хороший человек, что спрятал ее — разве б выжила она?».
— Эстер с вами поедет, — вздохнул Давид.
— Ну понятно, что с нами, — согласился отец, — не тащить же ее туда. Когда ты отплываешь-то?
— Весной надо в Лондон перебраться, а в конце июня я из Плимута и двинусь, — сын попытался улыбнуться и дон Исаак, подойдя к нему, обнял его и притянул к себе — как будто бы Давид был еще ребенком.
— Ну, ну, — сказал отец, — все будет хорошо. За Эстер не беспокойся, ты же знаешь — она нам, как свое дитя. И с тобой будет все в порядке — мальчик ты умный, спокойный, на рожон не лезешь, так что справишься.
Давид подумал, что ровно то же самое сказал ему Джон на прощанье.
— И спасибо, — добавил отец, целуя его, как в детстве — в лоб.
— Ты бы сделал то же самое, папа, — ответил Давид.
Насладиться его женой было совершенно невозможно. Давид в который уже раз поцеловал вишневые, пухлые губы, и сказал: «Ну почему ты такая красивая? Никак не могу налюбоваться».
— Господь такой сотворил, — Эстер сладко потянулась и, перевернувшись на живот, подняла голову. «Ты тоже, — она помедлила, — думаешь, я не вижу, как на тебя женщины смотрят?».
Он провел рукой по смуглой спине. «А ты на них не смотри — ты на меня смотри».
При свече ее глаза казались совсем черными. «А я что делаю?» Эстер устроилась рядом с ним и зевнула. «И, пока ты жив, буду только в твою сторону глядеть».
— Ну, я рад, — Давид шутливо ее шлепнул. «Послушай, — он помолчал, — следующей весной мы переезжаем.
— Куда? — жена приподнялась.
— Ты — в Лондон, с родителями моими, — он увидел, как нахмурились ее брови.
— А ты далеко собрался, без меня? — обманчиво спокойно спросила Эстер.
Он замялся.
— Ну? — грозно сказала она. «Что молчишь, Давид?».
— В Новый Свет, — неохотно ответил он.
— А, ну так поедем вместе, — жена опять зевнула и поцеловала его — долго.
— Эстер, — попытался сказать он.
— Молчи, и слушать ничего не буду. Куда муж, туда и жена, — она легко устроилась сверху, и, подвигавшись, поинтересовалась: «Или ты вот это собрался бросить, а, Давид? Вот так просто взять и оставить?».
— Нет, — простонал он, привлекая ее к себе.
— То-то же, — рассыпались темные кудри, она вцепилась зубами в его плечо, и больше уже ничего не говорила.
Только потом, когда Эстер заснула, держа его за руку, Давид вспомнил, как они расставались с разведчиком.
Посмотрев на детей, носившихся по льду Амстеля, Джон сказал: «И еще, дон Давид. Мне нужен будет яд. Только не такое снадобье, как в прошлый раз — а медленное. Чтобы, скажем, человек умер недели через две после приема. Ну и как обычно — чтобы симптомы не вызывали подозрения. Ну, там, желудочная болезнь, мало ли что. Не мне вас учить, в общем».
— Когда? — спросил Кардозо.
— Как будет готов — сообщите, — Джон улыбнулся. «К вам приедет человек и заберет.
Спасибо».
— Пока не за что, — хмуро ответил Кардозо и, оглядев глазами набережную реки, внезапно подумал, что ему тяжело будет уезжать отсюда.
— Вы вернетесь, — Джон будто прочел его мысли. «Поверьте мне, дон Давид — вернетесь».
Гент
— Что, — Петя взглянул на своего собеседника, — деньги потребовались, месье Виллем?
— Разве бы я был бы здесь, если бы не потребовались? — де ла Марк погрел руки над костром. Над заснеженным лесом поднимался тусклый, еле заметный рассвет.
«Умен все-таки, сволочь», — адмирал посмотрел на усталое лицо своего собеседника. «Умен и хитер. Если бы не он — сидел бы дон Хуан и посейчас с тысячей наемников. Такого бы человека на нашу сторону — не пришлось бы чужими секретами торговать».
— Покажите, что там у вас? — Петя протянул руку.
Де ла Марк передал ему документы.
— Это копии, — едва взглянув на них, сказал Воронцов. «Оригиналы, пожалуйста. Я же знаю, что вы их привезли. Я предпочитаю, — он усмехнулся, — как с женщинами, так и здесь — быть единственным покупателем».
— Как и с женщинами, месье Корнель, — это будет стоить дороже, — предупредил де ла Марк.
Сверху, с дерева, заухала какая-то птица, посыпался снег.
— Да уж понятно, — зевнул Воронцов, отряхиваясь. «Давайте, месье Виллем, я ночь не спал, и сейчас мне опять бодрствовать придется».
— Я тоже сюда не в карете приехал, — зло ответил адмирал, передавая Корнелю оригиналы.
— Сколько? — поднял глаза Корнель.
Де ла Марк назвал сумму.
«Убивать его нельзя, — подумал Петя. «А оставлять в живых — с тем, что он знает содержание этих писем, — тоже опасно. Ладно, будем надеяться, что не в его интересах болтать языком. Он вообще, насколько я знаю, к этому не склонен. Я, конечно, сейчас очень рискую, просто смертельно».
— Что ж это вы, месье Виллем, своих людей сдаете? — Петя стал отсчитывать деньги. «Это же вашему капитану пишут, — он указал на документы.
— Он работает на штатгальтера, — хмуро ответил де ла Марк. «Значит, уже не мой».
— Ну-ну, — Воронцов передал адмиралу золото. «Проверяйте. И в следующий раз, когда захотите что-то продать — привезите еще такого. Оно всегда ценно».
— Этого больше нет, — ответил адмирал.
— Тогда письма великого визиря, — Петя спрятал кошелек.
— Откуда? — карие глаза де ла Марка внезапно осветились ненавистью.
— Мы тут все на одном пятачке, земли который, год топчемся, — улыбнулся Петя. «Неужели вы думаете, что кому-то из нас удается хранить секреты?»
— Вам — удается, — де ла Марк убрал деньги. «Вы, насколько я знаю, неподкупны и даже спьяну никому ничего не разболтали, за все эти годы. Женщин, — он помедлил, — к вам подсылали, — все, кому не лень, — и тоже — безуспешно. Ходят слухи, что вы — дьявол, месье Корнель».
— Вы же протестант, Виллем, — Петя положил письма в карман и поднялся. «Ну что за суеверия? Кальвин бы вас не похвалил за это».
— На кого вы работаете? — вдруг поинтересовался адмирал. «На папу Григория? Наверняка.
Вы, скорее всего, тайный член этого самого ордена, как он там называется? «Общество Иисуса»? Дали обет безбрачия?
— Я дал обет спать хотя бы по шесть часов в день, — Петя потянулся, — и уже который год его не исполняю, дорогой мой месье Виллем. Так что если у вас ко мне нет больше дел — до свидания, рад был увидеться».
Адмирал отвязал своего коня, и вдруг обернулся.
— И почему вы не протестант, — сказал он, садясь в седло.
— Я люблю искусство, — улыбнулся Воронцов, — а дай волю вашим фанатикам — они и фрески синьора Микеланджело замажут штукатуркой. Так что простите, Виллем, не стоит мне проповедовать прелести кальвинизма».
— Разные бывают протестанты, — буркнул де ла Марк.
— Да, — легко согласился Петя. «Например, те, которые вешают людей только за то, что они — католики. Всего хорошего, Виллем, я вас не задерживаю».
