— А я хочу тут, — невысокий, с темными, седеющими волосами мужчина облокотился о спинку ее кресла и пощекотал высокую, белую шею с золотистыми завитками волос. «Покажи-ка мне то, что ниже», — шепнул он, едва разжав губы.
— В библиотеке Его Святейшества, сэр Томас? — притворно ужаснулась Констанца.
— Вот же суеверные, вы, католики, — пробормотал Томас Стакли, и поднял женщину из кресла.
«Я старый человек, уступи мне место».
— Да уж такой старый, — Констанца приподняла юбки, и, закусив губу, опустилась на него. «Ты же тоже католик».
— Я и протестантом был, моя прелесть, могу и в мусульмане податься, если хорошо заплатят, — Томас стал расшнуровывать ее корсет.
Розовые, острые соски оказались на виду, и Констанца закусила зубами рукав платья.
«Сейчас быстро, — сказал ей Томас, — а завтра твой муж и этот торговец, Корвино, уезжают в Чивитавеккью на весь день».
— А ты с ними не поедешь? — тяжело дыша, спросила она.
— У меня дела в Риме, — усмехнулся Томас, — моя восемнадцатилетняя любовница не отпускает. Отправишься к своей кузине, как обычно, поняла?
Женщина кивнула.
Он вдруг рассмеялся: «Сколько ты там хранила верность своему мужу после свадьбы, дня два?»
— Неделю, сам знаешь — обиженно ответила Констанца и вцепилась тонкими, нежными пальцами в его плечи. «Станешь неверным, Томас, забирай меня в гарем».
— Мне почти шестьдесят, — он ухмыльнулся, — но ничего, лет на двадцать меня хватит, а потом я тебя сменю на молоденькую».
— Скотина! — еле слышно простонала женщина.
— О, милая, ты еще и не знаешь — какая. Но завтра узнаешь, — пообещал Томас.
— А, вот и наш капитан, — радостно сказал Джакомо. «Как там дела в Чивитавеккье, сэр Томас?».
— Все готово к отплытию, — сказал Стакли, поклонившись понтифику. «А вы, должно быть, синьор Корвино, наш финансист?» — он повернулся к Пете. «Рад встрече».
— Я тоже, — улыбнулся Воронцов и пожал сухую, сильную руку. «Я уверен, что под вашим командованием мы быстро достигнем берегов Ирландии».
— Завтра вам, Пьетро, надо будет съездить в Чивитавеккью, Джакомо вам передаст наши расчетные книги, пришло время расплачиваться с наемниками, — вмешался Орсини.
— С удовольствием, ваша светлость, — ответил Воронцов. «Этим людям лучше не платить все сразу — иначе они тут же прогуляют деньги. Когда высадимся в Ирландии, они получат остальное золото. А вы, сэр Томас, отправитесь с нами в порт? — спросил он капитана.
— У меня дела, — коротко ответил тот, — по снабжению кораблей.
— А, — сказал Петя, — тогда нам с вами надо их делать вместе, римские торговцы кого угодно обведут вокруг пальца, только не меня.
— Да, сэр Томас, — сказал Орсини, — это разумное предложение. Раз уж мы с его святейшеством вкладываем деньги в наше предприятие, мы хотим, чтобы они расходовались с толком. Для этого мы и прибегли к помощи синьора Корвино».
Серые глаза Стакли внезапно похолодели. Он посмотрел на улыбающегося Петю и медленно сказал: «Ну что ж, я буду только рад».
— Мадам, как жаль, что вы так недолго освещали наше собрание своим присутствием, — вздохнул Петя, глядя в голубые глаза Констанцы. «Могу я спросить, что вы читали?»
— De re militari et de bel o, — свысока сказала она.
— Вам интересны законы ведения войны? — удивился Петя.
— Ну, — она нежно посмотрела на Джакомо, — мой муж воюет, а жена должна разделять интересы мужа. А вы как считаете, синьор Корвино, какие средства хороши на войне?
— А я, мадам, — усмехнувшись, ответил Петя, — считаю, что на войне хороши все средства. Как и в любви, — добавил он, и Констанца покраснела.
— Откуда треска? — Петя разогнулся и посмотрел на торговца.
— Норвежская, — пробормотал тот, уставившись куда-то в угол, на завешанные сушеной рыбой стены склада.
— Ну зачем вы мне врете? — ласково спросил Воронцов и помял в руках рыбину. «Давайте я вам расскажу. Во-первых, норвежскую ловят не сетями, а на крючок, во-вторых, делают это до того, как она начинает метать икру, в-третьих, из нее выпускают кровь, пока она еще жива, и только потом — отрезают голову. Ну и сушат два года. А эта, — он понюхал рыбу, — португальская. Так что снижайте цену, уважаемый».
— Это всего лишь рыба, — пробормотал Стакли. «Ее съедят еще до того, как мы дойдем до Ирландии».
— А это — всего лишь деньги, — Петя повертел серебряную монету перед носом капитана.
«Если их тратить так, как это делали вы и синьор Джакомо, — а я ведь не поленился, сэр Томас, и вчера вечером сходил к синьору Бонкомпаньи за расчетными книгами, — то мы обанкротимся прежде, чем достигнем Атлантики».
Капитан промолчал и со значением посмотрел на дверь лавки.
— Если вы торопитесь куда-то, — ехидно сказал Петя, — я вас не задерживаю. Я тут, — он кивнул на покрасневшего торговца, — и сам разберусь.
Стакли поклонился и молча вышел.
— В общем, так, — сказал Петя, зевая, — доставите в Чивитавеккью по вот этой цене, — он написал цифры на листе бумаги. Брови торговца взлетели вверх.
— А перевозка? — попытался спросить тот.
— За ваш счет, — сладко улыбнулся Воронцов.
Выйдя из лавки в гомон Пьяцца Навона, Петя покрутил головой и увидел Стакли, который как раз сворачивал в узкую улицу за палаццо Торрес.
— Ну-ну, — иронически пробормотал Петя, — посмотрим, что у вас тут за дела в Риме, сэр Томас.
Он прошел мимо статуи Пасквино, бросив взгляд на листки с эпиграммами, которыми римляне каждую ночь оклеивали пьедестал, и, чуть замедлив шаг, последовал за капитаном.
«Рим я знаю отлично, с Бонкомпаньи мы встречаемся только в полдень — успею до отъезда в Чивитавеккью разузнать, куда это собрался сэр Томас», — подумал Воронцов.
— Нет, в Ирландию он не поедет, — понтифик придвинул к себе серебряное блюдо с лесной земляникой и радушно сказал священникам: «Угощайтесь, только сегодня утром привезли с гор».
— Почему? — Уильям Аллен поднял голубые, пронзительные глаза, и повертев в пальцах землянику, вдруг улыбнулся: «Пахнет, совсем как английская».
— Потому что, — Григорий вдруг поднялся, и оба священника сразу же встали, — что он всего год, как постригся. Его даже еще не рукоположили. И потому, — папа помедлил, — что в Ирландию, и Англию должны ездить англичане.
— У него хороший английский, почти без акцента. Я с ним говорил в монастыре, еще до того, как он дал обет молчания, — Роберт Парсонс посмотрел на папу Григория. Оба священника были ниже понтифика.
— В Ирландию отправится отец Сандерс. У него и опыта больше будет, — Григорий вдруг улыбнулся. «Вы же сами знаете, отец Роберт, глава вашего ордена против того, чтобы отправлять иезуитов в Англию».
— Я все равно туда поеду, с отцом Кэмпионом- упрямо сказал Парсонс.
— Вы другое дело, — отмахнулся Григорий, — вы англичане. Сами же знаете, я не хочу, чтобы в «Обществе Иисуса» всем заправляли испанцы. Покойный отец Игнатий Лойола, как и последующие генералы ордена, уж слишком благоволил к своим землякам, и протаскивал их на руководящие позиции.
— А что плохого в испанцах? — удивленно спросил Аллен.
