условия мира. 22 февраля пришел, наконец, ответ, в котором предъявлялись новые условия мира, более тяжелые по сравнению с прежними.
3 марта в Брест-Литовске был подписан мирный договор между Советской Россией и странами Четвертого союза. С советской стороны договор подписали заместители наркома иностранных дел Г. Я. Сокольников и Г. В. Чичерин, нарком внутренних дел Г. И. Петровский и секретарь делегации Л. М. Карахан. С германской стороны — министр иностранных дел Германии Р. Кюльман и генерал Гофман, от Австро- Венгрии — министр иностранных дел О. Чернин, а также представители Болгарии и Турции.
15 марта договор был ратифицирован Чрезвычайным
IV Всероссийским съездом Советов, а 26 марта — германским императором Вильгельмом II. От России отторгалась территория около миллиона квадратных километров, а именно: Финляндия, Польша, Литва, Латвия, Эстония, часть Белоруссии и вся Украина, а также округа Ардагана, Карса и Батума, судьба которых передавалась в руки Турции. Кроме того, по дополнению к Брестскому договору, подписанному 27 августа 1918 года в Берлине, Россия обязывалась уплатить Германии в различных формах контрибуцию в размере 6 миллиардов марок.
Ленин назвал Брестский мир «гнусным» и «архиневыгодным». Так было. А теперь?
Теперь в руках у Хрущева неописуемой силы оружие, которое он в любой момент может обрушить на любого противника.
Ничего общего не имеют между собой годы 1918 и 1963.
Это так и не так. Грозные ракеты являются неслыханным и невиданным по своей силе оружием в смысле обороны. Но в смысле нападения это оружие мнимое. Оно есть и его нет. Его нет потому, что Хрущев и с ним советская власть связали себя обещанием, что они никогда и ни при каких обстоятельствах не нападут первыми.
Это прекрасно учитывают на Западе, и потому западные державы не спешат с разоружением. Гонка вооружений продолжается, высасывая все соки из народов. И так может продолжаться до бесконечности, если не положить конец этому безумию. Мир ходит по краю пропасти, что уже тысячу раз было высказано. Поэтому международное положение при Хрущеве ничуть не легче, чем в 1918 году.
По этой причине Нео-Поприщин полагает, что нужен нео-Брест. Как же автор новых «Записок сумасшедшего» себе это представляет? Довольно просто: надо переломить психику западных народов. Надо переломить ее таким актом, который потряс бы до основания их представления о коммунистах второй половины XX века — о Советском Союзе наших дней.
Колонизация в направлении на Восток России всегда удавалась. Неизменно терпели крах все попытки колонизации в западном направлении.
Не удалось духовно покорить Финляндию и Польшу, и как только наступили серьезные осложнения, с ними пришлось расстаться. В отношении Финляндии с этим примирился и Советский Союз. Но Польшу Советское правительство продолжает колонизировать под видом социализма. Не думаю, чтобы польские сердца смирились искренно, думаю, что они склоняются перед силой. Во всяком случае, их психику следовало бы проверить.
Наоборот, чехи были русофилами. Но сомневаюсь, чтобы они были советофилами. И это требует выяснения.
Вышесказанное относится и к другим сателлитам, т. е. спутникам Советского государства, иначе называемым «народными демократиями». Венгрия, Румыния, Болгария — питают ли они действительно дружелюбные чувства к Советскому Союзу, или же они так же ревнивы к своей независимости, как Югославия и Албания?
Поприщин думает: надо сделать проверку. Сумасшедший думает так еще и потому, что в отношении всех этих народов замечается некоторое брожение у советских людей. Несмотря на всяческие «импорты», приходящие к нам из этих стран, часть советских граждан твердо убеждена, что все сателлиты сосут русский народ, как некие пиявки. Поэтому избавиться от этих сосущих, по мнению некоторых советских граждан, совершенно не было бы деянием «гнусным и архиневыгодным». В этом смысле нео-Брест выгодно отличается от Бреста 1918 года.
Что же думает Поприщин о нео-нэпе? Тут он меньше определителен. Он честно сознается, что весьма туманно представляет себе, в чем должна состоять «новая экономическая политика» в 1963 году. При Ленине частичный возврат к прошлому был возможен. Сейчас это прошлое в экономическом смысле настолько уничтожено, что не к чему возвращаться.
Но что-то в экономическом смысле сделать надо. При этом надо помнить, что в политике объективная действительность играет иногда даже меньшую роль, чем народная психика.
Массы настоящего дня не те, какими они были 50 лет тому назад. Народ стал требователен и не хочет мириться с тем, с чем мирился раньше. И еще следующее: после того как 50 лет ему обещают «рай на земле», а «рай» все еще не наступил, народ устал ждать. Постоянные перебои в снабжении, очереди, например, за мукой при десятимиллиардном урожае и за всяким «ширпотребом», недостаток в глухих деревнях даже в хлебе — все это создает новую народную психику, которая по мнению Нео-Поприщина требует «новой экономической политики».
Дмитрий Жуков
Ключи к «Трем столицам»
Василий Витальевич Шульгин считал межнациональную рознь непроходимой глупостью. Любовь к своему народу, патриотизм, национализм даже — это было существом его. Но злоба на национальной или расовой основе казалась ему отвратительной, и он всегда давал жесткий отпор «фобиям», в какие бы одежды они ни рядились.
В январе 1951 года, находясь в камере Владимирской тюрьмы, Шульгин записывал в тетради кое- какие воспоминания о своей жизни в эмиграции, о «короле поэтов» Игоре Северянине, посетившем его в Югославии в тридцатые годы и опубликовавшем в Белграде свои сонеты, портреты знаменитых людей, в книге «Медальоны». Шульгин заметил: «Там должен быть и мой, скажем, профиль, китайская тень, силуэт». И по памяти воспроизвел:
В «Медальонах» такого стихотворения не оказалось.
Северянин прислал его Шульгину в Белград записанным на обороте своей фотографии. Тот заключил фотографию меж двух стекол и повесил у письменного стола в подвале, в котором жил в то время.
