народом — это до смешного напоминало то, как я шествовал к воротам.
Конечно, я трудноубиваемый тип, но ни на секунду не забывал, что убить меня можно, и вполне даже запросто — главное башку раскроить. А сейчас у меня не было ни шлема, ни щита — хорошо, что броню нацепил, хоть какая-то защита от ударов. У деревянной брони было одно хорошее свойство — она была лёгкой и не связывала движений — как будто я шёл в этакой тонкой байковой жилетке.
Всем своим телом я ощущал десятки глаз, наблюдающих за мной из всех уголков порта, где я проходил, казалось, каждый зверёк, каждая птица уже знает, что сейчас будут убивать акома и все желали посмотреть на это зрелище.
Вечер давно был в разгаре, работы на кораблях прекратились, грузчики разошлись на отдых, команды в большинстве своём сошли на берег, оставив на борту только вахтенных матросов , так что на территории так и так должно было быть тихо и пустынно — только ветерок слегка шевелил мой воинский хвост да кричали птицы, похожие на наших чаек и нырявшие к воде за кусочками оброненной или выброшенной в море еды и дохлыми рыбками.
Ожидающих меня бандитов я заметил ещё издалека — они группой стояли, перекрывая мне выход из порта и якобы о чём-то разговаривали, не обращая на меня внимания. Это меня не обмануло — боевики резко отличались от массивных, накачанных грузчиков и выделялись пёстрыми одеждами всех возможных фасонов и расцветок — от какого-то фасона, похожего на арабский стиль, до почти голых мужиков, одетых как босяки. Только эти босяки были двухметрового роста...
Я приблизился к группе стоявших и автоматически пересчитал их — тут стояли двадцать человек. Где ещё десять? Саркло сказал, что их должно быть тридцать?
Этот вопрос разрешился сам собой — краем глаза я заметил движение где-то слева и сзади — даже не увидел, а почувствовал — резко обернулся и успел мечом отбить летящую на меня ловчую сеть — с подобной я столкнулся как-то ночью в городе, когда прятался в кустах. Ещё одну сеть, летящую почти горизонтально и вращающуюся, благодаря привязанным к краям грузикам, я пропустил привычным уже приёмом — над собой, кувырком сокращая расстояние между ловцами и моим мечом.
Они не успели опомниться, как я оказался у их ног и ударами снизу проткнул живот одному и перебил голень другому бандиту, затем вскочил на ноги и понёсся вглубь порта со всех ног.
Оглянувшись, как я и ожидал — увидел, что бандиты нестройной гурьбой кинулись следом, оставив двух соратников лежать на земле.
Я бежал уже несколько минут — территория порта вытянута на километра два в длину, а может и больше — было где побегать всласть.
Бандиты растянулись длинной цепочкой — впереди самые молодые и шустрые, грузные и постарше сзади.
Особенно усердствовала группа из пяти молодых парней, которые буквально наступали мне на пятки, они далеко — метров на сто как минимум, оторвались от основной группы и видимо горели желанием отличиться в моей поимке — возможно что им была обещана награда. А может просто желали зарекомендовать себя наилучшим образом, как поймавшие грозного акома...
В любом случае — никто этого уже не узнает — резко повернувшись я бросился на них и прошёл через группу, как сенокосилка через куст чертополоха — работая на пределе скорости, я снёс голову одному бандиту, сбил ударом ноги другого и приколол его на земле, увернулся от удара третьего — выпустил ему кишки, четвёртый пал подрубленный под колени, а пятый был убит в спину, когда бросился за поддержкой к основной группе, уже приблизившейся метров на двадцать.
Повернув назад, на ходу врезал мечом со всей силы по черепу отползающего бандита с подрубленными ногами и бросился бежать дальше — с ужасом осознав в очередной раз — дешёвое хорошим не бывает! — мой меч, купленный в лавке старьёвщика, сломался пополам, как обычная палка, оставив у меня в руке только бесполезный кусок дерева.
С проклятьем я отбросил его, повернулся, хотел вернуться и взять какое-нибудь оружие у убитых боевиков, но не смог — вся толпа была уже рядом.
Я взвыл от бессилия и ярости, и снова бросился бежать вдоль пирсов. Теперь я мог рассчитывать только на свои руки и ноги, или на подручные средства — то, что подберу с земли, то что пошлют мне боги.
А местные боги послали мне в помощь груду шестов, оставшихся от какого-то то ли шатра, то ли навеса — они были сложены аккуратной стопкой — круглые сухие палки, длиной метра по три, может чуть больше, толщиной сантиметра три-четыре. Я на ходу подхватил одну из них, упёр краем в землю, ударом ноги переломил крепкое сухое дерево — у меня даже ступня заболела от удара — еле-еле разломил — и в руках у меня оказался прекрасный боевой шест с меня высотой.
Мотнув несколько раз, чтобы сбросить с конца шеста никак не отлетавший обломок, я взял шест в правую руку и крутнул его — великолепно!
Первая партия желающих поиметь комиссарского тела подоспела как раз в тот момент, когда я уже был готов к бою — шест с треском врезался в колено одному бандиту, колющим ударом перебил гортань другому и снёс голову третьему — она скривилась на перебитой шее так, как будто у куклы с оторванной головой.
Подбежали остальные участники этого секс-марафона и получили по полной пролетарского гнева — я вертелся юлой, уворачивался, получал дубинкой по спине, хлестко лупил шестом по натруженным жеванием жвачки челюстям, выбивал глаза тычком и ломал переносицу — спину ожгла острая боль — какая-то сука воткнула мне исподтишка нож в спину и он так и остался там торчать, время от времени касаясь внутренностей и отзываясь острой болью, но я не мог себе позволить отвлечься, и вытащить его тоже не мог — рука была занята шестом.
Опять была попытка набросить сеть — но снова не удалась и эти «сетевики» полегли со сломанными руками и раздробленными челюстями. Мне казалось что время остановилось, что я вечно уже прыгаю, скачу, визжу диким голосом на выдохе-ударе и матерюсь по русски — всё-таки русский мат самое лучшее средство выражения своих эмоций и неприязни к настигшей тебя проблеме — ну разве можно по английски выразить своё отношение вот к этому козлу, который норовит мне сунуть в живот свой грязный, покрытый бактериями нож? Нннна! — сука! Нннна.......аааа....ааа....нннааа, б.......ААА!
Когда я опомнился — поле битвы напомнило мне картинки иллюстрация к сказке о золотом петушке — только тут не было воткнутых, торчащих вверх различных средств лишения жизни и здоровья. Или, скорее, как там Пушкин сказал в Руслане и Людмиле?
«Со вздохом витязь вкруг себя
Взирает грустными очами.
«О поле, поле, кто тебя
Усеял мертвыми костями?»
«Витязь» выронил шест и заведя руку за спину, нащупал рукоять кинжала и осторожно вытащил его из спины, матерясь так, что эти слова точно бы не вошли в сокровищницу мировой культуры, а только на сайт Удава, и там заняли бы своё почётное место в ряду многосложных и виртуозных определений состояния человека и его мнений об проявлениях окружающей действительности.
В общем — мне было очень хреново. Похоже этот кинжал с тридцатисантиметровым лезвием хорошенько покрутился у меня внутри и я буквально чувствовал, как там плещется кровь.
Многие из лежащих были ещё живы, и только пребывали в состоянии средней тяжести.
Отбросив интеллигентские бредни о жалости к падшим, я обошёл бандюганов, пришедших меня убивать и не получивших такой возможности и добил тем же кинжалом, которым они пошурудили у меня внутри — приговаривая — «Кто с кинжалом к нам придёт, тот от кинжала и погибнет!»
Оглядел дело рук своих — «И сказал, что это хорошо и лучше и быть не может!» — вроде как «Божественная комедия» — тупо стукнула мне в голову мысль — чего это меня сейчас так попёрло на литературные цитаты? И выскакивают ведь из головы, как отстрелянные гильзы из автомата! Всё, что когда-то слышал, видел — всё оказалось так близко и рядом, протяни руку в мозговых кладовых, и возьми информацию! Вот это да — похоже срастаюсь с Семенем гораздо активнее, чем думал. Эдак я лет через...хммм..немного, гением стану!
Мои мысли прервал знакомый рокочущий голос:
— Ну что, Манагер, подумаешь о работе у меня? Я тебе хорошее жалование дам — будешь у меня
