бесконечная цепочка двойников. Враз подняли запотевшие стопки, дружно опрокинули – первая пошла соколом. Вторая тоже не встала поперек горла.
– Хорошая компания – это первейшее дело, – пошутил сам с собою старшина.
Он вымыл банку и поставил ее в кладовку, где в идеальном порядке висели на гвоздиках инструменты. Рука не поднялась выкинуть жестянку, облагороженную минутной фантазией.
– А что, душевное развлечение я себе сегодня устроил, и в цирк ходить не надо, – подумал Миклевин, засыпая. – Надо будет еще как-нибудь выпить в этой компании!
Голова приятно закружилась, потолок поехал в сторону, и старшина уснул, мысленно наблюдая, как засыпают двойники.
Ночью к нему под одеяло забралась жена. Как всегда после дежурства в больнице, ее мягкие волосы пахли хлоркой и чем-то еще, но за годы супружеской жизни старшина привык, и теперь ему этот запах даже нравился.
– Замерзла, цыпа?
– Не то слово! На улице дубарь, и в доме тоже не курорт.
Он повернулся к жене и увидел внутренним взглядом, как дружно повернулась к своим супругам цепочка двойников.
– Отставить! – рявкнул мысленно старшина, но видение не исчезло.
Синхронно действующие двойники отвлекали, но неожиданно выиграла жена, точнее все жены, большие и маленькие: в этот раз он и его двойники доставляли супругам удовольствие раза в два дольше обычного.
С тех пор старшина Миклевин никогда не оставался один. Где бы он ни находился, цепочка разновеликих подобий ошивалась тут же – в его воображении. Постепенно старшина привык и находил в этом все большее удовольствие. Он и раньше аккуратно складывал форменные брюки, приходя домой, но теперь делал это особенно тщательно, любуясь слаженностью бесконечного строя:
– Да, от реальных солдатиков фиг такого добьешься!
Был бы Миклевин человеком творческой профессии или хотя бы инженером, он с кем-нибудь поделился бы такой причудой восприятия, и кто знает, как жизнь сложилась бы дальше. Может, его бы вылечили, а может, записали бы в сумасшедшие и искалечили лекарствами.
Но в тех кругах, где вращался старшина, делиться абсурдными фантазиями было не с кем. Вот так он и жил, храня свою, в общем-то приятную, тайну.
Старшина отлично понимал, что на самом деле двойники находятся в его собственной голове, но все же с воображаемой банкой было удобнее. Она позволяла яснее видеть бесконечную цепочку в обе стороны.
Капитан Миклевин прожил честную жизнь и умер в преклонных годах. У его разнокалиберных гробов плакали бесчисленные жены, сыновья, внуки и правнуки.
Чего он так и не узнал – так это того, что цепочка не бесконечна. Далеко-далеко она замыкается, и самый большой Миклевин сидит в голове у самого маленького. Как он там помещается? Ну откуда мне знать?! Спросите у Эйнштейна. Моя задача – не объяснять действительность, а описывать ее как она есть.
Черный внедорожник долго колесил по окраине города, по кривым грязным улочкам, в поисках нужного дома. Искомое место было обнаружено под вечер, когда сгустилась сизая осенняя мгла, а из низких туч посыпался ледяной дождик.
Аркадий Семенович выбрался из машины последним – уже после того, как телохранитель и шофер внимательно изучили заштрихованные сеткой дождя окрестности. Телохранитель, настороженно зыркая исподлобья, занял место на крыльце особняка, а шофер, держа большой черный зонт, проводил хозяина до двери. Аркадий Семенович поднял голову, прищурился и прочитал на мокрой и тусклой табличке: «Частный детектив В. В. Репейцев». Движением брови оставив охрану бдеть на крыльце, он самостоятельно отворил тяжелую дверь и шагнул в теплую, пахнущую одеколоном полутьму.
– Даже и не знаю, как рассказывать, – неуверенно начал Аркадий Семенович, разместившись в глубоком кресле напротив огромного дубового стола. – Все это настолько невероятно…
– Рассказывайте по порядку, с самого начала, – предложил Репейцев. – И ничего не скрывайте. Со мной надо как с врачом.
Аркадий Семенович некоторое время молчал, глядя в сторону, на задрапированную тяжелой темной тканью стену, – собирался с мыслями. Потом вздохнул и продолжил:
– Началось это давно, четверть века назад, когда я учился в школе. Домашние в своих мечтах видели меня круглым отличником и золотым медалистом, поэтому каждая лишняя четверка служила поводом для неприятного разбирательства. А я однажды… ну, в общем, мне влепили трояк. В принципе – за дело, но это не важно. А важно то, что в тот же день я улучил момент, прокрался в учительскую, вытащил из шкафа журнал и аккуратно переправил тройку на пятерку. Согласитесь – невероятно глупый, импульсивный, неподготовленный поступок! Я осознал весь ужас своего положения несколько часов спустя, уже вернувшись из школы домой…
…Да, так оно и было. За окном сгущалась декабрьская мгла, валил снег, в большой комнате пришедшие с работы родители включили на полную громкость телевизор – чтобы не было слышно, как они в очередной раз выясняют отношения, – а тринадцатилетний Аркаша с открытыми глазами лежал на кушетке и страдал. Ему представлялось завтрашнее утро. Сцены грядущего разоблачения вставали перед его мысленным взором.
Мерещилось, будто уже на подходе к школе встречные прохожие начинают как-то странно поглядывать на Аркашу. У дверей школьной раздевалки техничка Бабдуся безошибочно выделяет среди мальчишечьих вихров и девчоночьих бантов его аккуратную «канадку» и с укоризной качает головой. В классе Аркашу поджидают пожилая учительница физики Вероника Ильинична и грозный директор Анатолий Васильевич. А в руках у физички «вещдок» – оскверненный наглой Аркашиной рукой школьный журнал.
– Кто-то пришел? – по пути на кухню заглянула к Аркаше мать. – Показалось, будто дверной замок щелкнул… Ну сколько раз повторять, чтобы ты не валялся в тапках на кушетке!
– Но, вопреки страшным предвидениям, ничего особенного не произошло, – продолжил Аркадий Семенович. – Учительница появилась в классе одновременно со звонком и только хмуро кивнула мне. И я, облегченно вздохнув, пришел к выводу, что проступок остался незамеченным. Но история получила продолжение через три года, на выпускном вечере. «А ты молодец! – сказала физичка. – Честный мальчик. Совестливый». По ее словам выходило, что в тот день она до вечера засиделась в учительской за проверкой тетрадей. Вдруг раздался стук в дверь, вошел я… и якобы во всем признался! Тройка в журнале была восстановлена, но на итоговую четвертную оценку не повлияла. Старая дура даже не подозревала, что на самом деле «честный мальчик» никуда не ходил, а вместо этого, дрожа хвостом, весь вечер просидел дома… Интересно, да?
– Очень интересно, – вежливо согласился Репейцев.
Он слушал, опустив глаза и легонько барабаня кончиками пальцев по краю стола.
– Прошли годы. После окончания института я задумал поступать в аспирантуру. Но вот незадача – на единственное место, кроме меня, претендовали еще двое. С одним… э-э-э… товарищем проблем практически не возникло. Я обещал ему… ей… в общем, обещал жениться. К тому же, она ждала ребенка.
– Женились? – вежливо перебил Репейцев.
– Не до того было, – отмахнулся Аркадий Семенович и продолжил свой рассказ. – А вот с другим претендентом пришлось повозиться. Требовалось просто нейтрализовать его на довольно короткий срок, но как это сделать?
– Посулить каким-нибудь дилетантам, например, бомжам, бутылку водки – пусть они устроят конкуренту сотрясение мозга. Или перелом ребра. Я угадал?
Аркадий Семенович перевел испуганные глаза на Репейцева.
