Вельяминовы. Начало пути. Книга 1

удовлетворенно подумал он, глядя, как стирает кровь с шеи один из противников.

— Вы оба пожалеете, что на свет родились, — пригрозил главный обидчик, подходя вплотную.

Маккей завернул на узкую улицу, что вела к дому Клюге, и вдруг услышал крики. Марфа и Петя, чумазые донельзя, стояли спина к спине, против стайки ребят постарше. Возле них высилась груда камней, у мальчика была рассечена щека. В девичьих руках блеснула сталь клинка.

Маккей быстро оценил ситуацию и сурово двинулся на старших ребят.

— Эт-т-то еще что? Так-то вы готовитесь к рыцарским обетам?

— Они первые начали, — буркнул старший подросток.

— И не стыдно тебе врать? Чтоб дети, вдвое меньше вас, начали первыми? Придумал бы что-нибудь поумнее. Марш отсюда, и зарубите себе на носу, что рыцари защищают беззащитных, а не нападают на них, ясно?

— Ясно, — предводитель ватаги развернулся, за ним последовали остальные.

— Здорово мы их? — Марфа подергала Джеймса за рукав.

— Вы дрались как львы. — Маккей присел на корточки перед девочкой. — Можно посмотреть твой кинжал?

— Это дамасская сталь. — Она протянула клинок. — Мне батюшка на именины подарил.

— Годное оружие. — Маккей взвесил его в ладони, пальцы сомкнулись на ухватистой рукояти.

— Ты сильный, — работорговец потрепал Маккея по плечу. — Сильный и молодой, тебе всего двадцать лет. Если ты понравишься хозяину и будешь хорошо работать, сможешь взять себе жену.

— У меня есть жена.

— Златовласая, белокожая, с глазами цвета моря, — работорговец причмокнул губами.

— Ее небось еще вчера продали. Чудны дела Аллаха, хоть и не девственница она, но золота я за нее выручил как за нетронутую. Некоторые предпочитают, чтобы кто-то другой был первым — меньше хлопот. У нее хорошие бедра, и она родила уже одного здорового ребенка, значит, родит еще. Сын у вас был или дочка?

— Сын — Маккей отвернулся, чтобы не было видно слез, что жгли ему глаза.

— Тем более. — Работорговец зевнул. — Мой тебе совет — забудь свою прошлую жизнь и начинай новую.

— Я запомню твой совет. — Холодная сталь под пальцами внушала Джеймсу уверенность. Нет, это был не кинжал, а всего лишь разбитые о камень кандалы, но ими тоже можно убивать. Нужно убивать.

— Пойдем, — Маккей вернул кинжал Марфе. — Обещал я твоей матери поехать на лошадях покататься, да уж теперь и не знаю, как быть, вон у Питера все лицо разодрано.

— Да ну, это просто царапины, — хмуро отозвался Петя. — Пустяки.

Вопреки ожиданиях, Феодосия не стала ругать детей, только помазала племяннику щеку рану темной, пахнущей травами мазью и отослала обоих умываться и переодеваться.

— Я нашел для вас женское седло, — сказал Джеймс, когда они выводили лошадей из конюшни. — Марфа ездит по-мужски?

Феодосия погладила темно-серого в яблоках коня.

— Ездит. Отец ее так научил. Оно и удобней, пока она маленькая. Потом на женское пересядет. Меня тоже отец в седло посадил, а Петину мать покойницу муж учил. А на Москве это и не принято, редко кто из боярынь верхом умеет.

— Стивен рассказывал про родителей. — Маккей легко подсадил женщину в седло. — Не отвечайте, если не хотите, но все же как не мстить за такое?

— Степан мстил, — горько вздохнула Феодосия. — Однако ж то царь — выше он суда человеческого, а Божий суд нескорый, да и кто мы, чтобы торопить Всевышнего?

— А Питер? Он не станет мстить, когда вырастет?

— Когда он вырастет, все быльем порастет.

— Есть вещи, которые не забываются.

— А вы мстили?

— Да. Я мстил пять лет, с той поры как бежал из плена. Искал и мстил.

— И что теперь? — Узкая белая рука натянула уздечку.

— Не знаю.

Степан еще раз пересчитал золото и подвинул его Клюге. Тот поставил свою подпись под распиской.

— Можно было и без этого, герр Мартин.

— Нельзя. Эти деньги не будут просто так лежать, зачем нужно золото, если оно не приносит дохода? Я пущу их в оборот, и в любой момент ты получишь обратно и основной капитал, и проценты.

— Мне они зачем? — пожал плечами Степан. — Я на берег раз в год схожу, пусть лучше для Пети лежат.

— Петер после моей смерти и так все получит, а тебе сегодня не нужно, а завтра вдруг да и понадобится. Тебе еще семьей обзаводиться. И вот еще что, будешь в Лондоне, зайди к стряпчему, моему знакомому, адрес я дам, завещание напиши.

— Да что мне завещать? Шпагу разве что.

— А ты к стряпчему иди не до того, как с людьми своими будешь говорить, а после, — посоветовал Клюге. — Потому как до чего вы договоритесь, неизвестно, а если с тобой в Новом Свете что случится, то Петер — твой законный наследник, и не как со мной — по дарственной, а по крови.

— Зайду. А вы не тяните с отъездом, зимой война начнется. Насчет складов и дома в Англии не беспокойтесь, я позабочусь. Здесь продавать будете?

— Да уж за бесценок придется. Мало охотников дома перед войной покупать. Когда вы отчаливаете?

— Как пеньку привезут да загрузят, так и снимемся.

Проводив Степана, Клюге разложил на столе торговые книги и углубился в вычисления.

Несмотря на расходы на переезд, он все равно оставался в выигрыше, да в таком, что хватало и на обустройство в Лондоне, и на учебу Петера и — если действительно он так выгоден, как его расхваливают, на вложения в новомодный товар — табак.

«Португальцы с испанцами пока раскачиваются, — думал Клюге, — вот бы у них это дело и перехватить. Пока только моряки курят, прибыль мизерная будет, а если из кабаков табак во дворцы перекочует, тут совсем другие барыши. Вон как кофе, начали его в Венеции пить, и то ворчали, мол, не христианский напиток, а сейчас итальянцы его и сюда привозят. Однако чтобы кофе торговать, надо с берберами возиться, а у меня на это ни сил, ни желания нет.

Стефан говорил, что португальцы в Гоа пьют какой-то «ча», вроде из Китая, но это опять Восток, стар я уже для этого. Нет, табак, табак, надо и Никиту на это дело подбить, кстати.

Оно и Новый Свет поближе Китая будет.»

Клюге убрал документы и пошел в аптеку. Прежде чем вкладываться в диковинное зелье, надо бы поспрошать герра Штейна, от каких хвороб он исцеляет.

Всадники спешились на краю березовой рощий, у подножия холма, на котором торчали серые, поросшие мхом развалины замка.

Петя с Марфой помчались лазить по камням, — если повезет, там можно найти старую, изъеденную ржавчиной подкову или монету.

— Холодная, — попробовала воду Феодосия. — Осень скоро, деревья уже желтеют.

— Там, где я вырос, не было лесов. Только в горах, на юге сосны, березы, еще южнее дубы и вязы. У нас только море и трава. Она даже зимой зеленая.

— Вы с детства мечтали о море?

— Нет. У нас на севере нет своих моряков, к нам норвежцы ходят. Я младший сын, но земли у нас было много, никто меня из дома не гнал, я сам себя выгнал. Добрался до Инвернесса, нанялся на