меня. К тебе я приду», – на что дама:
'Так много стало ныне дерев, вокруг которых вьешься ты, о жемчуг-плющ!'[162] Слова «тебя не брошу» – не радостны уж мне...' В давние времена дама, глядя на предметы, оставленные, как память, кавалером, что ветрен был,–
'Память твоя ныне[163] врагом мне стала! Не будь ее,– имела б минуту я, когда тебя забыть могла бы...' В давние времена кавалер полагал сначала, что дама еще опыт мирской не прошла, но, потом прослышав, что она в сношениях тайных с другим,– через некоторое время –
'Если б поскорее настал тот праздник в Оми, праздник в Цукума! Посмотрел бы, сколько, жестокая, котлов с тобой'[164]. В давние времена кавалер, видя, как уходит из Умэцубо, под дождем промокая, некий человек,–
'Ах, если б шляпа та, где соловей цветов узоры выткал, у меня была! Надеть домой тому я дал бы, кто, видно, мокнет под дождем...' А тот в ответ:
'Шляпы тех, где выткал цветов узоры соловей,– я не хочу. Вот лучше – люби меня, и на огне любви твоей просохну!' [165] В давние времена кавалер той даме, что верность нарушила,–
'Ладонью зачерпнув, жемчужные струи пью, что в Идэ в Ямасиро текут... Без веры всякой ныне союз с тобой наш стал!'[166] Сказал так, а она и ответа не дала.
В давние времена жил кавалер. Надоела, что ли, ему та дама, что в местности, «Густой травой» называемой, жила, но только он сложил:
'Если уйду я из дома, где прожил много годов,– еще более 'густой травы' – он полем станет!' 
