Вилли Майер. Не менее одного раза в неделю он приезжал на служебной машине со знаком СД на ветровом стекле и привозил туго набитые пакеты — белый хлеб, масло, колбасу, муку, тушенку и связки тоненьких, словно де-
367
вичьи пальчики, розовых сосисок. На женские сетования вроде «Вилли, ну зачем вы берете на себя лишние хлопоты?» он бодро отвечал:
— Дорогие дамы, я не сомневаюсь, фрейлейн Кристина подарит рейху непременно сына. И я забочусь совсем не о вас, а о здоровье господина Шеера — наследника. Из мужской солидарности верного камрада!
Наедине фрау Шеер наставляла Кристину:
— Это очень похвально, моя милая, что вы приветливы с господином Майером. Человек он прекрасный и любезный, воспитанный, деликатный. Жизнь есть жизнь! А кто знает, вернется ли Адольф…
От этих слов Кристину вопреки ее симпатии к Патриции передергивало. Неужели ей не ведома граница меж немецким практицизмом и тем, что у действительно по^щочных людей именуется цинизмом?
На эту «продуктовую» тему поговорил с Кристиной и Майер. И тоже — с глазу на глаз. Пояснил:
— Дорогая Кристина, я должен иметь весомый повод для систематических посещений вашей частной крепости. С целью конспирации.
— Бросьте, Вилли, выдумывать. Вы просто добрый человек.
— Нет, не совсем просто, фрейлейн. У нас как водится? Человек, с которым не имеют общих дел — служебных или деловых, для других словно бы прекращает свое существование. А вы — в длительном отпуске, из которого, как правило, на нашу службу не возвращаются.
— Так, может, нам ограничить встречи?
Она испугалась за судьбу порученного ей дела. Сейчас Вилли остался единственным источником сбора разведывательной информации. Без него от нее, новоприбывшей фольксдойче, не имеющей солидных знакомств, не будет никакой пользы для успеха дела. На ее вопрос Майер ответил лишь снисходительной усмешкой, мол, все будет хорошо.
— Не следует проявлять легкомыслие, Вилли, — с упреком сказала Кристина. — В нашем с вами деле нет мелочей.
— Да, — неожиданно согласился Майер. — И вот одна из них: Хейниш приказал мне не спускать с вас глаз, используя для этого товарищеские отношения, сложившиеся между нами. Поэтому он полностью одобряет и поддерживает мои «продуктовые акции» как удобное прикрытие. Таким образом, я наведываюсь к вам с пакетами и свертками с единственной целью — присматривать за вами. На всякий случай. Хорошо, что эту миссию возложили на меня: вам ничего не грозит. От вас требуется немного — терпеливо сносить мои визиты. Договорились?
Начал серьезно, закончил полушутливо.
Однако его сообщение само по себе настораживало.
— Неужели возникли какие?то подозрения?
— Никаких.
— Тогда почему же?..
— Неужели не ясно? Вы причастны ко многим делам СД, каждое из которых представляет служебную тайну. А память человека не сдашь в спецархив и не закроешь в служебном сейфе. Память всегда с ее владельцем, где бы он ни находился. Кроме того, человек имеет слишком подвижный орган — язык.
— Но должны же быть какие?то основания для недоверия…
— Ха, основания! — пренебрежительно заметил Майер, — И это говорите вы, проработав почти год в системе имперской службы безопасности? Вы меня удивляете своими наивными рассуждениями об «основаниях». Вам превосходно известно, что у нас каждый заботится исключительно о своей карьере и больше ни о чем. А ступеньки к чиновным высотам у нас одни — трупы. Ведь мы с вами живем и действуем в государстве, сравнимом только с моргом, с живыми мертвецами.
— Но карьера, — все еще не сдавалась Кристина, — не может быть единственной жизненной целью.
— Почему же? Если это возведено в государственный принцип. Нацист любого уровня и ранга не спрашивает себя: «Кто я?» Но он ежедневно подсчитывает: «Сколько имею?» С каждой общественной ступенькой возможности обогащения возрастают в геометрической прогрессии. Поэтому за карьеру и выгоды, связанные с нею, грызутся зубами. Отсюда и предусмотрительная трусость — как бы чего предосудительного не случилось, как бы нечто неожиданное не стало помехой в карьере.
Нечего было возразить г— Вилли был абсолютно прав.
— Скверно! — Кристине стало тревожно.
А Вилли мысленно вспомнил «соленую» шутку штандартенфюрера Хейниша: «Фрейлейн Бергер успела вдвойне забеременеть: ребенком и изменой. Женщины болтливы… Если бы это было в моей власти, я бы обеспечил ее абортами в обоих случаях! Для второго имеем прекрасного акушера — шефа гестапо. Внебрачный ребенок, если посмотреть с точки зрения общественного положения, тоже словно груз на ноге колодника. Фрейлейн только испортит безо всяких для себя выгод изящную фигурку…» Как обычно, шеф первым гоготал от своих солдафонских шуточек. Естественно, у Вилли язык не поворачивался цитировать Кристине «остроты» Хейниша. А напрасно! Иногда и «шутки» скрывают в себе стоящую внимания информацию. По крайней мере, Кристина осознала бы, что «списана в лишние», а это — опасно.
Разные мысли сновали в очаровательной головке фрешЩйн Бергер, пока она петляла по Берлину, направляясь на встречу с товарищем по тайной войне. Она ничего не знала о нем. Только определенные приметы внешнего опознания и пароли помогут им найти друг друга. И то лишь в обусловленное время и на оговоренном месте.
Она сошла на остановке «Рейхсшпортфельдштрас- се». Прошла немного вперед по маршруту автобуса и свернула направо на почти безлюдную Хайльсбергал- ле. За углом остановилась. Несколько минут наблюдала за одинокими прохожими, пока они не исчезали из виду. Когда она остановилась, никто не стал топтаться на месте и не застыл перед витриной магазина. Не было видно также и подозрительных машин. Вообще на всей улице — ни одного движущегося автомобиля. «Хвоста» она не приметила. Нет его? Возможно. Но не стоит спешить с выводами, путь у нее еще немалый, и она сможет еще несколько раз тщательно «провериться».
Она чувствовала усталость. Беременность, раньше незаметная, теперь сказывалась и заставляла идти вперевалочку. А нужно еще идти и идти… «Ничего, выдержу, — утешала она себя, — не каждый же день…»
По небольшому скверику Кристина вышла на остановку электрички неподалеку от Олимпия — сТадиона и, как было условлено, села во второй вагон с конца электропоезда. Почему необходимо сесть именно в этот? Неужели ее кто?то «страхует», едет следом, не выпуская из виду? Должна бы заметить, но ничего подозрительного: в вагон, к тому же почти пустой — время было рабочее, — она вошла одна. Сошла тоже только одна на станции «Боллевуе». Здесь свернула направо и сразу оказалась в огромном парке Тиргар- тен.
Фрейлейн Бергер поглядела на циферблат. Шестнадцать часов двадцать восемь минут. Она не опаздывает, точно придерживается рассчитанного времени, распределенного по маршруту. Осталось немного: выйти на мост через Шпрее и с него двигаться по Паулынтрассе до первой рекламной тумбы. На этом цилиндрическом сооружении нужно отыскать условный знак — треугольник, начертанный белым грифелем или мелом. Если треугольника нет, нужно сразу возвращаться домой. А через неделю, в тот же день и час, снова в путь, на встречу с рекламной тумбой… Такое уже случилось. В прошлый раз тумба встретила ее равнодушно, без мелового знака, хотя Кристина обшарила ее глазами со Есех сторон сверху донизу.
И теперь ощутила мгновенную радость, увидев три бледные линии на месте, свободном от рекламных плакатов.
Фрейлейн вытащила из кармана мел, и к первому треугольнику прибавился второй. Получился ромб. Это означало: «хвоста» она не заметила и готова ко встрече. Теперь надо расстегнуть на сумке «молнию»,
