— Что? — брат блаженно жмурился, подставив лицо нежному, нежаркому, зимнему солнцу.
— Вождь сказал, что разрешит капитану Смиту жениться на Покахонтас, только если я начну с ним жить, — тихо, вертя в длинных пальцах ожерелье, что лежало на смуглой груди, сказала Полли. «Ему нужны сыновья с нашей кровью».
— А ты хочешь с ним жить? — брат приоткрыл один лазоревый глаз и усмехнулся.
Полли помотала головой и прикусила губу.
— Ну, вот и не будешь, — уверил ее брат и вскочил на ноги. «Пошли, найдем сеньора Родриго, переоденешь его».
— Но как? — удивилась Полли.
Мужчина вздохнул: «Дорогая сестра, мне еще нет двадцати шести, а я уже сделал пять миллионов золотом. А все почему? — Питер наставительно поднял палец. «Потому, что я умею договариваться. Вот и с вашим вождем, — не заставляй меня произносить его имя, — тоже договорюсь».
Он рассмеялся, и потянувшись, поцеловал ее в теплую щеку: «Все будет хорошо, сестричка».
Полли и Покахонтас сняли с костра большой горшок с теплой водой, и девушка, чуть улыбнувшись, спросила: «А почему у нее красная голова?»
— Ты же видела, там, в Джеймстауне, — удивилась Полли, — у нас есть люди с таким цветом волос. И со светлым цветом тоже есть, как у моей сестры, миссис Мэри. И у капитана Джона, — он подмигнула Покахонтас.
— Со светлым красиво, — мечтательно сказала девушка, когда они осторожно несли горшок к заднему двору женского дома. «А с красным — нет, и она худая».
— Ну, — заметила Полли, — ты и сама, дорогая моя, — такая же.
— Да, — Покахонтас искоса поглядела на высокую, большую грудь старшей женщины, прикрытую кожаной безрукавкой, — вот у тебя, сразу видно, родятся здоровые дети.
Полли вдруг, на мгновение, закрыла глаза и вспомнила крохотное, искалеченное, мертвое тельце на полу. «Господи, — подумала она, — ну простишь ли ты меня, когда-нибудь. Даже если б доносила я — не жила бы девочка, никогда. И все равно — такой грех, такой грех, Господи».
— Так что, — весело закончила Покахонтас, — тебе надо лечь с моим отцом. Ему, хоть и за сорок, но сама знаешь — у него больше двух десятков детей, и три жены сейчас носят. У меня тоже будет много детей, от Джона, — она посмотрела на ворота поселения и вздохнула:
«Скорей бы отец вернулся!»
Ракель ждала их на дворе, и, Полли строго сказала по-испански: «Снимай это все, сейчас помоем тебя как следует».
Девушка покраснела, испуганно оглянувшись.
— Да нет тут никого, — рассмеялась Полли. «Это женская половина, мужчинам сюда вообще нельзя заходить».
— Скажи ей, — велела Покахонтас, намыливая короткие, рыжие волосы куском глины, — что ей надо много есть. Тогда у нее будет большая грудь, и бедра тоже. И твой брат, и племянник возьмут ее в жены.
— Мой племянник женат, — сердито ответила Полли, рассматривая старые, пожелтевшие синяки на спине у девушки.
Ракель вздрогнула, почувствовав прикосновение женщины, и неразборчиво сказала: «Это меня тот капитан, бил, на корабле. Я упала в обморок, когда он мне показал, что делают с мамой, — девушка тихо, неслышно заплакала, — он разозлился, и стал меня пинать».
Полли налила воды в ладони и нежно вымыла бледное лицо. «Не надо об этом думать, — тихо сказала она. «Правда, не надо, милая».
— Она всегда может стать второй женой твоего племянника, — заметила Покахонтас.
— У нас так не принято, — сердито ответила Полли. «Вот ты бы хотела, чтобы у Джона была вторая жена?»
— Никогда в жизни, — нахмурилась девушка.
— Вот и молчи, — Полли закутала Ракель в большое, искусно вытканное полотно. «Лучше принеси юбку и безрукавку».
— Ну, тогда твой брат, — пожала плечами Покахонтас, — он недурен собой, хоть и маленького роста. И я видела, он на нее смотрел.
— А что она говорит? — внезапно спросила Ракель.
— Говорит, что ты хорошенькая, — Полли наклонилась и поцеловала девушку в лоб.
Ракель неловко, смущаясь, надела кожаную юбку и вышитую безрукавку. «Она очень белая, — одобрительно сказала Покахонас. «Как молоко! Погодите, — Покахонтас хлопнула себя по лбу, и убежала в женский дом.
— Очень красиво, — восхищенно сказала Ракель, рассматривая тяжелый, серебряный, выложенный бирюзой браслет. «У нас в Мексике тоже есть такие камни».
— Скажи ей, что это с юга, из пустыни, — велела Покахонтас. «Мой отец ездил туда, там нет воды и очень жарко».
— А как будет «спасибо?», — краснея, спросила Ракель. «Ну, на их языке?»
— Бас-ко-ни, — медленно, раздельно произнесла старшая женщина и Ракель, поклонившись, — повторила.
— Или пусть она будет женой моего отца, — хмыкнула Покахонтас. «Ему понравятся красные волосы, он любит все необычное».
Полли расчесала короткие, влажные кудри девушки и шепнула: «Ты теперь совсем красавица!»
Ракель уцепилась за ее руку и жалобно спросила: «А можно не показываться на глаза этому вождю? Я тут посижу, в доме, и меня никто не найдет».
— Ну, нет, — решительно ответила Полли, — так нельзя. Мы тут гости, надо вести себя вежливо.
Да он добрый человек, не бойся, — рассмеялась она, вспомнив жесткое, смуглое, украшенное синими татуировками лицо, и орлиные перья в черных, спускающихся на плечи волосах. «Не бойся, — решительно повторила она.
Мужчины сидели у костра, передавая друг другу флягу. «Очень неплохо, — одобрительно сказал Питер, принюхиваясь. «Это ведь из ягод, да? Дома тоже такое делают».
— Дома, — Смит посмотрел на крупные, яркие звезды. «Я, мистер Кроу, когда вернулся в Англию после восьми лет скитаний, — он усмехнулся, — сначала дал себе зарок — никуда больше не ездить, а вот, сами видите, — не выдержал».
— Я вас понимаю, капитан, — Дэниел потрепал по голове лежащего рядом Цезаря. «Я тоже — веду корабль из Дувра в Кале и все время на запад смотрю, признаюсь. Но нет, — он улыбнулся, — у меня, же семья, нельзя ее надолго бросать.
— А тут, — он обвел рукой затихающее стойбище, — тут я бы остался. Нравится мне Новый Свет.
Я и в Акапулько жил, и в Картахене, и в Японии, — но здесь мне по душе, — юноша взглянул на бледный круг луны, что вставала над горами, и еще раз, твердо, добавил: «По душе».
— Так вас для двадцати двух изрядно помотало, — присвистнул Смит. «Я ведь тоже — мне нет тридцати еще, а я уже успел и за короля Генриха повоевать, и за повстанцев в Нижних Землях, и за австрийцев, у берберских пиратов был, под началом их адмирала, Шимон-Рейса, ну Данцигера, — он улыбнулся. «Мы там с Мозесом Энрикесом вместе плавали, он там, — Смит указал на юг, — на Карибах сейчас».
— Мне Ньюпорт о нем рассказывал, — Дэниел отхлебнул из фляги. «Говорят, он конверсо спасает, капитан Энрикес».
— И выкупает тоже, да, — согласился Смит.
— И вы после этого в Англию вернулись? — поинтересовался Питер.
— Хотел, да не получилось, — рассмеялся Смит. «Австрийцы меня сманили воевать, я суда по Дунаю водил, в Трансильвании с турками сражался, там меня в плен взяли. Так и в Стамбул попал».
Питер уважительно присвистнул.
— Да, — продолжил Смит, — ну да там я долго не пробыл, у того янычара, что у меня в плен взял, была наложница, гречанка, мы с ней вместе ночью бежали, на лодке. Элени ее звали, ну, Хелен, по-
