каждом своем движении, тревожась одновременно о прочности льда под острыми клювами молотка и ледоруба и о правильной позиции передних зубьев кошек, он совершенно утратил чувства времени и расстояния и, остановившись перед первым скальным участком, который нельзя было обойти по льду, затруднялся оценить пройденный путь и затраченное на него время. Ночевка скрылась позади, следующим надежным ориентиром могла служить только знаменитая горловина в нижней части купола.
Горловину нужно проходить в первой половине дня, он уже опаздывал это сделать. Большую часть северной стороны купола вершины прорезает сверху вниз перевернутый гигантский конусообразный желоб, оканчивающийся десятиметровым сужением. После двенадцати часов, в ясный день, нагретые прямыми лучами солнца, камни макушки начинают вытаивать изо льда и соскальзывать вниз. Ускоряемые земным притяжением, эти камни собираются в узкой части природного мусоросборника, на выходе из него отрываются в воздух, пролетают в свободном падении и бомбардируют ледовые склоны у основания стены. Место известно как Горловина Шести – в память о шестерке альпинистов, сорванных в нем камнепадом. Их могилы встречают поднимающихся по тропе в ледовый цирк вершины. Репутация участка не останавливает восходителей, неизменно соблазняющихся его технической легкостью. Справа и слева он окружен скальными нависаниями, на которые ни у кого после стены уже не остается ни сил, ни терпения.
Судя по характерному гулу, он находился недалеко от горловины, но до нее еще предстояло добраться. Очередное препятствие, скальный участок пятнадцати-двадцати метров длиной, глазу казался довольно простым, но сердце не легко было в этом убедить. Вчера он проскочил бы этот участок, не снимая кошек, сегодня это не представлялось возможным. Он подошел к скале, заткнул ледоруб за лямку рюкзака и взялся правой рукой за выступ, затем освободил от ледового молотка левую руку и нашел ей другой выступ. Аккуратно выбирая зацепки, он поднялся еще немного, пока ноги не оказались у границы льда и скал. Два френда погрузились глубоко в трещину, он пристегнулся к ним. Теперь можно было снять кошки. Одна за другой они отошли от ботинок и были привязаны поверх рюкзака. Влажные ботинки доставили немного беспокойства на заглаженных скалах. Осторожно он достиг верхнего края участка, снова надел кошки и встал на лед.
Больше выходить на скалы в тот день не пришлось, он прокладывал едва заметный след по прочному, некрутому льду, останавливаясь часто для короткого отдыха. Горловина гудела в полную мощь к тому времени, когда он достиг ее. Вырывающиеся из сужения камни издавали низкий, вибрирующий звук, пролетая высоко над его головой. Его день завершился, несмотря на то что невидимое солнце, наверно, только перевалило через зенит. Под прикрытием скального карниза он стал устраиваться на висячий ночлег.
Он с облегчением освободился от рюкзака и закрепил его в стороне. Затем организовал самостраховку и не спеша выбрал участок прочного льда для ледобура. Временем он располагал. Закрутив ледобур, он осторожно вынул из рюкзака палатку и сложил ее специальным образом. Получился хороший гамак – он в очередной раз похвалил умные головы конструкторов. К ледобуру был пристегнут один конец гамака. Для другого конца он, так же тщательно, приготовил два спаренных френда. Провозившись немного со шнурами, он подвесил гамак, осторожно погрузился в него, попробовал вертикальное и горизонтальное положение тела и остался довольным.
Солнце между тем на короткое время осветило его укромный уголок и снова скрылось за скалами. От погруженной в сверкающий, прозрачный воздух горной страны веяло холодным спокойствием. Вглядываясь в появившиеся на горизонте перистые облака, частые предвестники надвигающейся непогоды, он думал о том, что хороших дней осталось уже совсем немного. Лето закончилось, в приближении первого снега оживленный район быстро опустел. Люди устремились подальше от посуровевших гор в еще полные тепла и щедрот природы долины. Его от тех долин отделяли многие дни и недели.
Оставалось только вскипятить воду, выпить чай и съесть свой пакет. Он долго и безуспешно пытался вырубить небольшую выемку во льду, чтобы поставить в нее горелку. Неглубокий лед откалывался непредсказуемо. Утомившись, он оставил эту затею, уселся ровно в гамаке, устроил горелку на коленях, зажег, поставил на нее кастрюльку со льдом и долго сидел в напряжении, следя за тем, как лед превращается в воду и вода подходит к кипению. Разделавшись с ужином, он залез в спальный мешок, растянулся во весь рост в гамаке, прикрыл себя сверху краем палатки и приготовился дожидаться наступления следующего дня. Заходящее солнце окрашивало округу в нереальной сочности и силы краски, которые после прихода темноты еще долго оставались в его усталых глазах.
К полуночи холод опять сковал камни, и горловина затихла. Наступило самое подходящее время для прохождения опасного участка. Сон не приходил, усталости уже не чувствовалось. Правильным решением было бы быстро собраться, проскочить горловину и подыскать хорошее место для палатки. Если верить описанию, в пяти веревках выше есть подходящая площадка. У него был с собой налобный фонарик на тот случай, если лунного света окажется недостаточно.
Ночные выходы он совершал редко и неохотно. Только когда это абсолютно необходимо, он мог заставить себя открыть глаза в темноте, преодолеть сопротивление непробудившегося тела, покинуть тепло спального мешка и одеться в холодную одежду. Одетый и совсем не сонный, в ту ночь он не чувствовал в себе желания очутиться на склонах купола одному, в темноте. Подъем на пять веревок может вполне занять весь завтрашний день, судя по темпу прошедшего дня. Он помнил, что ледовый склон в этой части становится круче. Не желая открывать глаза, он решил, что двинется вперед, не теряя времени на завтрак, как только начнет светать. Тишина цирка изредка нарушалась далекими камнепадами. Утомляемый мыслями и неудобством ночлега, он стал впадать в состояние полудремы. Возбужденный мозг перенесся к началу его одиссеи.
2
Годы, прошедшие со времени разрушения его прежней жизни, казались уже вечностью. Он все так же неохотно вызывал память о тех событиях. Малодушные мысли не посещали его даже в моменты наибольшего отчаяния, возможно, потому, что среди терзающих чувств не было одного из смертельных – вины. Пришедшее скоро осознание безвозвратности потери надолго осталось источником мучительных переживаний и в то же время открыло единственную тогда надежду на спасение. Вместе с самым дорогим из жизни исчезли большинство обязательств и необходимость следовать рутине привычного, заведенного порядка. Свобода, хоть и нечаянная, оказала свое могучее действие. В пустоту души хлынули приглушенные годами воспоминания о времени, которое он когда-то проводил в горах. Его неудержимо потянуло в места, где прошли самые наполненные дни его молодости. Он быстро распродал и раздал большую часть своего имущества и выручил достаточно средств для осуществления нехитрого плана: сесть в самолет, который унесет его далеко от привычных мест. Нехитрыми планами он живет с тех пор.
Оказавшись в одном из своих излюбленных, хотя и полузабытых уже мест, он сразу почувствовал его целительную силу. В ущелье стояла благостная осенняя тишина. Еще не утратившее свою мощь солнце прогревало ленивый воздух и медно- красные скалы. Он сидел, в одиночестве, на удобном камне у сужения ведущего к вершине кулуара и наслаждался долгожданной умиротворенностью чувств. Далеко внизу осталась небольшая хижина, где он спешно бросил свои вещи, перед тем как устремиться сюда. Этой хижине предстояло стать его новым домом. Трудно было представить более подходящее для этого место, так же как и более подходящий день для его первого одиночного восхождения.
Решившись наконец нарушить тишину, он, постепенно разогреваясь, продолжил свой неспешный подъем сначала по хорошо вытоптанной тропе, затем по жесткому, слежавшемуся снегу. Сердце уверенно застучало в ритм с врезающимися в снег ботинками, тело наслаждалось приятной работой, легкие наполнялись чистым, прохладным воздухом. Невидимая еще вершина находилась в нескольких часах простого подъема по плотному снегу. Наверх, насколько было видно, вели хорошо протоптанные следы.
Прошло полчаса, поворот кулуара открыл справа по ходу выход на скальный гребень. Просматриваемая часть гребня упиралась в крутую, хорошо освещенную гладкую стену. С возбуждением он узнал неоднократно пройденный в прошлом маршрут. Стена обходится справа, и дальнейший путь идет по более сложным и интересным скалам. Соблазнившись приятными воспоминаниями, он в хорошем темпе поднялся под стену, где его ожидал сюрприз. Вместо простого обхода, справа открылся уходящий высоко вверх крутой отвес. Обход слева выглядел так же неприступно. Было очевидно, что он ошибся и с гребнем, и с маршрутом.
При близком рассмотрении стена, как нередко случается, утратила свою монолитность. Откинувшись на удобном камне, он разглядывал ее с нарастающим интересом. Хорошо тренированный в прошлом глаз различал выступы и зацепы для лазания и трещины для крючьев и закладок. Просматривался путь: сначала прямо вверх по вертикальной узкой щели, затем вправо по наклонной полке, выводящей на пологий верх стены. Две веревки крутых скал, слишком серьезных для одиночной прогулки без страховки. Дальнейший путь отсюда лежал, конечно, обратно вниз, в кулуар, откуда он мог продолжить подъем или вовсе отказаться от вершины и вернуться назад.
Он не спешил покинуть свою удобную позицию на камне и продолжал скользить глазами по стене. Затем некоторое время
