ночи в библиотеке Круглолицая не сомневалась, что занятия даются ему гораздо легче, чем ей. Она обращалась к нему за помощью, когда натыкалась на трудности в материале, и время от времени подбодряла, довольная эффектом, который производит на него ее осторожная похвала. Она знала, что заслужила благодарность мамы Черноволосого, но сомневалась, что мама подозревает об этом.
Сессия закончилась, пришло время каникул. Круглолицая попала в пятерку лучших студентов курса и была чрезвычайно горда собой. Однокурсники собрались на вечеринку в большом доме одного из них. Круглолицая одела свое лучшее платье, подвела глаза, накрасила губы и чувствовала себя красивей всех остальных девушек на вечеринке. Это чувство несомненно разделялось мужским большинством. Вечеринка удалась. Под воздействием вина, музыки и от стараний Черноволосого сердце Круглолицей смягчилось, она подумала, что он заслужил награду. Когда к полуночи все стали расходиться, она попросила его проводить ее домой. Они остановили такси и через полчаса были у общежития. Тихая соседка уже уехала домой на каникулы, Круглолицая пригласила провожатого к себе.
Он осторожно закрыл за собой дверь. Круглолицая задвинула занавески, включила настольную лампу и выключила большой свет. Им обоим не помешало бы освежиться. Круглолицая раздумывала, послать ли притихшего кавалера в женскую душевую, и решила не рисковать. Она села на кровать, молча скинула с себя одну за другой всю одежду и, нагая, обратилась глазами к ошеломленному Черноволосому. На другой день она отправилась домой, в родное ущелье.
Расставание затягивалось. Осторожные любовники догадывались, что их время уже прошло, но неохотно верили своим чувствам. Ему нужно было уезжать подальше от этих мест, в свой простой и понятный мир, но освобождение от волнительных чар Улыбчивой давалось нелегко. Он многократно откладывал свой отъезд, каждый раз – чтобы уладить последние формальности с фирмой. Оба притворялись, что его присутствие в городе для этого необходимо. По мере приближения момента, когда он должен был погрузиться в такси и отправиться в аэропорт, они, против своих желаний, усложняли друг другу задачу. Улыбчивая на несколько дней стала понятней и доступней, такой, какой он желал ей быть. Он на несколько дней заполнял свою голову чужими мыслями, подобными тем, которые она, казалось, желала в нем.
За вечерним чаем Улыбчивая расспрашивала с обновленным интересом об ущелье, его горах и обитателях. Будто впервые, она с восторгом узнала о Монете и сочувственно слушала о происшествии с Солдатом. В первый раз в своих рассказах он упомянул имя Круглолицей. Он в свою очередь рассуждал вслух о предложенной ему фирмой постоянной работе и возможности переселения в город.
Расставание не получилось. Перед уходом на работу Улыбчивая поцеловала его в щеку, попросила позвонить по приезде домой и скрылась за дверью. Он закончил завтрак, упаковал вещи и устроился читать на диване в ожидании такси. Зазвонил телефон. Он поднял трубку, но вместо водителя такси услышал голос Улыбчивой. Она сказала, что будет скучать без него, и спросила, когда он собирается приехать снова. Он пригласил ее к себе в ущелье.
По дороге к взлетной полосе самолет то резко ускорялся, то резко притормаживал, то делал неуклюжие повороты. Они долго ждали своей очереди, затем самолет повернул еще раз и, оказавшись на взлетной полосе, без промедления разогнался и оторвался от земли. Он выпил за едой несколько порций водки, позже добавил к ним вина. Расслабление не пришло, измученный, с тяжестью на сердце, он тщетно пытался заснуть в неудобном кресле.
В городе начинался серый зимний день, когда, нагруженный двумя сумками, он вышел из аэропорта. Толпы тепло одетых людей стремительно двигались во всех направлениях, обтекая грязные кучи то ли старого снега, то ли мусора. Никто в городе не знал о его приезде, можно было сразу отправиться домой, где его ждал чистый снег, покой и тишина. Он остановил такси.
Они стремительно поднялись по серпантину дороги, пересекли линию облаков, накрывших город, и оказались под ослепительно сверкающим солнцем. Ему удалось уговорить таксиста отвезти его прямо в ущелье, соблазнив хорошим заработком и гарантией, что дорога очищена от снега. Настроение улучшалось по мере удаления от города, а после того как они достигли перевала и стали спускаться в ущелье, он почувствовал себя вполне хорошо. Благословенное ущелье! Испытывая нетерпение увидеть свою собаку, он показал таксисту дорогу в селение.
Монета старалась изо всех своих собачьих сил показать, как она соскучилась по своему хозяину, и в одно мгновение вымазала его одежду слюной и грязью. Он радовался вместе с ней и удивлялся тому, как она выросла в его отсутствие. Монета была уже почти размера Верного и покрылась густой шерстью. Черные уши перестали быть ее примечательной чертой. Возможно, что Верный был здесь совсем ни при чем.
Он постучал в дом. Там его ожидал еще один сюрприз. Дверь открыла Круглолицая. На ней было простое платье из плотной ткани, она зябко прятала в домашние тапочки свои босые ноги, обдуваемые струями холодного воздуха с улицы. Он поспешил закрыть за собой дверь. Они прошли в гостиную и присели на стулья. Дом был полон людей, из кухни, из других комнат доносились шум и голоса. Они были рады, что их еще никто не заметил. Круглолицая постригла коротко волосы, казалась худее, бледнее и моложе. Он, конечно же, все перепутал. Сессия первого семестра только закончилась, Круглолицая приехала домой на двухнедельные каникулы.
Приятное ощущение легкости пришло к нему. Его не беспокоили ни непривычная пелена отчужденности в глазах Круглолицей, ни появление в комнате домочадцев, ни их расспросы. Он сидел, расслабленный, на стуле, под притяжением теплого тела сидящей рядом своей неприступного вида подруги. С улицы донесся сигнал машины. Он совсем забыл о таксисте. Мать Круглолицей и ее старшая сестра настойчиво приглашали к столу. Не было никаких причин спешить в холодную, необитаемую хижину и отказаться от горячего обеда. Он вышел на улицу и отпустил такси.
Жена Солдата хотела, чтобы ее муж наконец прекратил свои бесконечные экспедиции, перестал рисковать жизнью в горах, а вместо этого оставался дома с ней и с сыном. К ее тихой радости, их сын неохотно поддавался попыткам отца увлечь его горами. Она терпеливо ожидала, когда остепенится ее старший мужчина, и напоминала себе, что не имеет права жаловаться. Страсть к горам всегда была отличительной чертой Солдата, каким она его знала. Она помнила, что когда-то разделяла эту страсть. Они познакомились в горах, сблизились в горах и провели их первую ночь в горах. Она научилась мириться в его отъезды с постоянной тревогой как неизбежной платой за своего мужа, с надеждой отмечала, что его друзья-ровесники один за другим умеряют пыл, и ждала своего момента.
Момент, казалось, наступил, когда камень безжалостно разбил руку Солдата. После того как они прошли через операции и больницы и тревога за здоровье мужа исчезла, в ее сердце пришла благодарность судьбе и коротко жившая надежда. С нескрываемым разочарованием она вскоре обнаружила, что происходит совсем противоположное. Возвращение их друга-одиночки свело на нет и прежде не очень большие надежды. Ее мужем овладели совсем ей уже непонятные и неподвластные силы, толкавшие его на все более рискованные поступки в горах.
Она ловила себя на противоречивых чувствах к хорошо знакомому со времени их юности невольному пособнику своих бед. В ее сердце, которое, было время, стучало сильно в его присутствии, находилось много места для жалости и симпатии к раненному судьбой хорошему другу, пытающемуся найти спасение в горах. К жалости подмешивалось ревнивое чувство, что ее муж втайне завидует такой жизни. Ревность заводила ее все дальше. Иногда она чувствовала, что Солдат завидует почти всему в жизни своего друга, включая Круглолицую. Все чаще ей не удавалось сдерживать свои чувства. Все чаще они ссорились.
Переживая мысленно последнюю ссору, случившуюся накануне вечером, Солдат подъехал в сумерках рассвета к хижине и остановился прямо у двери. Он вышел из машины в морозный воздух и завернул за угол хижины. Через некоторое время он появился оттуда, открыл дверь машины, вынул лежащий на заднем сиденье рюкзак, надел его на плечи, захлопнул дверь и зашагал наверх. Заходить в пустую, холодную хижину было незачем. Хозяин был еще в отъезде.
В ущелье установилась необычная для начала года погода. Снега почти не было, только макушки вершин белели тонким нетающим слоем. Один за другим приходили холодные, сухие, ясные дни, в разгаре которых неустанно работающее солнце приносило кратковременное ощущение тепла.
Солдат энергично вышагивал по замерзшей земле тропы. Много было высказано вчера. Он сердился на жену за то, что она перестала понимать его. Ее упреки, возможно и справедливые, не имели над ним силы. Солдат не хотел и не мог совладать со своими инстинктами. Он не мог смириться с мыслью, что ему недоступен открытый его другу неодолимо притягательный мир. Он часто снился себе – один, на необъятных просторах Стены, неудержимо пробирающийся вверх, в полном контроле тела и разума, по местам, где никто еще не проходил до него и вряд ли когда-либо пройдет после него.
Солдат направлялся к главной стене вершины. Дорога в заветный мир ведет через нее. В рюкзаке лежал гамак и все необходимое для одной ночевки на стене. Укороченный зимний день и ограниченная еще работоспособность правой руки облегчили решение не пытаться пройти маршрут за один день. Он заночует в верхней части, где есть подходящее для этого место.
