политических последствиях веры, предполагая, что эта вера существует, что, к сожалению, все меньше соответствует действительности».
Впрочем, вопросов, на которые может попытаться дать ответ «творческое меньшинство», действительно становится немало — точнее, появляется достаточно много причин, по которым общество готово к нему прислушаться. Юрген Хабермас, говоря о религиозных объединениях как о сообществах-интерпретаторах, указывал, что современное общество все более разделяется по ценностным вопросам, таким как дискуссии о законодательстве, регулирующем аборты, о добровольной эвтаназии, по вопросам биоэтики и генной инженерии и даже защиты прав животных и климатических изменений. Причины, по которым люди занимают ту или иную позицию, в конечном счете настолько непрозрачны, что вклад признанных моральных институтов становится весьма ценным.
Это, впрочем, еще раз возвращает нас к вопросу о том этапе, до которого дошло в своем развитии человеческое общество. В своей повседневной технологической деятельности, например в области генной инженерии, оно способно дойти до предела, за которым встают фундаментальные ценностные вопросы. «Медицина — это все-таки самый секуляризированный институт в нашем мире. Мы лечим себя как разумных обезьян, — говорит Арина Багрина. — Но если генная инженерия позволит создать искусственных людей, то что будет с человеком? Что такое человек? Хабермас недавно заговорил о божественном достоинстве человека. Потому что больше это достоинство взять неоткуда. Так вот, что будет твориться с достоинством человека, созданного механически другими людьми?»
Так назвали нас не зря
«Сегодняшнее общество не зря называют постсекулярным» — это цитата из интервью патриарха Московского и всея Руси Кирилла от 2009 года. Кирилл — один из немногих религиозных лидеров, заявивших, что берет на вооружение конструкцию, предложенную социологами и философами. О том, что понимают под постсекулярностью иерархи РПЦ, можно судить из содержания (а может, и самого факта появления) таких документов, как «Основы учения Русской православной церкви о достоинстве, свободе совести и правах человека» или «Основы социальной концепции Русской православной церкви», где систематически изложены позиции церкви по разным социальным вопросам, а также подчеркнуты разногласия с господствующими секулярными взглядами на права человека. В частности, там говорится, что права человека не могут быть выше ценностей духовного мира и что «Православная церковь считает недопустимыми попытки подчинить взгляд верующих на человека, семью, общинную жизнь и церковную практику безрелигиозному пониманию прав человека».
Иными словами, церковь заявила о притязаниях на формирование собственной повестки дня в общественных вопросах. Она подчеркнула, что эта повестка расходится со светскими либеральными представлениями в ряде принципиальных вопросов и что она претендует на собственную интерпретацию нравственных категорий и понятий, имеющих политическое измерение, — таких как свобода или права человека.
Такое же твердое неприятие либеральных представлений о правах человека зафиксировано в оглашенном в августе этого года совместном послании народам России и Польши патриарха Кирилла и главы Польской епископской конференции Юзефа Михалика , где, в частности, говорится, что «под предлогом соблюдения принципа светскости или защиты свободы выбора подвергаются сомнению моральные принципы, основанные на заповедях Божиих» и что «ложно понятая светскость принимает форму фундаментализма и в действительности является разновидностью атеизма». Таким образом, консервативная повестка принимается и на международном уровне, становясь одной из основ сотрудничества с Католической церковью по крайней мере одной из стран.
Нарезка институтов начала сбоить. Например, была целостная семья, а в секулярности у семьи отнимают функции и отдают в разные инстанции. Воспитание — в одну, лечение — в другую. Теперь же это движение останавливается и происходит постепенное возвращение к синергийным институтам
Фото: Дмитрий Лыков
Впрочем, взгляд самой церкви — лишь одна составляющая общей картины светского и религиозного в нашем социуме. В конце концов, следует представлять и то, насколько и по каким причинам готово прислушиваться к этим взглядам общество, и выяснить много других важных деталей. Можно вспомнить ряд значимых и примечательных ситуаций, вызвавших и до сих пор вызывающих дискуссии по поводу места церкви и религии в российском обществе. И это не только «дело “Пусси Райот”», но и произведшее крайне неоднозначное впечатление решение о создании кафедры богословия при МИФИ или продолжающийся острый обмен мнениями в связи с введением в школе предмета «Основы православной культуры». Недавнее рискованное сравнение президентом тела Ленина с православными мощами как аргумент в пользу сохранения Мавзолея — тоже характерный случай, добавляющий новые краски на полотно.
Так или иначе, применение понятия «постсекулярный» к российскому обществу, учитывая исторические и современные обстоятельства, оказывается связанным с целым рядом особенностей, вплоть до откровенного скепсиса. «Я считаю, что понятие “постсекулярный” к нашему обществу неприменимо», — говорит социолог, ведущий аналитик ФОМ Григорий Кертман . — Сама эта категория предполагает гораздо более высокий уровень сложности и дифференцированности общества. У нас же он критически низок».
По мнению Кертмана, сложный процесс поиска современным миром адекватного места для религии объясняется в том числе особой степенью сложности социальных связей: «Для нас этот уровень
