пролетариату Испании“[133].
Фактический отказ НКТ и ФАИ[134] от „электоральной стачки“ привел к тому, что левые получили на сотни тысяч голосов больше, чем в 1933 г. Это был решающий фактор победы Народного фронта. „Если поутру 16 февраля политические обозреватели, оценивая активность участия в выборах, могли полагать, что Народный фронт будет побежден, то в полдень массовое прибытие на все избирательные пункты колонн анархо-синдикалистов немало встревожило их… В одиннадцать часов вечера в Мадриде, где уже нельзя было продвигаться ни пешком, ни в трамвае, новость распространилась с быстротой молнии: Народный фронт шел впереди других партий не только в столице Испании, но и в наиболее крупных ее городах. В Барселоне, Бильбао, Севилье охваченные восторгом толпы заполнили улицы. Это был праздник. Праздник без насилия. Но стихийный. Те, кто вопреки кампании запугивания и угроз голосовал за Народный фронт, обнимались, плакали от радости, пели революционные песни, сами еще не веря в собственную победу“[135].
Народный фронт получил 4654116 голосов, правые 4503524, баскские националисты 125714, центр 400901. Таким образом, перевес левых над правыми был минимален, а с учетом центристов и вовсе сомнителен. Но при мажоритарной системе решающую роль играло сплочение сил в округах, где поддержка анархистов также помогла левым добиться перевеса. Народный фронт завоевал 268 мест из 473. При этом социалисты получили 88 мест, левые республиканцы — 81, коммунисты — 16. Правые и центристы получили 205 мест. Сразу после оглашения итогов выборов генералы Франко и Годед предложили временному премьер-министру Портеле Вильядаресу аннулировать их под предлогом несовершенства мажоритарной системы (характерно, что в 1933 г. это несовершенство правых не смущало) и ввести чрезвычайное положение. Портела обратился за согласием на конституционный переворот к президенту, и тот подписал декрет о введении военного положения, оставив его публикацию на усмотрение Портелы. Никто не хотел быть „крайним“. Все понимали, что введение военного положения немедленно вызовет восстание и гражданскую войну[136]. Левые были в своем праве, городские массы были на их стороне. После некоторых колебаний Портела не решился публиковать декрет и ушел в отставку. Путь к власти для Народного фронта был открыт. Гражданская война была отложена.
В результате победы Народного фронта к власти пришло правительство М. Асаньи. Правительство Народного фронта объявило политическую амнистию. Узники октября и предыдущих социальных волнений вышли из тюрем. Было освобождено более 15 тысяч человек. Уже 23 февраля был восстановлен Женералитат Каталонии.
Асанья выступил в Кортесах с изложением правительственной программы. Он утверждал, что успех Народного фронта — „возможно последний вариант, который у нас есть, не только мирного и нормального развития республиканской политики и окончательного установления республиканского режима в Испании — я хочу сказать: окончательного и мирного — но и парламентского режима“[137]. 15 апреля 1936 г. Асанья подробно изложил экономическую программу, акцентировав ее конъюнктурные, то есть умеренные, близкие либералам стороны. Он определил, что его политика направлена на оздоровление, упорядочение и, по мере возможности, „реанимацию испанской экономики“[138].
10 мая Кортесы избрали президентом страны М. Асанью (Алкале припомнили нарушения законности при подготовке к выборам и 3 апреля отправили в отставку). Правительство возглавил галисийский либерал Сантьяго Касерес Кирога. Социалисты, имевшие наибольшую фракцию в Кортесах, пока воздержались от вхождения в правительство[139]. Они руководствовались той же логикой, что и российские эсеры и меньшевики в марте 1917 г.: „Мы не хотим, чтобы история возложила на нас ответственность за то, что мы не дали буржуазии выполнить ее миссию“[140], — заявил Ларго Кабальеро. Но в будущем он считал необходимым установить диктатуру пролетариата. Это произойдет скорее, если буржуазные партии не справятся с проблемами страны.
Либералы пытались справиться. Ускорилась аграрная реформа. Если в 1932–1935 гг. было распределено 119 тыс. га земли, то с февраля по июль 1936 г. — 750 тыс. га. [141] Создавались кооперативы для управления отчужденными поместьями и для совместной обработки целины (правда, им не хватало техники для повышения производительности труда).
Но реформа хоть и пошла быстрее, но не удовлетворяла тех крестьян, которым еще многие годы предстояло ждать своей очереди. Это привело к усилению „давления снизу“ — крестьяне Эстремадуры стали захватывать пустующие поместья, а гражданская гвардия по привычке — разгонять нарушителей закона. При захватах поместий крестьяне могли проявлять демонстративную щепетильность. Так, они не только составляли письменные протоколы о занятии, но и прописывали, что графу Романонесу должны быть возвращены обнаруженные на кухне продукты[142].
Столкновения происходили то тут, то там. Одновременно в стране нарастали продовольственные трудности в связи с общей неуверенностью крестьян в том, что следует продавать хлеб в условиях начавшейся „смуты“.
Профсоюзы развернули кампанию наступления на капитал. В феврале-июле произошло 113 всеобщих и 228 местных стачек. Предприниматели устраивали локауты, останавливали предприятия. Тогда рабочие захватывали их и снова запускали производство. Рудники и верфи Андалузии, мадридский трамвай и даже пивоваренный завод стали первыми опытами рабочего самоуправления в Испании, которое пышным цветом расцветет после начала Гражданской войны.
Шла быстрая самоорганизация рабочих и консолидация профсоюзов. Летом 1936 г. ВСТ достиг численности почти в 1,5 млн человек. После объединения с „триентистами“ такой же примерно численности достигла НКТ. Впрочем, численность НКТ могла быть примерно в полтора раза меньше, поскольку учет членов оставлял желать лучшего[143]. Численность рабочего класса оценивалась в 4 миллиона человек, из которых промышленный пролетариат — 2 миллиона[144]. Таким образом, в профсоюзы был объединен практически весь промышленный пролетариат и значительная часть сельского.
С февраля по июль численность КПИ выросла с 14000 до 60000. Участие в победившей коалиции явно пошло коммунистам на пользу.
Во время забастовок социалисты и коммунисты то сталкивались, то сотрудничали с анархо- синдикалистами (трудности сотрудничества были вызваны прежде всего тем, что союзы НКТ по-прежнему отрицали государственный арбитраж, даже когда он был выгоден работникам). Значение анархо- синдикалистов было по достоинству оценено Коминтерном. В директивах Секретариата ИККИ 21 февраля 1936 г. ставилась задача „втянуть в единый фронт анархо-синдикалистские рабочие массы. Добиться осуществления профсоюзного единства путем объединения ВСТ и НКТ“ [145]. Идея объединения профсоюзов была поддержана анархо-синдикалистами, но на своих условиях.
Участие в голосовании, которое дало такой эффект, убеждало лидеров НКТ в возможности более гибкого подхода и к другим непререкаемым дотоле программным принципам НКТ и ФАИ. Жизнь показала правоту „триентистов“, и они вернулись в НКТ. Этому способствовала и идейная эволюция части идеологов НКТ в сторону концепций, ранее высказанных „триентистами“.
1-12 мая 1936 г. в Сарагосе состоялся Конгресс НКТ, завершивший процесс консолидации движения. К 528 тысячам представленных на конгрессе членов НКТ присоединилось 68 тысяч членов „триентистских“ профсоюзов (часть организаций НКТ не смогла прислать своих делегатов, но подчинились решениям конгресса). Выступая на конгрессе, представитель „вернувшихся“ Хуан Лопес говорил: „Мы не против революции. Мы не противостоим идеологии НКТ. Мы только говорим о своем неверии в то, что наша сила и наши приготовления достаточны в настоящее время для того, чтобы предпринять революцию. Молодежь жила на протяжении семи лет диктатуры без какого-либо культурного и либертарного просвещения. Для того, чтобы подготовить их, нужно время. Однако, если развитие заставит нас выдвинуться вперед уже в этот период, мы не откажемся от того, чтобы выйти на улицу и выполнить наш долг“
