не могу повлиять на такого рода решения.
— Вы один — нет. Но когда нас много — да! Мы создадим вскоре сообщество для русских и прусских офицеров под названием «Железный крест».
— У нас в России не все любят тайные общества.
— Это не опасно, когда вы ставите перед собой благородные цели, одобряемые самим государем.
— Их можно преследовать, и не повязав фартук.
— Нет, нельзя. Военные должны играть ведущую роль. Только они имеют силу противостоять врагу.
— Ну что ж! Я подумаю. Во всяком случае я благодарен вам, барон, за приглашение. Могу ли я попросить совета у полковника Михайловского-Данилевского и флигель-адъютанта Брозина?
— Дорогой мой, несомненно! Я уверен, что русские офицеры не откажут нам в доверии и сольются с нами в едином порыве сокрушить зло и осветить мир факелами добра.
Через несколько дней у стен Варшавы они расстались. Война вновь вступила в свои права и целиком поглотила Бенкендорфа. Но рассуждения барона Нольде не ушли из памяти. Что дурного в вечном союзе России и Пруссии? Что дурного в отказе от войн или в борьбе с неистовыми клерикалами? Нет, он не видел ничего плохого в масонстве. Правда, смущала некая таинственность и секретность общения. Однако Василий Валентинович добрейший и честнейший человек и между тем один из главнейших русских масонов. Масоны представляли собой какую-то организованную силу. Если она цементируется идеей братства и дружбы, если она направлена против корсиканца — что в том дурного?
Да ничего дурного, если такой патриот и царский слуга, как полковник Михайловский-Данилевский, ведущий всю императорскую историческую «канцелярию», дал согласие принять участие в «Железном кресте».
Через три месяца в Пруссии Бенкендорф обратился к полковнику с вопросом:
— Не согласитесь ли вы, Александр Иванович, ввести меня в ложу «Железного креста», куда я неоднократно получал приглашение, и не только от барона Нольде и генерала Гельбиха?
Михайловский-Данилевский ответил положительно. Ложа нуждалась в апрантивах, да еще в таких чинах и с такой блестящей военной репутацией, как генерал Бенкендорф. Михайловский-Данилевский всячески расхваливал союз офицеров, возникший после того, как берлинская ложа «Трех глобусов» учредила эту военную ложу.
— А как ее деятельность сообразуется с интересами России?
— Произносимые там речи, — сказал с энтузиазмом будущий великий историк военной славы русских, — исполнены пламеннейшей любви к Отечеству. Говоренные на другой день или накануне сражений, они производят в наших душах самые благородные порывы! Вот что я могу вам ответить с превеликим удовольствием на ваш вопрос, Александр Христофорович. Да что беседовать! Пойдемте, и вы убедитесь сами.
Бенкендорф наконец решился. Заседание произвело на него глубокое впечатление лишь восторженным исполнением песни, клеймящей корсиканца. Прусские и русские офицеры, собравшись возле круглого стола, после краткого обмена мнениями по поводу недавних военных событий взялись за руки и запели, каждый на своем языке, патриотическую песню:
Многие прусские офицеры пели по-русски, хорошо зная язык армии, где они когда-то служили.
Но это уже было позднее, когда он расстался с бароном Нольде, которого после перехода через Неман по дороге на Данциг зарубили французские уланы в ночной стычке.
А война снова поглотила Бенкендорфа. Неясные воспоминания о берлинской встрече, звук торжественной боевой песни и крепкие рукопожатия остались до поры до времени неоплаченным залогом, который остался в тайниках души. Однако перед собой он часто видел железный крест, укрепленный на белой стене комнаты, погруженной в полумрак.
Березина и Вильна
Еще в Смоленске Бенкендорф получил распоряжение поступить под команду генерал-лейтенанта графа Голенищева-Кутузова и во главе отдельного отряда преследовать французов до Немана и дальше, перекрывая пути отступления маршалу Макдональду и по возможности быстрее идти к Тильзиту.
Зима 1813 года выдалась чрезвычайно суровой. Великая армия пришла в полный упадок после отступления из России и оказывала сопротивление из последних сил. Сам корсиканец чувствовал себя дурно. А это действовало на его маршалов, генералов и солдат расслабляюще.
Великая армия держалась на одном человеке, и если бы судьбе было угодно отдать Наполеона в руки адмирала Чичагова на Березине, война тут же окончилась бы и беспорядочные толпы разбитого и истощенного войска затопили бы Европу.
В Орше наступил перелом — некогда непобедимый, а сейчас сломленный усталостью и морозами Наполеон сжег собственный архив, понимая, что история его жизни приняла иной оборот. Он боялся быть схваченным и не желал, чтобы драгоценные документы попали к императору Александру. Адмирал Чичагов получил полную возможность взять корсиканца в плен, успев раньше французов подойти к Березине, захватить мосты, переправы и овладеть левым берегом. Надо отдать должное корсиканцу — он приблизился к последней черте в авангарде отступающих войск, пешком, опираясь на палку, совершенно не думая о том, что через несколько дней оставит армию и стремглав бросится в Париж.
Соединения Кутузова и Витгенштейна, охранявшего дорогу на Петербург, а теперь со свежими силами начавшего наносить удары по французам с тыла, довольно быстро отгоняли наполеоновскую армию к реке, которую он надеялся перейти по льду. Но и здесь русская зима подвела. Лед недостаточно окреп, чтобы выдержать не только лошадей и повозки, но и сильно исхудавших солдат.
То, что произошло на Березине, остается до сих пор тайной. Превратив капитанов и полковников в солдат, предав огню награбленное и даже жалкие припасы, которые отягощали предполагаемый рывок «Священного эскадрона» во главе с Груши и Себастиани, нынешними своими спасителями, корсиканец чуть ли не в последний раз испытывал судьбу.
События у Березины обычно изображаются как торжество военного гения Наполеона, которому удалось обмануть адмирала Чичагова и вырваться на Виленскую дорогу через незамерзающие болота, окружившие Зембин. Описание военной хитрости корсиканца делалось десятки раз, и детали ее хорошо известны. Бездарный маневр адмирала Чичагова, который пренебрег элементарными правилами войны, трудно отнести к триумфам русской армии, но вместе с тем нельзя не заметить, что Березина — последняя точка в русской кампании, которая определила многие дальнейшие события. Именно здесь Наполеон почувствовал себя униженным и разбитым, именно здесь он понял, что возврата к старому нет, именно здесь до него дошло, что над Францией нависла смертельная угроза, именно здесь европейская политика приняла иное направление, именно здесь был окончательно подорван боевой дух, когда солдаты Удино и
