— Наши войны.
Эти слова ее укололи. — Ах, мы, в конце концов, ничем не отличаемся. Что за мысль. Наводит уныние.
— Эндест Силан, — сказал он.
— Твой взгляд заставляет дрожать ножки стола, Лорд Рейк. Я такая противная, что на меня ты смотреть не в силах?
Он медленно поднял голову и уставился на нее.
То, что она смогла увидеть в его глазах, заставило ее задрожать. Она в один миг поняла, какую милость он ей оказывал, отводя глаза, прячась за завесой беззаботности. Однако она сама напросилась, то ли от скуки, то ли желая проверить, действуют ли ее личные чары — и теперь не может разорвать возникшей связи. Подстегивая в себе решимость, она сказала: — Эндест Силан, да. Причина визита. Понимаю.
— Он убедил себя, будто уже давно сломался, Верховная Жрица. Но мы же знаем, это не так.
Она кивнула: — Он доказал это, удержав Отродье Луны под гладью моря — доказал всем, кроме себя самого.
— Я открываю ему степень своего доверия, — продолжал Рейк, — а он каждый раз… противится. Я не могу проникнуть за возведенную стену, не могу коснуться того, что таится внутри.
— Тогда… это его вера сломана.
Сын Тьмы молча скривился.
— Когда придет время, — сказала она, — я буду там. Сделаю что смогу. Хотя… смогу я, вероятно, немногое.
— Не надо заботиться об эффективности твоего присутствия, Жрица. Мы говорим о вере.
— А вера не нуждается в субстанции. Спасибо.
Он снова отвел глаза, и на губах снова мелькнула та сухая улыбка. — Ты всегда была моей любимой.
— Я или столешница? Кого ты любил?
Он встал. Она тоже. — Верховная Жрица, — сказал он.
— Сын Тьмы, — ответила она, снова кланяясь.
Потом он ушел, оставив после себя внезапную пустоту, почти слышный щелчок смещения — но нет, это воображение, намек на что-то, оставшееся в памяти — его лицо, его глаза, то, что она вдруг увидела.
«Мать Тьма, услышь меня. Поверь мне. Ты не поняла тогда своего сына. Ты и сейчас его не понимаешь.
Неужели не видно? Во всем Драконус виноват!»
— Неправильно это, — пропыхтел Рекканто Илк, брызгая кровью при каждом слове. — Когда доходит до визгливых баб, их нужно вышибать из кабака, а не пускать туда!
Визжащие, рычащие, щелкающие зубами женщины успели пробить дыру в двери, заполнив ее загребущими руками. Пальцы впивались в края — женщины пытались пролезть внутрь все сразу. Когти цапнули татуированные плечи Трелля, и он опустил голову, закряхтев. Демоны наседали, дверь трещала — но Трелль оказался сильным ублюдком, он сдерживал их с того момента, когда первый натиск чуть не оставил Илка без драгоценной головы.
Слава богам — какие бы боги не обитали в грязном поселке — что демоницы оказались такими тупыми. Ни одна не попробовала влезть в окно — хотя полосатый бугай Грантл поджидал их с саблями в руках с одной стороны, а Финт и братья Бревно с другой, и если бы какой-то удалось вышибить ставень, ее порубили бы на кусочки. Рекканто на это надеялся, потому что спрятался под столом, а стол — неважная защита. Точно неважная против демониц, которым удастся порвать Грантла, Финт и братьев Бревно, и Трелля, и Полнейшую Терпимость тоже. Ну, дела.
Мастер Квел и болотная ведьма Наперстянка скорчились у погреба, у запертой двери, и занимались Худ знает чем. Гланно Тряп исчез — исчез за лошадьми, когда они побежали прямо, а карета покатилась влево. Рекканто почти уверен, что идиот пропал и убил себя наповал. Или еще хуже.
Что до того трупа, Картографа, Илк видел его последний раз, когда он бешено вращался, улетая в дождливую ночь, потому что был привязан к сорвавшемуся с оси колесу. Почему демоницы не побежали за ним? Куда уж как легкая добыча…
Частые удары превратили дверь в месиво; одна из рук изогнулась и глубоко оцарапала спину Маппо, заставив его застонать — ох, стон Маппо не к добру, ведь Трелль может сдаться и пропустить их, и тогда они полезут прямиком к человеку, спрятавшемуся под стол. Нечестно. Нечестно все вокруг, и это самое нечестное изо всего!
Он вытянул рапиру и сжал рукоять дрожащей рукой. Выпад стоя на коленях — бывает ли такой прием? Придется узнать. Ох, да, одну он проткнет насквозь, только смотрите. А если две другие (он был уверен, что всего их три) сожрут его, то извините. Один мужик против трех баб не воин.
Грантл что-то крикнул Маппо, Трелль проревел ответ, подобрал ноги, как бы готовясь сигануть в сторону — вот уж спасибо, огр треклятый! — и тут же так и сделал, прыгнул вправо, сбив с ног Финт, Джулу и Амбу. Все четверо покатились клубком.
Вихрь щепок, машущих рук, лязгающих клыков, грязных волос и ужасающе безумных харь — визгливые женщины ворвались в таверну.
С двумя быстро покончили — головы слетели с плеч, брызгая зеленоватым ихором, тела упали и задергались на полу.
Но третья тут же рванулась на Рекканто Илка. Он завопил и попробовал выпад стоя на коленях, но никакого правильного выпада, естественно, не получилось. Скорее флеше — он выбросил вперед туловище, до предела вытянув руку, потерял равновесие, с грохотом шлепнулся лицом на доски пола; кончик рапиры застрял в чем-то, угрожающе изогнулся, и Рекканто отпустил оружие. Рапира разогнулась, потом снова спружинила, рукоять ударила Рекканто по голове, а потом еще, каждый раз вдавливая лицо в пол. Нос сломался, потекли горькие слезы, он ощутил вонь мышиного дерьма и сальной грязи, но тут же все забил запах свежей крови.
Стало до странности тихо; стонущий Рекканто перекатился набок и приподнялся на локте.
Взглянув прямо в белые, жуткие зенки напавшей на него женщины. Острие рапиры вошло точно между глаз, погрузившись так глубоко, что должно было выйти из затылка. Однако он ничего такого не видел. Значит…
— Она ее сломала! — заревел Илк, вскакивая. — Она сломала проклятую рапиру!
Демоническая женщина стояла на коленях, уронив голову; рот был еще открыт, грудь покоилась на опрокинутом стуле, служившем частью жалкой баррикады. Две других, хотя и обезглавленные, все еще дергались на полу, истекая зеленью. Грантл изучал этот ихор, местами запачкавший широкие сабли.
Маппо, Брёвна и Финт медленно вставали.
Полнейшая Терпимость, сжав в руке глиняную бутыль, подковыляла к Рекканто. — Жаль рапиру, — сказала она. — Но такого ловкого флеше я еще не видывала.
Рекканто прищурился, утер кровь с носа и разбитых губ. Ухмыльнулся. — А ты как думала? Расчет мастера…
— Я о том, как ты сумел догадаться, что она наткнется на отрубленную голову, скакнет, упадет на колени и окажется прямиком напротив, готовая принять удар?
— Угрубленную? Скукажется? Ну, я уж сказал, я мастер фехтования.
— Я тебя поцеловала бы, — продолжала Полуша, дыша кислым вином, — но ты же обмочился. Есть пределы приличия, если понимаешь, о чем я.
— Это не моча… мы все еще не обсохли!
— Но не все мы пахнем так же, как ты.
Он зарычал и отвернулся. Чертовка чувствительная! — Моя рапира!
— Готов поспорить, сломалась в черепе, — сказал Грантл, — и мозгам это не пошло на пользу. Ловко сделано, Рекканто.
Илк решил, что можно погордиться.
