бес заставляет монаха замечать, будто солнце движется очень медленно или совсем остается неподвижным, и день делается словно пятидесятичасовым. Затем бес [уныния] понуждает монаха постоянно смотреть в окна и выскакивать из келии, чтобы взглянуть на солнце и узнать, сколько еще осталось до девяти часов, или для того, чтобы посмотреть, нет ли рядом кого-либо из братии. Еще этот бес внушает монаху ненависть к [избранному] месту, роду жизни и ручному труду, а также [мысль] о том, что иссякла любовь и нет никого, [кто мог бы] утешить его. <...> Далее [сей] бес подводит монаха к желанию других мест, в которых легко найти [все] необходимое [ему] и где можно заниматься ремеслом менее трудным, но более прибыльным. К этому бес прибавляет, что угождение Господу не зависит от места, говоря, что поклоняться Ему можно повсюду (Ин. 4:21-24). Присовокупляет к этому воспоминание о родных и прежней жизни; изображает, сколь длительно время жизни [сей], представляя пред очами труды подвижничества»3.

Современник Евагрия Иоанн Кассиан Римлянин так описывает это чувство:

«Наконец думает, что, пребывая в этом месте, он не может спастись, что следует оставить келью, в которой ему придется погибнуть, если будет и дальше оставаться в ней, и потому как можно скорее переселяется в другое место. Потом уныние производит также ослабление тела и голод в пятом и шестом (по нашему счислению — в одиннадцатом и двенадцатом) часу, как будто он утомлен и ослаблен долгим путем и самым тяжелым трудом или проводил два или три дня в посте, без подкрепления пищею. Потому беспокойно озирается, вздыхает, что никто из братьев не вдет к нему, часто то выходит, то входит в келью и часто глядит на солнце, как будто оно медленно идет к западу. Таким образом, в таком неразумном смущении духа, как будто земля покрылась мраком, пребывает праздным, не занятым никаким духовным делом, и думает, что ничто не может быть средством против такой напасти, кроме как посещение какого- либо брата или утешение сном»4.

Идеей еремитства было смирение плоти и души, для которого жизнь в пустыне создавала особенно благоприятные предпосылки. Целью избранных было ограничение еды, питья, сна, отречение от семьи, дружбы, любой человеческой о.бщности, а также преодоление боли. Именно поэтому уныние было «бесом». Этот бес все ставил под сомнение. Ему были известны слабые места человека как физического организма. Он нападал в середине дня, когда солнце стоит в зените, и нигде нет спасительной тени, а тело человека изнурено голодом. Он заставлял отшельника поверить, что «солнце застыло и не двигается, словно в сутках пятьдесят часов». Он понуждал время двигаться вспять. Он шептал: брось всё и ищи спасения в другом месте! Единственно возможные способы уберечься от этого яда — «посещение какого-либо брата или утешение сном». Но облегчение наступало ненадолго, затем муки усиливались.

По своим симптомам акедия напоминает сильную печаль. Ей также сопутствуют подавленность, беспокойство, неопределенная тоска, безутешность, отвращение к самому себе, вялость и бездеятельность. Душа словно разорвана на части. Или выжжена и бесплодна, как пустыня. Иссушение и опустошение.

Неслучайно акедию считали самым грозным и мучительным состоянием, при котором человек бесконечно изводит сам себя. Чтобы уберечься от этого, монахам советовали прежде всего проявлять выдержку и не выходить из кельи. Но и не приближаться к кровати, ибо именно туда зовет бес-искуситель. Действенным средством считались медитация, чтение молитв, пение псалмов и заучивание библейских текстов (эти же техники являются испытанным способом заглушения боли). Могли помочь слезы или мысли о загробной жизни и награде, которая ждет праведника после смерти. Но, по свидетельству опытных монахов, лучше всего помогала работа. Рассказывали про одного мучимого акедией отшельника, который сжигал только что сделанные из пальмовых листьев корзины, и тут же начинал плести новые. Сизифов труд как лекарство от слабости духа.

Смертный грех

Понемногу эта меланхолия проникала в западноевропейские монастыри. В Средневековье ее называли чумой, поражающей прежде всего тех, кто удалился от мира, чтобы служить Богу.

Это состояние проявлялось в отвращении к религиозной жизни. Монах впадал в сонливость или преисполнялся ненавистью к тому месту, где находился. Им овладевали мрачность, злобность, отчаяние, духовные упражнения теряли смысл и ценность. Многие отмечали, что, находясь в одиночестве, испытывают расслабленность, вялость и отвращение ко всему, что их окружает.

Уныние стало одним из основных искушений, которым подвергались христиане, смертным грехом. Оно попало в один ряд с гордыней (superbia), алчностью (avaritia), похотью (luxuria), завистью (invidia), обжорством (gula), гневом (ira) и отчаянием (tristitia). Вместе взятые, эти качества сильно осложняют работу по воспитанию личности. Стоит только человеку подумать, что он устоял и не поддался, например, соблазну алчности, и вот он уже впал в гордыню. Даже благополучно избежав большинства искушений, люди нередко компенсировали душевный труд обжорством (образ тучного монаха говорит сам за себя и потому является расхожим стереотипом). Уныние особенно располагало к обжорству, ибо тому, кого оно поражало, еда заменяла остальные радости. Вспомним также древнюю меланхолию с ее склонностью к обильным пиршествам и кулинарным фантазиям.

В списке из восьми смертных грехов два — спутники меланхолии: acedia (уныние) и tristitia (отчаяние/печаль). У них есть общие черты, но при акедии более ярко проявляются чувство отвращения к себе, чувство безысходности, а также неуправляемые взрывы эмоций.

Постепенно уныние вытесняет отчаяние в списке смертных грехов, и он сокращается до семи позиций5. В руководстве по исповеди, написанном в конце XVI века, перечисляются признаки, сопутствующие акедии6:

¦ равнодушие/холодность (tepiditas);

¦ слабость (mollities);

¦ сонливость/вялость (somnolentia);

¦ безделье (otiositas);

¦ откладывание на потом (dilatio);

¦ медлительность (tarditas);

¦ небрежность (negligentia);

¦ недостаток терпения (inconsummatio);

¦ расслабление души (remissio);

¦ нерешительность (dissolutio);

¦ неряшливость (incuria);

¦ лень/апатичность (ignavia);

¦ неверие (indevotio);

¦ отчаяние (tristitia);

¦ безысходность (desperation);

¦ усталость от жизни (taedium vitae).

Как видим, список достаточно длинный и разнообразный: от апатии до отчаяния и усталости от жизни (все это, кстати, отлично вписывается и в современный меланхолический репертуар). Каждому из перечисленных грехов соответствовали добродетели, которые могли помочь противостоять соблазнам. Акедии противопоставлялись три качества: терпение, сила воли и душевный пыл.

Лень

Таким образом, акедия в психологическом плане характеризуется сильным чувством неуверенности в себе, а с общечеловеческой точки зрения представляет собой тоску по отдаленным местам, мечты о еде, желание найти поддержку, утешение — и является смертным грехом. Со временем из этого состояния родилась черта характера — лень.

Это жестокий, но логичный результат коллективного развития. Монашеская жизнь на Западе радикально отличается от аскетического идеала и условий жизни в восточных областях Средиземноморья. Монахи обитают не изолированно, а в монастырях, и подчиняются строгому уставу. Каждая минута в сутках расписана и занята либо духовными упражнениями, либо практическими делами — уходом за больными, за аптекарским огородом, работой в библиотеке, занятиями, медитацией и богослужениями. Отношение ко сну у отшельников и монахов тоже было разным. Отшельники воспринимали сон как неизбежное зло, как вынужденный перерыв в молитвах, который нужно максимально сократить. Для западноевропейских монахов сон — необходимый отдых. Им разрешалось спать не на полу, а на кровати и даже днем, причем спали монахи не в отдельных кельях, а в общих комнатах или в коридоре.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×