затонских коллег происшествие было сообщено о необнаружении следов, о убытии домой со слов местных жителей. Археологов тормошить никто не стал. Так дело об исчезновении группы осталось незакрытым, не успев открыться. Тем более, что тел школьников и взрослых не обнаружил никто.
Глава 23
Концерт на свежем воздухе
О музыка! Отзвук далекого гармоничного мира! Вздох ангела в нашей душе!
После торжественного обеда, по методе Эльвиры, прошла помывка прибывших в бане. Если для «старичков и старушек» из племени Ночи это уже ритуал и даже нешуточное поощрение, типа – внеочередной поход в баню надо еще заработать в поте лица, чтобы было что смывать, то для новеньких… пришлось пригрозить страшным гневом богини Гигиены, и умаслить народ перспективой получения первых поощрительных украшений. Украдкой интересуюсь у Эли, не весь ли уже уральский хребет просеяли на предмет поиска золотишка для их цацек, но она снисходительно поясняет, что осталось еще много.
Ну если так, то ладно, пусть получают «голду» за каждую помывку, и скоро они у нас будут напоминать новых русских, пардон – новых кроманьонов, по обилию золотистых бирюлек в разных местах организма. Потом – пошьем им малиновые набедренные повязки, мамонта приручим, выстрижем ему на лбу трехлучевик в круге – и можно в Москву конца двадцатого века, на экскурс в девяностые. За местных сойдем точно. Лишь бы мамонт на проспекте Мира не нагадил… Представляю картину появления у ресторана 'Метрополь' мамонта с последующей его парковкой, и чинный заход своих учеников в зал… в виде 'а-ля натюрель' – с пальмами, щитами, в золотых подвесках и меховом прикиде… малинового цвета… Тихонько прыскаю в кулак, Елка интересуется причиной. Рассказываю. Хохочем вместе. Ребята встревают насчет похохотать – с намерением присоединиться. Уже Елка рассказывает обществу мой глюк, уточняя, что по весу одних браслетов на наших подругах можно заказывать персональный ЧОП для охраны их тушек – иначе утащат вместе с бренной тушкой носителя килограммов драгметалла. Ржач становится общим. Пересмеиваясь и подначивая друг друга, народ собирается к вечернему костру. Скромно во вторых рядах рассаживаются новенькие. Впереди – моя гвардия – атланты. В двух словах объяснив смысл предстоящего действа как обряд, на «сцену» выплывают Ромины красотки во главе с художественным руководителем. Инструментов добавилось, и – о чудо, Лада гордо вышагивает с новенькой скрипочкой. Эля тихо шепчет:
— Это ей Рома подарил!
— А она играть-то умеет?
— Все равно не поверишь. Слушай.
У части артисток в руках натуральные кастаньеты, смотрю даже медные тарелки и треугольник в наличии, ну, и конечно – барабаны…
Народ тихо шушукается, кряхтит, усаживаясь поудобнее… чисто зал консерватории перед выступлением всемирно известного, очень, очень знаменитого маэстро. Молчим. Пауза становится напряженной, вот-вот начнут шушукаться снова. Но… Роман поднимает медленно руку со смычком, и с подъемом руки, медленно-медленно набирая темп, из-за наших спин раздается рокот… кажется – что-то типа турецкого барабана. И в ритм Болеро незаметно попадают, нет, не попадают, просто падают души сидящих у костра. Тот кто слышал это произведение в настоящем концертном зале согласится со мной – это забирает. Это – что-то. Что ж тогда говорить о влиянии этой музыки на первобытных! Мы и сами, избалованные качеством звука и обилием слышанного, сидим, притихнув, подавленные нарастающим грозным ритмом. Лада ведет мелодию второго голоса, не сбиваясь, поддерживая основную, ведомую ее учителем. Тема, в нашем времени исполняемая духовыми, прекрасно слушается в обработке Финкеля и на скрипке. Барабаны не стучат – они ревут, выводя мощный ритм за пределы атмосферы, куда-то в предвечную высь. Магия в чистом виде.
Кончается Болеро. И… вечер сюрпризов не закончен. Роман берет гитару… Следом, после малого перерыва, грянуло Фанданго! Так вот зачем делались кастаньеты! Их треск тоже сливается, как и рокот барабанов в один слитный звук, накрывает и уносит за собой. В освещенный круг врываются Лена и Ирина, и начинают танец. Движение юных девичьих тел завораживает не меньше музыки… тряхнуть, что ли стариной? Ребята прихлопывают в ладоши, с каждой секундой громче и громче – это уже как один человек, сопровождает мелодию ударами ладоней все племя. А, была – не была, вскакиваю, и в меру своих скромных сил, сопровождаю танец девчат, стараясь оттенять их огненные па. А искры костра взмывают к небу, и обвивают танцующих. И мы, танцуя, улетаем в жаркую испанскую ночь, и во все этой ночи никого, только мы и мелодия, несущая нас.
Кончается музыка. Мы обессиленно падаем на щебень. Мдя. Сам от себя не ожидал – закружило. И вот, поди ж ты, ни капли усталости. Наверно эликсир подействовал.
Смотрю на окружающих. Оркестрантки – довольны. Блаженствуют в лучах славы. Мои ребята никогда не чурались прекрасного, но их реакция попроще. Племя Ночи, из числа не участвовавших в оркестровой группе – просто лучатся удовольствием – знай мол, наших! Им – не внове слушать, просто наслаждаются. А вот дети мамонта и кремнеземовые наши… понятно – культурный шок в тяжелой форме. Вождь подползает к нашей Маде, и с переводом Эльвиры – она лучше всех общается с неандертальцами, сразу на вербальном и невербальном уровне, просит ее простить их за дикую выходку утром, говорит, что теперь понимает, почему их называют детьми Ночи – раз Ночь так благоволит к ним и дает такую магию, от которой слышишь поступь мамонтов по степи, бег стад бизонов при кочевье, рев смилодона на охоте… Э, дружок, да ты поэт, однако! Понять его можно – он тоже художник, только работает по камню, значит, тонко способен чувствовать искусство.
Пока в наших краях народ постигал первые азы наук под руководством моим и учеников моих, ставших неожиданно для себя тоже учителями, с Забайкальских гор, из-за Байкала через степи и тайгу пробирались к обжитым местам две команды – из двух и двадцати человек.
Почти потерявшие надежду на встречу с людьми вообще, зека были рады и на встречу с конвоем и увеличение срока. Пройдя по знакомому распадку до места рудничного поселка, толпа в двадцать человек обнаружила такие же дикие камни и тайгу, как на месте переброса. Не изуродованным наукой мозгам бывших сидельцев, никак было не понять, куда их закинуло. Один только угодивший за решетку из-за ДТП студент пятого курса иркутского мединститута Славик Второв выдал предположение о переносе во времени и пространстве. Когда озверевшие от неожиданной подлянки судьбы сокамерники попытались у него выяснить, что это такое, и с чем его едят, от ответа отмахнулся, заявив, что он и сам – не понимает, а только лишь предполагает.
— Короче, братва, — заявил на привале, устроенном на месте, где было, — или будет, — КПП, — Варан, — влипли мы не по-детски, нех рассусоливать где мы и чо мы. У нас с собой только кирки да лопаты, что были у нас, пяток перьев и шмотье, че на нас было. Места тут – сами знаете – не Крым. Надо выбираться к людям вместе. Кто подпишется идти со мной – ниче не обещаю, но к людям выведу. По ходу дела, наши срока приказали долго жить, это нормуль. Тока вот че – мы не знаем, где мы и вообще – че творится. Может на нашу е…ную поселягу (колонию-поселение) ядрену бомбу пиндосы скинули, хотя не похоже – от бомбы хоть головешки остались. Надо править к Байкалу, а там – к югу. Пойдем по долинам и по взгорьям, потому – не рассасываться, догонять – ждать никого не буду. Всем ясно? Если ясно – за мной. Идем на закат, там река должна быть, в ней попробуем наловить рыбы.
Группа людей сбилась в плотную кучку и двинулась за Вараном, признав вожаком без особых внутренних волнений. Человеку зачастую свойственно переложить ответственность на другого – вождя, вожака, князя – царя батюшку, пусть он и зовется Президентом или Генеральным Секретарем ЦК КПСС. А скинул ответственность – иди в стаде, и будь спокоен.
Бывшие бандиты и мелкие уголовники интуитивно на уровне инстинкта выбрали верное
