особенности финансы, располагают самым древним политическим институтом в королевстве.
Лондон на самом деле – это два города. Один – большой, полный жизненных сил, озабоченный своими повседневными проблемами; другой – немыслимо богатый офшорный островок
Гласман сотрудничает с движением «Лондонские граждане» – это целая сеть маленьких светских и религиозных групп (приблизительно сто сорок), стремящихся улучшить политическое управление и организацию сообщества. В значительной степени лидеров этого движения вдохновляли чикагские коммунальные активисты, от которых многое воспринял и Барак Обама. После того как разразился финансовый кризис 2007 года, Нил Джеймсон, исполнительный директор «Лондонских граждан», связался с корпорацией Сити. «Мы искали причины кризиса, и все пути, по-видимому, вели к нашему соседу, о котором мы не слишком-то много знали», – рассказывает Джеймсон. Корпорация находилась практически вне досягаемости. «Первое впечатление оказалось сильным. Представители Корпорации всячески демонстрировали приблизительно следующее: “Мы не против того, чтобы дать вам денег, но отвергаем всякие отношения с вами”». Джеймсон был раздражен тем, что лорд-мэр, разъезжающий по свету, пренебрегает крупной и имеющей глубокие корни организацией, представляющей граждан города. Джеймсон в 2009 году пригласил Корпорацию на праздник своей организации и получил странный, высокопарный ответ, свидетельствующий, какую аллергическую реакцию вызывают рядовые лондонцы у муниципальной администрации Сити: «Мы приветствуем “Лондонских граждан”, как приветствуем любую группу. Формальный визит в этом отношении не имеет смысла… Во избежание сомнений, отмечаем, что это ни в какой форме не является признанием или согласием на переговоры».
Отношения между «Лондонскими гражданами» и Корпорацией все же сложились, но это были отношения весьма странного сорта. Официальные лица Сити появлялись на собраниях только для того, чтобы через несколько минут их покинуть. А когда «Лондонские граждане» призвали к повышению заработков поваров, уборщиков и других рабочих Сити хотя бы до прожиточного уровня, к ограничению 20- процентных ставок и к использованию ресурсов Сити для создания доступного жилья в Лондоне – Корпорация пожаловалась, что на нее «устроили засаду».
Еще в XVIII веке Сити вел яростную лоббистскую кампанию против войны с мятежными североамериканскими колониями, предупреждая, что эта война «нанесет глубокие и, возможно, роковые раны… сущностному, неизменному принципу свободы» 37. Король выразил «крайнее удивление тем, что кто-либо из его подданных может поощрять мятежный дух… в Северной Америке». Как сообщает официальная запись, хранящаяся в архиве Сити, когда Америка провозгласила свою независимость, «эти новости были встречены в Сити с величайшей радостью»38. Когда государство насильственно загоняло граждан во флот, который готовился к войне с Францией, лорд-мэр похвастался тем, что группы, занимавшиеся отловом людей для пополнения личного состава флота, «не осмеливались заходить в Сити».
В 1917 году английские рабочие погибали на полях Франции, и Герберт Моррисон, активист набиравшей силу Лейбористской партии, проникся возродившимся реформаторским духом: «Не настало ли для Лондона время перестать мириться с претенциозным фиглярством Лондонской городской корпорации и стереть ее с карты города? Теперь Сити – это всего лишь квадратная миля, в которой окопалась реакция, это сатанинское пристанище современных финансов, это выкидыш современной журналистики, которая способна только на дешевые сенсации. Сити – административный анахронизм»39. После Первой мировой войны Лейбористская партия – партия рабочего класса, внесла в свой манифест обещание упразднить Корпорацию и включить Сити в единое управление Лондоном. «Традиционная позиция Лейбористской партии, – сказал мне член парламента лейборист Джон Макдоннелл, – заключалась в установлении контроля над финансами страны в долгосрочных интересах ее народа».
После Великой депрессии в Америке и Второй мировой войны, на полях сражений которой опять проливали кровь простые трудящиеся, в обществе возникло новое, внушающее страх, настроение – совершенно уникальное для Великобритании. Гласман писал: «Британское государство единственный раз за свою историю приняло концепцию экономии и подчинило налоговую политику ее интересам». Премьер-министр Клемент Эттли, верный манифесту Лейбористской партии, не скрывал своей цели:
Мы снова и снова становимся свидетелями того, что в нашей стране существует власть, отличающаяся от той, которая находится в Вестминстере. Лондонский Сити – какой удобный термин для обозначения средоточия финансовых интересов! – способен утверждать свою волю в противовес правительству Великобритании. Люди, управляющие деньгами, могут проводить внутреннюю и внешнюю политику, противоречащую той, которую определяет народ. Первый шаг в передаче этой власти – превращение Банка Англии в государственное учреждение40.
Банк Англии был создан в 1694 году на средства богатых протестантов Сити как частное учреждение; в значительной степени он явился результатом сделки между финансистами и обнищавшим правительством, нуждавшемся в кредитах для строительства военного флота. Появление и банка, и правительственного национального долга положили начало финансовой революции, которая довольно быстро привела к таким явлениям, как рынок закладных, страховая компания Lloyds, фондовая биржа, финансовая пресса и стремительный рост внешней торговли. Финансовый сектор превращался в силу, названную П. Дж. Кейном и Э. Дж. Хопкинсом «локомотивом имперского правительства».
Эттли осуществил свою мечту: Банк Англии был национализирован в 1946 году. Но даже эта явная победа оказалась не полной, ибо у Банка еще оставались на руках сильные карты, чтобы вести свою игру: у него оставался не только контроль над национальными финансами, но и возможность манипулировать правительством, связанным обязательствами перед колониями. Как объяснил Гари Берн, это «гарантировало, что самым важным, определяющим экономическим планом первых послевоенных лет будет поддержание международной роли фунта стерлингов». В конечном счете национализация оказалась миражом. Банком по-прежнему управляла та же самая камарилья коммерческих банкиров – выпускников Итона. По признанию самого Банка Англии, закон о национализации не содержал «ни малейшего упоминания» о роли или целях Банка41. Правительство получило полномочия направлять банку «должностные инструкции», но в 2010 году прозвучало интересное признание, что «до сих пор оно так и не воспользовалось своим правом»42. Вскоре после национализации в The Economist написали: «Никакой принципиальной разницы между государственным банком 1946 года и частным банком 1945 года не предвидится»43. Мнение уважаемого журнала в полной мере показывает масштаб усилий, направленных на ограничение финансовых интересов.
Лейбористам Эттли и Моррисону не удалось объединить Лондон, а в 1951 году к власти вернулись консерваторы – верные сторонники Сити. Через несколько лет, в 1957 году, была создана королевская комиссия, которая попробовала спровоцировать реорганизацию и была настроена на то, чтобы сильно «встряхнуть» заскорузлую систему местного управления в Великобритании; недаром ее доклад начинался такими памятными словами: «У логики есть свои пределы, и то положение, которое занимает Сити, находится за границами понимаемого»44. Однако Британская империя исчезла, и к 1963 году на свет появился евродоллар, вдохнувший в банки Сити новую жизнь. Банк Англии занимал настолько прочную и лидирующую позицию, что его управляющий граф Кромер решил вынудить нового премьер- министра Гарольда Вильсона забыть половину своих предвыборных обещаний и резко сократить правительственные расходы. На что Вильсон реагировал весьма болезненно и однажды сорвавшись, закричал: «Мистер Управляющий, кто премьер-министр Великобритании – вы или я?»45.
Лондонская городская корпорация уцелела, зато в 1965 году упразднили более крупный выборный орган местной власти – Лондонский окружной совет. Следующая попытка упразднить Сити была предпринята в 1981 году, когда в парламенте решили «…дать лондонскому Сити демократическое местное управление того же типа, что много лет существует в остальной Великобритании»46. Попытка была сорвана. К этому времени премьер-министром стала Маргарет Тэтчер, и политические круги дружно разуверились в промышленности, пойдя на поклон к Сити. Все шло на продажу: школьные спортивные площадки, телефонные компании, железные дороги и рынки. Сити находился на передовой нового мирового движения: следовало подчинить экономику финансовым интересам. Проявлялось это прежде
