастье. Они чувствовали себя все свободней и привычней в ее голове. И незначительней. Подходит к концу день привычных дел, нескольких поцелуев, значимых прикосновений. Неуместно задумываться о счастье в такой. Похожий на вчерашний и, бог даст, завтрашний. Грешно.
Она грешила раньше. Где мое счастье? Тогда между ними всегда присутствовала тень другого мужчины. Тогда она оглядывалась вокруг себя и не находила никого. Дуреха ты, дуреха. Счастья захотела.
– Дима уже приехал?
– Нет еще. Наверно, скоро.
– Как его Тамара отпускает?
– Сама знаешь как. Куда она денется? Знала, за кого выходила.
– Откуда она знала? Вышла девчонкой.
– Ты тоже вышла девчонкой.
– И я не знала. Как у них?
– Сама знаешь. Не похоже, чтобы она была очень счастлива. Пацан их держит пока. Ожидает чего-то. Непонятно чего. Дима никогда не притворялся. В этом его обвинить нельзя.
– Захотел себе молодую жену?
– Наверно. Почему бы и нет?
Кто бы мог им быть? Никто другой? Веселое усатое лицо с небольшим шрамом на щеке. Интригующим. Почему у нас не получилось? Из-за меня. Из-за меня? Почему я сделала такой выбор? Она не сомневалась в том, что выбор был ее. Почему? Потому что выбирала не двадцатилетняя девчонка, а та, которая всегда живет во мне. С которой я родилась. Мудрая и острожная. Правильный выбор она сделала. А вдруг?
Мария улыбалась внутри, не подозревая, что ее выдают огоньки в глазах. Павлу приятно было их видеть. Он радовался их участившимся появлениям. Будут еще ужины, яблочные пироги. Теплое, мягкое тело. Прощающее и умудренное. В их уютной кухне, в многоквартирном доме, в утихающем на ночь районе большого города.
Ночью к ним обоим пришло желание. Нечастой силы и свежести. Павел ласкал грудь жены. Не растерявшую совсем свое девичество грудь. В его глазах. Под ней стучало гулко ожидающе сердце. Самое близкое на свете сердце. Малознакомой умудренной земной женщины.
Нет в мире аэропорта жарче, чем в родном городе. И более медлительного персонала. В душном салоне Дмитрий наблюдал через окошко вместе с остальными пассажирами, как люди снаружи неспешно и, казалось, безучастно приготавливаются к тому,
