населения) давно бы разорвало это государство на части.
Попытки построить в Иране светское модернистское государство, конечно, были. Это, в частности, проект модернизации, начатый шахом Резой Пехлеви и продолженный его сыном Мохаммедом Резой Пехлеви (так называемая белая революция). Однако в итоге она провалилась по целому ряду причин. Прежде всего потому, что Мохаммед Реза Пехлеви проводил ее в отрыве от населения, без учета интересов старых классов — землевладельцев, торговцев и духовенства. «Огромные нефтяные доходы позволили шаху избежать необходимости налаживания диалога с обществом — он не изымал деньги из реальной экономики, а тратил на модернизацию те средства, которые получал от экспорта нефти», — говорит политолог-иранист, заместитель директора ереванского центра «Нораванк» Севак Саруханян . Нефтяные доходы позволяли шаху не только не проводить политическую модернизацию, но и, по сути, игнорировать все традиционные для Ирана социальные институты — в первую очередь духовенство, которое ни к шаху, ни к его политике особых симпатий не испытывало, поскольку, как говорит Игорь Алексеев, «черпая свою легитимность отчасти в доисламских персидских монархиях, Реза-шах и его сын проводили модернизацию без ислама и в какой-то степени за счет ислама».
Поэтому неудивительно, что «в середине 70-х годов лишь три-четыре аятоллы поддерживали шаха. Все остальные выступали либо с ярой критикой, как аятолла Хомейни или аятолла Бехешти, либо с мягкой. И шах их презирал, но боялся. Он их называл реакцией, которую не хотел пока трогать», — говорит Севак Саруханян. Поскольку вся светская оппозиция шахом была ликвидирована, аятоллы остались фактически единственным институтом, способным канализировать общественный процесс. Сделать им это было не сложно — в отличие от ряда других мусульманских и даже христианских государств участие иранского духовенства в общественной жизни населения не ограничивалось проповедями и молитвами.
«В Иране ключевое место, центр всех социальных процессов — базар. Общая протяженность тегеранского базара со всеми улицами, переулками составляет около ста километров. В центре базара всегда мечеть, на площади вокруг нее собирались торговцы и обсуждали самые важные социальные проблемы. При этом духовенство страны было тесно связано с базарами. Не только в деловом плане (муллы обычно служили посредниками в торговых договорах между людьми, не знавшими друг друга лично), но и в кровном, — объясняет Севак Саруханян. — Значительная часть иранских мулл и аятолл — выходцы из торговых семей».
Базары существовали вне модернизации — шах модернизировал заводы, строил новые объекты, а базар считал пережитком прошлого и не трогал его. Однако в 1975 году, когда в стране началась сильнейшая инфляция, он вынужден был вмешаться в процесс ценообразования, и иранские силовики и фанатичные сторонники шаха начали заходить на базары и арестовывать (или просто избивать) тех, кто отказывался держать цены на установленном шахом уровне. Кроме того, он создал свои супермаркеты, где субсидировал цены, что вызвало обнищание торговцев. Поэтому с 1976 года базары стали центром сопротивления и поддержали аятолл, устроивших в Иране исламскую революцию.
Исламский контроль
Пришедших к власти в стране аятолл на Западе сразу же назвали радикалами и мракобесами, которые вернут Иран в Средние века. В реальности это было не совсем так. В первую очередь потому, что шиитская версия ислама достаточно гибкая. «Догм как таковых в шиизме немного. Шиитское ответвление ислама опирается прежде всего на трактовки, высшее духовенство — это, по сути, юристы, которые трактуют религиозные тексты, в основном Коран, — говорит Севак Саруханян. — Вероятно, отчасти поэтому в шиизме нет такого фанатизма, как у салафитов или ваххабитов. Ведь любая трактовка, претендующая на превращение в религиозную норму, опирается на консенсус, который достигается в результате порой очень долгих дискуссий между представителями высшего духовенства, с учетом положительных и отрицательных последствий новой нормы».
Кроме того, аятоллы фактически спасли Иран от этнических конфликтов. В то время в мире как раз наблюдался всплеск националистических проектов, а шах проводил четкий курс на создание в Иране монокультурного персидского государства (при нем, например, в школах давали 30 ударов палок только за то, что ученики на переменах разговаривали между собой на турецком языке). Аятоллы же принесли в страну некую наднациональную идею — построение исламской республики, основанной не на национальных секулярных нормах, а общеисламских ценностях, — и таким образом закрыли возможность появления каких бы то ни было националистических проектов.
Прагматизм аятолл наблюдался и во внешней политике. Иран не пугал светских соседей намерением произвести экспорт исламской революции. Аятолла Хомейни отказался от этой идеи еще в 1982 году и занимался лишь поддержкой исламской «культурной революции», распространением исламских ценностей (при этом, конечно, иранские культурные представительства являлись одновременно резидентурами иранских спецслужб).
Наконец, именно «дремучие» аятоллы были силой, модернизировавшей политическое пространство Ирана при последних шахиншахах. «Концепции исламского конституционализма и исламской демократии были разработаны в рамках шиитского политического дискурса еще в начале XX века. Ведь именно духовенство, по сути, дало в то время Ирану парламент и конституционное устройство», — говорит Игорь Алексеев.
Фото: РИА Новости
Однако тогда духовенство не управляло страной — ею управлял шахиншах из династии Каджаров (эту династию, собственно, и свергнул Реза Пехлеви). Исламская революция в Иране стала первым случаем в
