— Здесь дело не столько в жене, сколько в дочери.
Гаранд внимательно смотрел на Крайла:
— Крайл, нам известно, что у тебя есть дочь, которой только что исполнился год. В такой ситуации тебе, наверно, не следовало бы ссылаться на нее как на самый веский довод.
— Ты прав. Но дело в том, что я не во всем могу быть хорошо смазанным роботом. Иногда что-то случается и против моей воли. После того как я целый год провел рядом с ребенком…
— Понимаю. Но ведь ей был только год. Какие у вас могли установиться отношения…
Крайл поморщился.
— Ты говоришь, что понимаешь, а на самом деле не понимаешь ровным счетом ничего.
— Тогда объясни. Я постараюсь понять.
— Видишь ли, все дело в моей сестре. Младшей сестре.
— Сестра упоминается в твоем досье, — кивнул Уайлер. — Ее зовут, если я не ошибаюсь, Роза.
— Розанна. Она погибла восемь лет назад во время мятежа в Сан-Франциско. Ей было только семнадцать.
— Весьма сочувствую.
— Она не была сторонницей ни тех, ни других. Она была одним из тех нейтральных зрителей, которые погибают гораздо чаще, чем вожаки банд или блюстители порядка. Нам с трудом удалось найти ее тело: слава Богу, у меня было что-то, что можно было предать кремации. Уайлер сочувственно промолчал, а Крайл продолжил, хотя весь его вид говорил, что ему не хочется ворошить прошлое:
— Ей было только семнадцать. Наши родители умерли, когда ей было четыре года, а мне четырнадцать. Я учился в школе, а после занятий работал. Я старался — часто даже в ущерб себе — сделать так, чтобы она была всегда сыта, одета и не испытывала никаких неудобств. Я сам обучился программированию, хотя не могу сказать, что эта работа обеспечивала хотя бы сносное существование. Ей было только семнадцать, и за всю свою жизнь она не обидела ни одной живой души. Она даже не знала, из-за чего начались стрельба, шум, крики… Она просто попалась в ловушку.
— Теперь я понимаю, почему ты вызвался работать на Роторе, — заметил Уайлер.
— Да, конечно. Два года я ходил как во сне. Я пошел в Бюро — мне нужно было чем-то занять себя, к тому же я думал, что эта работа связана с опасностью. Какое-то время я даже искал смерти — особенно если по пути удалось бы сделать еще что-то полезное. Когда обсуждалась посылка агента на Ротор, я вызвался сам. Я хотел забыть Землю.
— И теперь ты вернулся. Ты жалеешь об этом?
— Да, отчасти. Но на Роторе я задыхался. При всех недостатках Земли у нее есть одно неоценимое преимущество — необъятные просторы. Гаранд, если бы ты видел Розанну. Она не была красавицей, но ее глаза… — Между бровями Крайла пролегла морщинка, словно он старался получше рассмотреть прошлое. — Красивые и в то же время пугающие. Знаешь, я никогда не мог спокойно встретить ее взгляд. Розанна заглядывала прямо в душу… Ты понимаешь, что я хочу сказать?
— Боюсь, что нет, — признался Уайлер.
— Она всегда знала, когда человек лжет или скрывает правду. Я мог даже молчать, а она все равно догадывалась, что меня беспокоит.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что она была телепатом?
— Что? Нет-нет. Она говорила, что ей достаточно видеть выражение лица и слышать интонации говорящего. Она уверяла, что никто не может скрыть свои мысли. Даже улыбка не скрывает горечи. Она пыталась объяснить, каким образом ей это удается, но я никак не мог ее понять. Это была какая-то особенная способность. Я благоговел перед ней. А потом родилась Марлена.
— И что?
— У нее были такие же глаза.
— У ребенка были глаза твоей сестры?
— Не сразу, но я видел, как постепенно они становятся точно такими. Уже когда ей исполнилось шесть месяцев, я вздрагивал от ее взгляда.
— И твоя жена тоже вздрагивала?
— Этого я не замечал, но ведь у нее не было сестры Розанны.
Марлена вообще никогда не плакала; она была очень спокойным ребенком. И маленькая Розанна была такой же. К тому же сразу было видно, что Марлена тоже не станет красавицей. У меня было такое ощущение, будто ко мне вернулась Розанна. Теперь ты можешь представить, как тяжело мне было?
— Тяжело вернуться на Землю?
— Да, и расстаться с ними. Словно я вторично терял Розанну. Теперь я ее уже никогда не увижу. Никогда!
— И все-таки ты вернулся.
— Это было моим долгом! Верность долгу, преданность! Но уж если ты хочешь знать всю правду, я почти готов был остаться на Роторе. Сердце мое разрывалось на части. Я до безумия не хотел оставлять Розанну, прости — Марлену. Видишь, я даже путаю имена. Юджиния, моя жена, сказала мне: «Если бы ты знал, куда мы направимся, ты не стал бы так категорично возражать». В тот момент я не хотел улетать навсегда из Солнечной системы. Я просил ее остаться со мной на Земле. Она отказалась. Потом я умолял ее хотя бы оставить мне Роз… Марлену. Она не согласилась. Наконец, когда я уже готов был сдаться и лететь вместе с ними, она вышла из себя и прогнала меня. И я ушел. Уайлер задумчиво смотрел на Крайла.
— Она сказала: «Если бы ты знал, куда мы направимся, ты не стал бы так категорично возражать». Я правильно запомнил?
— Да, именно так. Я спросил: «Почему? Куда направляется Ротор? » А она ответила: «К звездам».
— Крайл, здесь не вяжутся концы с концами. Тогда ты уже знал, что они собираются лететь к звездам. И все же она тебе сказала: «Если бы ты знал, куда мы направимся…» Здесь есть какое-то неизвестное тебе звено. Что это за звено, о котором ты не знал?
— Что ты несешь? Как можно знать то, чего не знаешь?
Уайлер пропустил его замечание мимо ушей.
— Ты рассказывал об этом во время опроса в Бюро?
Крайл немного подумал.
— Кажется, нет. Мне это и в голову не приходило до той самой минуты, когда я начал тебе объяснять, почему я чуть было не остался на Роторе. — Он закрыл глаза, потом задумчиво подтвердил:
— Нет, я рассказал тебе первому. Больше того, сейчас впервые я позволил себе думать об этом.
— Хорошо. Теперь подумай, куда мог направиться Ротор. Не слышал ли ты чего-нибудь от роториан? Каких-нибудь разговоров? Может быть, слухов? Догадок?
— Все считали, что это будет Проксима Центавра. Что же еще? Это ближайшая к Солнцу звезда.
— Твоя жена была астрономом. Что она говорила об этом?
— Ничего. Она вообще никогда не говорила на эту тему.
— Ротор послал Дальний Зонд.
— Я знаю.
— И в работе над Дальним Зондом участвовала твоя жена — как астроном.
— Это так, но она и об этом никогда не рассказывала, а я старался не задавать лишних вопросов. Прояви я нездоровый интерес, моя миссия была бы провалена, а меня, наверно, взяли бы под стражу или даже казнили — они и это могут, насколько я знаю.
— Но как астроном она должна была знать конечную цель. В сущности она сама это подтвердила: «Если бы ты знал…» Понимаешь? То есть она знала, а если бы и ты знал…
Казалось, это открытие не очень заинтересовало Крайла.
— Она мне ничего не рассказывала, поэтому и мне нечего сказать.
— Ты уверен? Не было ли каких-нибудь случайно брошенных фраз, замечаний, на которые ты в то время не обратил внимания? Не забывай, что ты не астроном; она могла сказать что-то тебе не совсем
