С тех пор как Окиотодо стал министром, прошли годы, а Бива-но отодо, [его старший брат], все никак не получал назначения. И вот наконец его пожаловали чином министра. На великом торжестве по этому случаю министр сорвал ветку сливы, украсил ею головной убор и сложил так:
Осоку току Цуви-ни сакикэру Мумэ-но хана Та-га увэокиси Танэ ни ка аруран Поздно или рано, Но все же расцвели Сливовые цветы. Кто же посадил Семена?[321] О его назначении в тот день приказано было слагать танка и приносить сайгу[322], и дочь Сандзё-но миги-но оидоно тут же написала:
Икадэ каку Тоси кири мо сэну Танэ могана Арэюку нива-но Кагэ-то таномаму Ах, если бы и мне [Добыть] эти времени не боящиеся Семена! В моем заброшенном саду Стала бы [слива] моим укрытием[323] — так было сложено. Ответ был от сайгу. Он забыт.
А просьба эта оказалась не напрасной. Левый министр, когда он был в чине тюнагона[324], навещал эту даму, семена разрослись, стали ей укрытием[325]. И тогда от сайгу:
Ханадзакари Хару ва ми ни кому Тосигири мо Сэдзу то ифу танэ ва Оину то ка кику Пышно цветущую Весну смотреть прибуду. Времени неподвластные Семена, о которых вы говорили, Уже проросли, слышала я[326]. Кавалер, навещавший дочь человека по имени Санэто[327], служившего в чине сёни в управе военного округа:
Фуэтакэ-но Хито ё мо кими-то Нэну токи ва Тигуса-но ковэ-ни Нэ косо накарурэ Если хоть одно бамбуковое коленце Этой флейты с тобою ночь Не проведет, Голосом на тысячу ладов Заплачет[328] — так сказал. А дама:
Тидзи-но нэ ва Котоба-но фуки ка Фуэтакэ-но Котику-но ковэ мо Кикоэ конаку ни На тысячу голосов... Не преувеличили ль вы? Флейты из бамбука «Котику» голос совсем Не доносится[329].
