Мистер Джозеф хочет применить операцию, которую делают на Востоке, отдать ее светлости свою кровь».
Джон сжал зубы, и, глядя в темные глаза Хосе, велел: «Выйдем».
Как только они оказались в коридоре, Джон сказал: «Не смей ничего делать с моей женой, мерзавец, и тем более — испытывать на ней какие-то шарлатанские методы. Я знаю — ты мне всегда хотел отомстить, за Мирьям, за то, что она досталась тебе не девственницей. Так вот — оставь Беллу в покое».
Хосе помолчал, и, развязав холст на руке, бросил его на блестящий, натертый, выложенный драгоценным деревом пол.
— Очень хорошо, — ответил он. «Меньше, чем через час вы станете вдовцом, ваша светлость».
Джон откинул голову, и вдруг схватился за щеку. Марфа опустила руку, и, подув на нее, жестко сказала: «Да ты, никак, с ума сошел, мальчик. Если кто-то и может спасти Беллу, то это только Хосе. Иди, — она взяла Джона за плечи и развернула, — иди к своим дочерям. Дай врачу заниматься тем, что должно ему».
Джон наклонился, поднял холст, и тихо ответил: «Нет. Если кому и рисковать, то это мне. Я отдам Белле кровь».
Хосе посмотрел на него и вдруг, положив руку Джону на плечо, вздохнул: «Это опасно».
Джон сглотнул, и, проведя рукой по волосам, оглянувшись на дверь — Марфы уже не было рядом, — помявшись, проговорил: «Прости…, Я не хотел, я сам не знаю, что на меня нашло…»
— Да я все понимаю, — Хосе чуть улыбнулся и пропустил его вперед. «Мистер Джозеф, — акушерка подняла голову, — кровотечение замедлилось, если мы дадим ей еще пастушьей сумки, и сделаем процедуру, — думаю, все будет хорошо».
— Снимай рубашку и ложись, — Хосе указал на подушки. Джон почувствовал прикосновение холста, и, чуть повернув голову, посмотрел на лицо Беллы. «Я тут, любимая, — шепнул он одними губами, и, ощутив, как игла входит ему в руку, — закрыл глаза.
— Дети, — подумала она. «Что с детьми, где они? Господи, — Белла попыталась приподняться и услышала ласковый голос: «Тихо, любовь моя, не надо, не надо. Я рядом», Она пошевелила рукой и нашла его пальцы — крепкие, такие знакомые. «Джон, — она чуть подняла веки, — что, что случилось, где дети? Я ничего не помню, только боль, а потом — темнота».
— У нас две девочки, — он устроил Беллу на подушках и положил ее голову, с заплетенными косами себе на плечо. «Две красавицы, такие же, как ты. Я так счастлив, так счастлив, любовь моя».
— Ты не сердишься? — Белла прикусила губу. «Ты же хотел мальчика, и вот…
Джон наклонился и нежно поцеловал ее в щеку. «Я хотел, чтобы у нас было дитя — здоровое и крепкое. А теперь у меня вас трое, — он подышал в маленькое ухо, и Белла рассмеялась, — и я намерен вас совсем избаловать.
— Мальчик еще будет, — твердо сказала Белла, и, приподнявшись на локте, ахнула: «Джон, у тебя рука перевязана! Тебя ранили?»
— Не вскакивай, — велел он. «Ты сейчас будешь лежать, кормить, а я тебе буду читать вслух.
А я, — мужчина вдруг улыбнулся, — отдал тебе свою кровь, чтобы ты жила. И так будет всегда.
Она прижалась к нему, — вся, такая знакомая, и Джон, гладя ее по щеке, вдруг подумал:
«Правильно. «Потому оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей; и будут одна плоть». И одна кровь».
— Поспи, — сказал он, целуя ее. «Рэйчел пока кормит девочек. Потом, когда проснешься, я их принесу».
Белла задремала, еще успев пробормотать: «Я тебя люблю», а он, услышал стук в дверь, улыбнулся: «Да все в порядке, Хосе, я бы и встал уже».
Мужчина присел на кровать, и, хмыкнув, посмотрев на загорелое лицо Джона, сказал: «Ну, нет, дорогой герцог, сначала я принесу тебе бульона и красного вина, ты поешь, а потом — я разрешу тебе подняться. За дочерей не волнуйся, они накормлены, и спят».
— Белла очнулась, — Джон посмотрел куда-то в сторону. «Она себя хорошо чувствует. Хосе, я не знаю, как…»
Темные глаза усмехнулись. «Я же врач, Джон, это то, что я делаю — каждый день».
Джон помолчал и сказал: «Я говорил с его величеством, ну, насчет отмены эдикта короля Эдуарда о вашем изгнании. Яков пока оставил его в силе, но тех, кто тут живет — трогать не будут».
Хосе забросил руки за голову и потянулся: «Ну, лучшей награды от короля нельзя было и придумать. Спасибо тебе, — он рассмеялся и, поднявшись, открыл Марфе дверь.
Та устроилась на кровати с подносом и строго сказала: «Фазаний бульон, сухари и херес, Виллем достал те бутылки, что ее отец, — она кивнула на спящую Беллу, — с Кариб привозил.
Им четыре десятка лет уже. А потом — спать, — она повязала шелковую салфетку и поднесла к губам Джона серебряную ложку.
— Миссис Марта! — он покраснел, — да я бы сам…
— Нечего, — ворчливо ответила женщина, — мы с твоей матушкой лучшими подругами были, так что — молчи, я за тобой поухаживаю.
Потом Марфа накрыла их легким, меховым одеялом, и, взяв Хосе за руку, сказала: «Пошли, там мистрис Мак-Дугал форель вам приготовила, по-шотландски, ты такой и не ел никогда».
Хосе оглянулся на Джона с Беллой. Он внезапно улыбнулся: «Нет, не буду об этом писать, тетя. Все равно — никто не поверит. Сейчас Белла отдохнет, и можно будет ей девочек отдать, пусть лежит и кормит».
Они вышли в коридор, и Марфа, прислушавшись, сказала: «Вот, видишь, как оно получилось — двое внуков, две правнучки. Ну, не плачут вроде. Как эти, — она кивнула на опочивальню, — насчет имен договорятся, я их в свою Библию запишу».
— Сколько у вас сейчас? — спросил Хосе, когда они уже спускались на кухню.
Женщина приостановилась, и, посчитав на пальцах, рассмеялась: «Шестнадцать внуков, пятеро правнуков. Ну, это с Полли, конечно».
С кухни тянуло жареной рыбой, и адмирал, выглянув, сказал: «За стол, за стол, а то все остынет».
Белла подняла глаза и ахнула — Джон стоял, с девочками на руках, ласково улыбаясь. «Они спят пока, — тихо сказал муж. «Пойдем, я тебе покажу что-то».
Он устроил двойняшек удобнее и помог жене подняться: «Тебе уже можно вставать». Белла увидела большое, обитое бархатом кресло у окна и скамеечку для ног. Рядом стояла колыбель с гербами.
— Я велел из поместья привезти, — рассмеялся Джон, — раз мы пока тут остаемся. Мне в ней полежать не удалось, а папа — лежал. Пойдем, — он распахнул двери в гостиную.
Белла ахнула. На паркете стоял трехэтажный кукольный домик. «Им, наверное, рано еще, — смущенно сказал Джон, глядя на дочерей, — но я, как его увидел, не смог удержаться».
Белла присела, и, заглянув внутрь, осторожно провела рукой по кружевному покрывальцу на крохотной кровати. «У меня был кукольный домик, — она подперла щеку рукой, — там, в Новом Свете».
— Я помню, — Джон наклонился и поцеловал темные, пахнущие розами волосы. «Я все помню, любовь моя».
Девочки захныкали, и Белла протянула руки: «Дай, дай мне малышек».
Джон устроил жену в кресле, и, глядя на то, как она кормит, положив ей голову на колени, счастливо сказал: «Девчонки. Мои девчонки».
Белла посмотрела на красную шерстяную ниточку на запястье той девочки, что лежала справа и восторженно шепнула: «У них, наверное, будут голубые глаза, как у тебя. Это Вероника, — она поцеловала дочь в лоб. «Леди Вероника Холланд. А это? — левая девочка на мгновение оторвалась от груди и зевнула.
— Джозефина, — муж улыбнулся. «Если бы не Хосе — я бы тебя потерял, любовь моя».
— Леди Джозефина Холланд, — Белла полюбовалась младенцем.
— Мы, — Джон прикоснулся губами к щечке дочери, — будем звать ее Джо.
Девочки сыто засопели, и Джон, поднявшись, обнимая укрытые шелковым халатом плечи жены, подумал: «Истинно, благ Господь к нам, и нечего нам больше желать».
