— У Мэри разыгралась мигрень, и она рано ушла спать в вашу с ней палатку, — разъяснила Джокунда.
Пожелав спокойной ночи, Анна обняла их всех и весело пошла по направлению к своей палатке. Как все здесь было для нее ново и романтично! Спать в палатке, как когда-то ее дяди в военных лагерях в Шотландии! Даже если она и пропустила на этом празднике все самое интересное, о чем с таким жаром рассказывал Джордж, то все равно после тоскливой жизни при дворе французской королевы это место казалось ей раем.
Откидывая полог палатки, Анна вдруг, к своему удивлению, услышала всхлипывания. Она заглянула внутрь. Слуги или забыли, или были слишком заняты другим делом, но огня в палатке не было, хотя уже начинало темнеть. Она смогла разглядеть наполовину упакованный походный сундук, несколько вещей, оставленных в спешке на стуле, поблескивающую горку драгоценностей; брошенных у зеркала и, наконец, свою сестру, лежавшую ничком на складной походной кровати.
— Мэри! — позвала она тихо.
В этом чудном уголке на фоне солнечного заката, когда последние лучи яркими веселыми полосками проникали в палатку, плач казался чем-то нереальным, неуместным.
Споткнувшись о серебряные туфельки, Анна подошла к постели и, нагнувшись, легонько потрясла сестру за плечо.
— Разве ты не рада видеть меня? — спросила она, недовольная таким приемом.
В ответ Мэри Болейн только еще сильней зарыдала, обнимая руками подушку.
Анна придвинула стул и села возле нее.
— Что с тобой? — спросила она уже спокойнее.
Но ответ она уже знала.
— Все кончено, — застенала Мэри, подняв красное, распухшее от слез лицо.
— Ты хочешь сказать — между тобой и королем?
Анна смотрела на свою младшую сестру с любопытством и благоговейным страхом. Последний раз она видела ее что-то около двух лет назад, и теперь ей было трудно представить, что эта девушка, с которой они когда-то вместе играли, ели и спали, могла быть любовницей короля. Но ведь Мэри была так хороша! Анна протянула руку и взяла прядь мягких светлых волос, предмет ее постоянной зависти. Они струились как золото, а концы сразу ласково обвились вокруг ее тонких пальцев. Мягкие и доверчивые локоны, как и сама Мэри.
— Для тебя это так важно? — спросила Анна.
— Л-лучше б-бы я у-умерла! — зарыдала та с новой силой.
Впрочем, у Мэри глаза всегда были на мокром месте. Джордж, бывало, дразнил ее за это. Такое же проявление чувств со стороны Анны говорило бы о подлинном горе. Но это только, если бы она была настолько глупа, чтобы так убиваться из-за мужчины.
— Но ты ведь не любишь его? — пыталась вразумить ее Анна.
Мэри с упреком взглянула на сестру своими голубыми, полными слез глазами.
— Ведь так же! — настаивала Анна.
— Нет, наверное, не люблю…
— Я понимаю, каково тебе сейчас, ты зла на весь мир, не хочешь никого видеть, ругаешь и жалеешь себя, — успокаивала ее Анна, пытаясь представить себя на месте сестры. — Но ведь ты можешь уехать домой на время, пока разговоры не улягутся.
Взор Анны, уже привыкший к сгущающейся темноте, блуждал по комнате, пока не остановился на богатом ожерелье, очень подходящем к ее собственной лилейной шее.
— Но, конечно, там тебе некуда будет надеть свои платья и драгоценности, — вздохнула она.
— Это-то меня меньше всего волнует, — в очередной раз всхлипнула Мэри, оставаясь даже в этом удрученном состоянии восхитительно хороша. — Обидно, что он так жестоко обошелся со мной. Увез во Францию, окружил вниманием, а затем, когда я ради него пошла на все, выбросил, как ненужную перчатку.
То была старая история. «Как Мэри могла попасться на эту удочку? Чего же другого она ожидала?» — думала Анна, чувствуя себя гораздо опытнее в таких делах.
— Он сам сказал тебе об этом? — спросила она с интересом.
От такого предположения на лице Мэри, несмотря на ее горе, появилось некое подобие язвительной улыбки.
— Королям не пристало иметь дело с такими неприятными сторонами жизни, — пояснила она с горькой усмешкой.
— А как тогда?
Мэри села, вытерла глаза и накинула на плечи горностаевый палантин.
— Он просто перестал приходить, — ответила она печально. — Я обычно лежала и ждала его, а тут вдруг на подъезде к Кале отец сказал мне, что ему приказано срочно готовиться к моей свадьбе с сэром Уильямом Кэари.
— Может, ты ждешь ребенка? — спросила Анна.
— Откуда мне знать, прошло еще так мало времени.
Как это странно — быть матерью ребенка, который, случись ему родиться в законном браке, мог бы стать правителем Англии! Будет еще один Фицрой, такой же хорошенький мальчик, как сын Бесс Блаунт. Но, судя по всему, этого ребенка Генрих признавать не собирается. Может потому, что время не совсем удачное: он и так просит папу о разводе. Анна подумала о том, что ее будущий племянник или племянница может походить на короля, и постаралась найти для Мэри слова утешения, что было не так просто: она давно уже не общалась с сестрой, да и раньше они никогда не были так близки, как, например, с Джорджем.
— Но ты ведь и так должна была выйти за Билла Кэари, — напомнила она Мэри. — Может, ты еще и полюбишь его. Он славный человек.
— Но всего лишь из рыцарского сословия. Если принять во внимание, что я отдала Его Величеству самое дорогое, что есть у девушки, он мог бы подыскать мне кого-нибудь получше!
Слышать эти слова от убитой горем Мэри было несколько странно.
«Тут задето ее самолюбие, а не сердце», — решила Анна. Какое-то время она еще посидела в опускающихся сумерках, думая о том, как бы она сама вела себя на месте Мэри. Но нет, она бы никогда не оказалась на ее месте, она бы не позволила себе ни такой доверчивости, ни слез.
— Мэри! — вдруг обратилась она к сестре.
— Да!
— А каково быть любовницей короля!
— Восхитительно! Как на тебя все смотрят, когда он обращается к тебе на людях! Как женщины завидуют тебе! А эти взгляды украдкой, а наслаждение от нечаянного прикосновения! Гораздо интереснее, чем в браке.
Мэри уже улыбалась и вертела на пальце кольцо с опалом — подарок короля. Лицо ее горело от возбуждения, а в голосе звучали такая нежность и сожаление о прошедшем, что Анна почувствовала себя неловко.
Но темнота располагала к откровению, и она продолжила разговор:
— Нет, мне интересно, каков он как любовник?
— О, конечно, он уже не молод, если ты это имеешь в виду. Но он умен, выдержан и всегда знает, чего хочет. Быть его любовницей — значит быть окруженной роскошью и вниманием, чувствовать свою значимость. — Мэри подтянула ноги и села, обняв колени. — И ты знаешь, Нэн, мне кажется, что даже если бы Генрих Тюдор не был королем, то все равно в нем есть что-то такое, что после него ухаживания других мужчин кажутся скучными.
— Может быть, — ответила Анна с сомнением.
Все это было ей мало понятно. Мысль ее возвращалась к бедному Биллу Кэари, которому придется подбирать остатки с королевского стола. Очевидно, что Мэри просто не хватает сострадания, чтобы пожалеть его. А, впрочем, какое ей до всего этого дело? У нее своя жизнь. И уж у нее-то все будет, как надо. Но теперь не благодаря положению Мэри, Анна никогда этого не хотела. И Джокунда будет рада,
