сопровождаемый почти невидимо летящими на озерном бризе пауками. За ними шли два десятка бхок’аралов, нагруженных новыми подношениями и безделушками, которые они сочли неотъемлемой собственностью; обезьянки зубастым шквалом проносились сквозь толпу, сопровождаемые криками удивления, ужаса и гнева (ведь коллекция то и дело пополнялась с помощью кошельков, карманов и ожерелий каждого встречного, оказавшегося в пределах досягаемости когтистых рук).
На борту корабля остался капитан. Женщина одела сейчас свободные, текучие шелка, черные и алые; хмурое лицо ее было совершенно белым в свете луны. Запах в воздухе, какой-то стойкий аромат, пробуждающий воспоминания… о, о разных местах — но случайно ли? Она не верит в случайности.
Поэтому женщина колебалась, не зная, что именно откроет ей первый шаг по земле — возможно, решила она, нужно подождать.
Недолго.
Но достаточно.
В другой части города торговец железными изделиями отослал новое письмо Мастеру Гильдии Ассасинов, потом вернулся в тайную библиотеку, снова склонившись над древними хрупкими книгами. Недалеко от того места сидел караванный охранник в тусклых полосках татуировок и хмуро смотрел на чашу горячего пряного вина, сжатую в больших, покрытых шрамами ладонях; из соседней комнаты доносился детский смех, заставлявший его морщиться.
Между новыми имениями богачей-ростовщиков, недавно считавшихся преступниками, но успевших купить респектабельность, крался неимущий Торвальд Ном. Он был близок к высокой, утыканной зубьями стене одного из особняков. Долги, вот как? Ну, с этим легко разобраться. Растерял ли он свои умения? Никак нет. Скорее… его таланты были отточены за время легендарного и тяжкого путешествия через половину мира. Триумфальное возвращение в Даруджистан подождет. До утра, да, до близкого утра…
В тот же момент времени в комнате над баром «Таверны Феникса» лежал ослабевший от потери крови мужчина; мысленно же он брел по кладбищу прошлого, гладя пальцами края выветренных могильных плит, перешагивая низкие ограды, замечая сорняки, завившие бока пыльных урн. За спиной растягивалась тень юности, с каждым шагом становясь все более тонкой и мутной, готовой разорваться. Он не позволял себе закрыть лицо руками, чтобы не ощутить морщины и шрамы, эти иероглифы возраста, записавшие всю историю напрасно потраченной жизни.
О, плоть можно исцелить, да…
Внизу, среди суеты ревущих, пьяно шатающихся и бормочущих шлюх обоих полов, сидел за личным столиком круглый человечек. Услышав разнесшийся над городом десятый звон, он перестал жевать медовый хлеб, склонил голову к плечу и уставился на дверь таверны.
Прибытия.
Ауры и знамения, восторженное воссоединение и зловещая неизбежность, крылатый ужас и крылатое что-то еще, спасение и освобождение и неминуемые схватки, подлые требования компенсации за единый глоток кислого тут же сплюнутого вина… что за ночь.
Что за ночь!
Глава 4
Стонущий подобно умирающему зверю корабль словно попробовал влезть на черный утес — но через миг киль разломился, борта со скрежетом разошлись. Изрубленные, обескровленные тела покатились по палубе, падая в кипящую пену прибоя; бледные руки и ноги мотались, хлопали по воде, а быстрые течения затягивали их на скалистое дно, уносили в темные глубины. Единственный еще живой человек привязал себя к румпелю веревками, ставшими ныне рваными и спутанными. Он извивался, пытаясь достать кинжал прежде, чем очередная громадная волна пронесется по разломанному судну. Выбеленная морской солью, покрытая едва зажившими порезами ладонь наконец вытянула клинок с широким лезвием. Он начал рубить веревку, притянувшую его к торчащему над головой румпелю, когда корпус загудел под ударом нового водяного вала. Белая пена каскадом взмыла в небо.
Когда лопнула последняя пеньковая прядь, человек упал набок и скользнул к поломанному фальшборту; падение выбило весь воздух из его легких, и он шлепнулся на покрытый коростой утес, а потом в бурную воду — безвольно, словно очередной труп.
Еще одна волна опустила гигантский кулак на гибнущий корабль, с бездумной мощью пробив палубу и затаскивая корпус глубже, оставляя широкий след из щепок, канатов и рваных парусов.
Человек пропал. Море набежало на черный утес, и ничто не показывалось из его кипящих волн.
В небе сталкивались черные тучи, сплетая призрачные руки в борцовских объятиях; ни одного дерева не росло на искореженной земле, лишь тут и там в песчаных карманах между скалами виднелись клочки потрепанных ветрами трав. Раненое небо бросало вниз не дождевые струи, а массу осенних
