Та же Хигаки-но го, в управе Дайни[345], когда предложено было воспеть осенние красные листья клена, сложила:
Сика-но нэ ва Икура бакари-но Курэнави дзо Фуридзуру кара-ни Яма-но сомураму В крике оленя Сколько же Алого? Когда он кричит, Горы окрашиваются [красным][346]. Говорили люди, что Хигаки-но го умело слагает танка. И вот как-то собрались любители изящного, стали сочинять окончания к стихам, к каким трудно конец сложить, и прочитали так:
Ватацуми-но Нака-ни дзо татэру Са-во сика ва В просторе моря Стоящий Олень... — и предложили ей докончить, тогда она:
Аки-но ямабэ я Соко-ни миюраму Осенние горы На дне отражаются[347] — так закончила она танка.
Дама, жившая в Цукуси, послала возлюбленному в столицу:
Хито-во мацу Ядо ва кураку дзо Нариникэру Тигириси цуки-но Ути-ни миэнэба Жилище, Где возлюбленного жду, как темно В нем стало! Клявшейся луны В нем не видно[348] — так гласило послание.
И это написала та дама из Цукуси:
Акикадзэ-но Кокоро я цураки Ханасусуки Фукикуру ката-во Мадзу сомукураму Осеннего ветра Сердце жестоко, видно, Трава сусуки Туда, куда ветер дует, Не спешит склониться[349].
