Впрочем, когда я, между прочим, заговорил о дисциплине в советской армии, я в сущности предвосхитил дальнейшее, к чему и обращусь сейчас. Всякая дисциплина есть вещь сугубо Белая. Дисциплина есть осуществление иерархического принципа, есть категорический императив, повелевающий младшим уважать старших и повиноваться им. Это именно требование содержится в заповеди: «Чти отца твоего и матерь твою». И хотя советская власть на первый взгляд подрывает родительскую власть и воспитывает коммунистическую молодежь в антиродительской психике, но это только — видимость: на самом деле советская власть ежечасно учит молодежь повиноваться. Советский режим, так сказать, переменил персональный состав «старших». Ими раньше в первую голову были отец и мать, а теперь «за папу и за маму» у молодежи «коммунистические руководители». Конечно, с нашей узкоэмигрантской точки зрения, это факт ужасный, но если посмотреть на него с высоты подлинно Белой Мысли, то все сие переходяще. Я хочу сказать, как персональный состав наставников, так и содержание внушаемых истин. Гораздо важнее вырабатываемая повиновением психическая ткань. Я не могу углубляться в это и скажу просто, перефразируя поговорку про болото и чертей: «Была бы дисциплинированность, а начальники будут…» (Голос: «Да, — красные командиры!»)
Подсудимый: И красный цвет выцветает на солнце.
Но я перехожу теперь к предмету, который, надеюсь, не вызовет между нами разногласий.
Шестая заповедь гласит: «Не убий». Эта заповедь не говорит: «Не казни». Нет, Моисей, хорошо зная жестоковыйность своего народа, да, впрочем, и всех остальных, в своем законе установил смертную казнь. И установил смертную казнь не только для злых людей, но и для злых животных, для злых волов, бодающих до смерти. В этом отношении его психология близка к мировоззрению, которое выражается в хохлацкой поговорке: «Хай злое не живе на свете». Моисей казнил всякого, кто убивал. Казнь не есть убийство. Но что такое казнь? Казнь есть то, за что принимает ответственность на свою совесть правитель, судья. Казнь есть то, что выдерживает его душа. Если он может сказать всенародно: «Да, я казнил их за то и то-то», он не убийца. Он судил и присудил. Он, может быть, судья глупый и жестокий, но он судья. Но скажите, где были судьи, которые при
судили к смерти государя императора Николая II? В каком суде судили его дело? Кто вынес ему приговор? Каких вызывали свидетелей? Какой защитник защищал его? Никто. Вы просто убили его. Вы убили его, и всю его семью, и всех его кровных родственников. Вы вырезали все племя, не щадя ни женщин, ни детей, вырезали так, как бывало в древние времена прошлого. Вы убийцы. И сколько людей вы убили так, без суда, без мужества выслушать их отповедь… (Голос с места: «А вы это не делали?! Вспомните, что вы писали в вашем «1920 годе»?»)
Подсудимый: Если мы это делали и поскольку мы это делали, мы тоже убийцы и тоже понесем, если уж не понесли, свою кару. Но разве это замечание ваше именно не уличает вас? В чем дело? Вам ли, открыто провозгласившим лозунг «Смерть буржуям», вам ли спрашивать, делали ли мы это? Если мы это делали, то жалко подражая вам. Вы провозгласили лозунг массовой расправы без суда, лозунг массовых убийств всех тех, кого вы назвали приспешниками старого строя, вы написали это на ваших знаменах, вы к этому призывали миллионы темных людей. Вы с этого начали. Так продолжайте же! Почему вы застыдились? Почему вы сейчас уже не кричите: «Смерть буржуям»? Почему не устраиваете уже «Варфоломеевских ночей»? Зачем вы устраиваете какие-то суды? Я знаю, что вы продолжаете убивать в подвалах, где по-прежнему заводятся моторы, чтобы заглушить расстрелы и стоны, но разница в том, что вы стыдитесь этого. Иначе зачем бы вы устраивали это подобие правосудия, зачем бы вы копировали так трагически-смешно наш старый, вековой, тысячелетний, буржуазный суд? Почему? Да потому, что шапка сатанистов оказалась не по плечу вашим мелким головам. Были люди сильнее вас во зле, и они не выдерживали. И они уступали. Уступили и вы. Ибо Белая Мысль побеждает во всяком случае. Временно можно идти ей наперекор, но она возьмет свое. И вы, убившие царя и бесчисленное число людей во имя социального безумия, которое вы объявили новой формой общежития, вы в конце концов должны были смириться и склонились перед заповедью: «Не убий». О, я не обольщаюсь! Я знаю, что вы убиваете еще и сейчас, что вы устраиваете процессы только тогда, когда это вам выгодно, но вы уже не смеете проповедовать, что убийство, как таковое, дозволено и ну ж-н о. Где зажигающие речи, натравливавшие одних людей на других, как на диких зверей? — Вместо этого, я знаю, вы издали тайный декрет, запрещающий пропаганду на фабриках, про
паганду социальной вражды… (Голос с места: «Откуда вы это взяли?»)
Подсудимый: Откуда бы ни взял, но это так. Сейчас, если какой-нибудь из застарелых агитаторов, не понимающий «новой экономической политики» со всеми ее последствиями, явится на завод и будет призывать к забастовке, натравливая против нэпманов, стоящих во главе данной фабрики, то сии нэпманы звонят в ГПУ. И оттуда присылают соответствующих успокоителей, которые весьма быстро расправляются со смутьянами. Не время натравливать класс на класс, когда лозунг «Все на экономический фронт». Так-то, начавши с лозунга «Смерть буржуям», вы сейчас всеми силами своего социалистического государства охраняете их драгоценную жизнь. (Голос: «Что за чушь!»)
Подсуди мый: Иногда правда, действительно, бывает невероятна!
Но какой отчаянный поход, какой звериный вой вы подняли против седьмой заповеди! Заповедь эта в различные времена понималась различно. Существовало единобрачие, существовало многоженство. В те времена, когда Моисей вынес свои скрижали, существовало многоженство. Теперь во всем христианском мире эта заповедь охраняет единобрачие. Сущность ее не в этом. Сущность ее в том, чтобы между двумя началами, мужским и женским, отношения соответствовали высоте их духовного развития. У скотов они одни, у людей другие, у святых еще иные. Сущность заповеди в том, чтобы не принижать того, что достигнуто. Люди достигли великого слова «Любовь». Из прежнего акта «совокупления» они сделали таинство. И это охраняет седьмая заповедь. Вы же, с вашей потребностью отрицать все решительно в старом мире, захотели, чтобы люди непременно обратились в скотов. Но на этом пути нет ходу. Если вы этого еще не поняли, то поймете завтра. От скотообразных людей нельзя требовать служения высшим идеалам. И вообще — никакой идеи. Скот есть скот и потому и совокупляется по-скотски. Люди же отыскали более высокие формы единения и от них не отступятся, а вы, нигилисты, реформаторы от противного, вы, нетчики на все положительное, что добыто веками, вы должны будете отступить. И здесь, как и всюду. (Голос: «Да, довольно! Будет!»)
Подсудимый: Нет, еще не довольно! Еще про
товарищей-воров сказать осталось. Вы начали с резкого, ничем не смягчающего отрицания заповеди: «Не укради». Ленин бросил в толпу русского народа, никогда в этом смысле не отличавшегося особенно благочестием, лозунг «Грабь награбленное». Этим он создал бесчисленные миллионы убежденных, неприкрытых воров, бандитов и разбойников… Но это время прошло и утонуло в Лете блаженной памяти «военного коммунизма». Сейчас не так. Сейчас ту собственность, которую вы вернули своим подданным (правда, вернули не тем, кого ограбили, но с точки зрения принципа, это не так важно), вы охраняете со всей безжалостностью, которая для вас характерна. Пусть кто-нибудь попытался бы сейчас грабить награбленное вашими нуворишами, вашими нэпманами, вашими новыми буржуями. Их разрешается грабить, и то не грабить, а доить только ГПУ… А остальные граждане — руки прочь! На чужой каравай рот не разевай. На часах у каравая стоит советская власть во
всеоружии сврего «аппарата принуждения». И будь ты, о пролетарий, сто раз беден, будь ты сто тысяч раз голоден, это не тронет никого в стране, где провозглашена диктатура пролетариата. Ты можешь простаивать бесконечные часы перед роскошными витринами, за стеклом которых сверкают «своею наглою красою» икра, балыки, семга, рябчики, фазаны — все цвета самого изысканного и самого беззастенчивого обжирательства, все это приводит в неистовство твой голодный, обильно поливаемый желудочным соком живот, но бойся, несчастный, разбить сие ценное стекло, отделяющее тебя от этого рая… Если ты это сделаешь, ты узнаешь, что твоя социалистическая родина твердо стоит на восьмой заповеди Моисея! (Голос: «Довольно врать-то!»)
Подсудимый: Нет, о вралях я еще не говорил. Перехожу к ним как раз. Вы еще не узнали и не поняли силу девятой заповеди, запрещающей ложь, клевету. Вы еще думаете, что это средство испытано и что оно сослужит вам еще не
одну службу. Но и здесь нет того святого убеждения в спасительности лжи, которым вы еще недавно горели. Вы уже не смеете лгать так беззастенчиво, как еще лгали недавно. Крупицы правды со всех сторон
