о нравственных ценностях обычно раздражают людей. Некоторые вовсе считают «рассуждение» грехом (видимо, путая его с «осуждением») и предпочитают отказаться от нравственного выбора, заменив его беспрекословным послушанием духовнику. Это приводит к этической индифферентности, отсутствию нравственной рефлексии. Священники же любят повторять, что духовное богатство православия не сводится к нравственному учению Христа, что разговоры о нестяжании, любви, ненасилии могут увести в «ересь толстовства». Да и паству больше интересует, кому в каких случаях заказывать молебны, как и когда поститься (это для многих главное), какие свечки куда ставить, какие иконы куда вешать, в каком источнике купаться и где к чему чудотворному приложиться. Изредка меня спрашивают о таинствах: как исповедоваться и причаститься, собороваться-исцелиться, но спрашивают как о процедуре: когда начинается, натощак ли, сколько стоит, дресс-код, что говорить, а правда ли, что помогает. Всё.
Вакуум упорядоченности
Считается, что люди в массе своей пришли в церковь, чтобы заполнить духовный вакуум, возникший после падения советского режима. Однако концепция постсоветского вакуума как опустевшего духовного пространства кажется мне сомнительной, поскольку духовным вакуумом была сама советская идеология, и те, кто это чувствовал, обращались к религии или, шире, к метафизике, независимо от смены власти. В нашем случае речь идет не об индивидуальном поиске Бога и вечных смыслов бытия, а скорее о массовом человеке, о смене общественного сознания и государственной идеологии. Какой же, если не духовный, вакуум заполнила религия за последние четверть века в массовом сознании? Вакуум упорядоченности. Религия вернула утерянный Порядок в новом виде — своего рода Neue Ordnung. Храм как модель Вселенной, соединяющая небо и землю; последование литургии, вечерни, венчания, панихиды и прочих служб. В церковном мире строго упорядочено время и пространство: каждый метр и всякий час имеет свой глубокий смысл. Посмотрите на транслируемую по ЦТ архиерейскую службу — ее «последование» отточено до мгновения: архиерей строго взирает на сложное действо, в котором, если его возглавляет патриарх, могут участвовать сотни клириков. Священники, диаконы, алтарники, певцы напряжены до предела и боятся нарушить композицию литургии. Здесь уж, похоже, не до молитвы, все внимание сосредоточено на порядке исполнения своей роли и слаженном ходе службы в целом. Возникает ощущение, что порядок — это и есть самое ценное и привлекательное в церкви, а вовсе не любовь и не милосердие, не смысл жизни и не Божественное откровение. Это ощущение крепнет при взгляде на восторженные лица зрителей, наслаждающихся торжеством порядка, его величием и красотой. Протоиерей Александр Шмеман в «Дневниках» иронически вспоминает «слова священника, сказанные другому священнику, запутавшемуся в службе и спрашивавшему в панике: “Что дальше делать?” Тот ответил: “Делай что-нибудь религиозное”». Главное — сохранить видимость упорядоченного мистического процесса.
Якоб Корнелис. «Саул и Эндорская волшебница»
На первый взгляд подобное увлечение порядком кажется «ревностью не по разуму», то есть пусть формальным, поверхностным, но стремлением угодить Богу. Однако так ли оно невинно? Порядок есть система, стабильность, сила. Поэтому религия, ставящая во главу угла порядок, поддерживает авторитарность власти, способной обеспечить стабильность, и сама готова снабдить таковую «духовными скрепами» или лечь в ее «духовные основы». Ordnung враждебен человеколюбию, потому что человек, а тем более его стремление к любви, творчеству и свободе, не терпят стерильного порядка, привносят животворящий хаос и с трудом поддаются контролю. Когда патриарх Кирилл назвал 1990-е годы разрушительными и уподобил их «наполеоновскому нашествию», «гитлеровской агрессии» и Гражданской войне, многие верующие были обескуражены, потому что помнят тот сложный период прежде всего как избавление от атеистического рабства и обретение свободы, когда христиане, прошедшие через десятилетия страха, дискриминации и тюрем, бросились вместе с новообращенными восстанавливать храмы, издавать религиозную литературу, открывать воскресные школы. Логика подобных высказываний озадачивает, так как, следуя ей, церковь оказывается в положении защитницы не свободы веры, а
Без Евангелия
Массовое религиозное сознание преимущественно воспринимает православие как национальный символ и как идеологию, которая благодаря склонности людей жить внутри упрощенной идеологической схемы легко накладывается на советскую матрицу. Массовый человек к тому же видит в религии мистическую силу, которую, при правильном соблюдении неких процедур, можно использовать в собственных интересах. Подобное отношение к сверхъестественному лежит в основе магии.
Упорядоченность церковного мира создает иллюзию душевного покоя. Человек, беспомощный перед равнодушным или враждебным к нему государством, изможденный болезнями и утратами, чувствует себя в церкви защищенным от сложной неопределенности жизни. В церкви все исполнено мистического смысла: пространство, время, таинства, язык, предметы и люди, в руках которых находится сакральная тайна жизни. Но большинству приходящих в храм этот смысл неизвестен и даже неинтересен: они не читали Евангелия (опросы показывают, что число тех, кто называет себя православным, и тех, кто никогда не открывал Библии, примерно одинаковое), о христианском учении судят по случайному набору из пословиц и библейских цитат («Бог терпел и нам велел», «Бог простит, и я прощаю», «Не судите — и не судимы будете», «Легче верблюду пройти через угольное ушко…» и т. д.). Мистическую связь с Богом заменяют «правильным» магическим использованием сакрального пространства (храма, источника, канавки и проч.), молитвы, иконы, мощей, пояса Богородицы, да и церковных таинств, в которых обрядоверы ищут прежде всего физической пользы, энергии, исцеления, защиты для себя. «В отличие от религии, усматривающей существо жизни человека в должном устроении его духа по отношению к Богу, для магии основное — это знание того, что и как нужно сделать, чтобы достичь цели. <…> В магии основное — это правильно все сделать», — читаем в учебном пособии по апологетике для духовных школ РПЦ МП.
