— Ничего, голуба, с кем не бывает! Подумаешь — обмолвилась. Ничего страшного. Я все отлично понял.
Их взгляды встретились. До сих пор привычная стеснительность не позволяла Эдвине толком рассмотреть его глаза. Уж слишком спокойно и открыто он на нее смотрел. Оказывается, его глаза были не просто спокойными — они были зелеными. Не светло-карими, как она считала поначалу, а ярко-зелеными, с темным ободком более густой зелени вокруг зрачков. Поразительные глаза. Новая черта в его облике, способная надолго лишить ее душевного покоя.
Похоже, крысолову удалось околдовать ее, словно девчонку из сказки.
Ну что ж, она не маленькая и не поддастся его чарам! Однако ее тело как будто взбунтовалось в этот вечер и вело себя совершенно возмутительным образом. Вероятно, из-за этой внутренней борьбы выглядела Эдвина совершенно несчастной, потому что мистер Тремор погладил ее по руке и сказал:
— Ступайте восвояси, голуба! Я даже не стану за вами подниматься! Все будет в порядке, Винни! Вы — молодец! Вам нужно только малость встряхнуться. А утром все будет прекрасно. Вы спуститесь в столовую, и я буду сидеть там чин-чином, а не отплясывать на кухне с Молли Рид!
Молли Рид? Неужели так зовут ее кухарку? Эдвина впервые об этом слышит!
На миг она совершенно растерялась. Как будто знакомый мир поплыл перед глазами, и привычные предметы стали принимать совершенно неузнаваемый облик.
Все, довольно! Пора убираться отсюда подобру-поздорову!
Но ей помешал Мильтон. Он возник в дверях и осведомился:
— Миледи, у вас все в порядке?
— Да. — Она взглянула на него с молчаливой мольбой о помощи.
— Миссис Рид отпросилась домой, — как ни в чем не бывало сообщил дворецкий. — Лошадь ее сына потеряла подкову. Я запер двери. Вам еще что-нибудь нужно?
Она молча покачала головой. Даже если бы ей чего-то хотелось, вряд ли Эдвина сумела бы вразумительно попросить об этом.
— Ах да, — припомнил Мильтон, — портниха прислала платья. Я оставил коробку на столе у вас в гостиной.
Эдвина кивнула, хотя не сразу сообразила, что за платья.
— Что за платья? — вдруг прозвучал чей-то голос, повторивший ее мысли.
— Простите? — переспросила она, натыкаясь на проницательный взгляд мистера Тремора.
— Это новые платья?
— Нет, старые, — машинально ответила Эдвина. — Я отнесла их в починку.
— Куда?
— Простите?
— Куда вы отнесли их чинить?
Можно подумать, для него это был вопрос жизни и смерти!
— Моей портнихе Милли — не помню дальше — в лавку у Ворот королевы Анны! — Тут Эдвина вспомнила, что Мик довольно коротко знаком с белошвейкой из этой лавки, и не удержалась от вопроса: — А вы что, дружите с ними?
Он и не подумал отвечать: просто сидел, не сводя с нее глаз, не думая о том, что ведет себя бесцеремонно.
Наконец он встрепенулся, улыбнувшись каким-то своим мыслям. Мик даже показался Эдвине смущенным. Вот так дела! У мистера Тремора, готового часами болтать с кем угодно и о чем угодно, не нашлось слов!
Глава 8
Всю следующую неделю Мик только и делал, что пытался разгадать, какого цвета у Винни Боллаш нижние юбки. Черт побери, он так пялился на ее подол, что чуть не протер в нем глазами дырку!
Сегодня они сидели рядышком в лаборатории и повторяли гласные звуки, чтобы потом Мик произносил их перед проклятущим граммофоном.
Уроки. Винни Боллаш не давала ему ни минуты покоя, приходилось учиться по десять — двенадцать часов в день. То она заставляла его корчить рожи и высовывать язык. То записывала его на граммофон. То придумывала еще какое-нибудь идиотское упражнение. Все это было так скучно, что даже Магик не выдерживал и убегал во двор.
А Мик все сидел и сидел за рабочим столом, стараясь не обращать внимания на открытое окно, из которого был виден соседний дом. Вот уже восьмое утро кряду он просыпался в своей роскошной спальне и первым делом отправлялся на прогулку, любуясь окрестными особняками в окружении клумб и аллей. Он по-прежнему чувствовал себя чужаком в этом мире преуспевания и богатства, однако это не мешало ему вовсю наслаждаться свалившейся на него удачей.
Постукивая по столу карандашом, Мик делал вид, что глубоко задумался над заданием, хотя все это ему изрядно опостылело. Проклятые глаголы не хотели вставать на свои места, окончания слов по- прежнему ускользали прямо из-под носа, и он не знал, как с этим справиться. Нараставшее раздражение подталкивало его к какой-нибудь шалости, выходке, способной снять утомление от занятий.
Винни посмотрела, как он стучит карандашом, и Мик догадался: сейчас она заговорит. Его сердце замерло в предвкушении очередной беседы. Он обожал разговаривать с Винни, ему нравилось в ней все: мягкий ровный голос, складная плавная речь. Даже обычные слова в ее устах становились конкретными и значительными.
Вот и на этот раз она выразилась вполне определенно:
— Мистер Тремор, вы должны избавиться от этих усов. Они мешают вам войти в образ представителя высшего класса.
Слава Богу, она не видела, как он закатил глаза к потолку, потому что с умным видом уткнулась носом в свои записи. Чертова кукла! И дались ей его усы!
— Они мне нравятся, — пробормотал Мик.
Эдвина заявила в ответ, не удостоив его даже взглядом:
— Они не вписываются в ваш стиль.
— Зато они густые. Не у каждого такие бывают!
— Не каждый их захочет носить.
— Ох, ну как вам объяснить? — Он провел пальцем по верхней губе. — Просто смешно! Будто вы вправе распоряжаться моими усами! Будто это так просто: взять да и ободрать меня наголо! Довольно бесстыже с вашей стороны, вы не находите?
Она подняла на него удивленный взгляд и даже перестала на миг водить пером по бумаге.
— Бесстыже?
— Ну, самонадеянно. Нахально!
Винни скроила свою неподражаемую надменную гримаску и рассмеялась таким недобрым смехом, что у Мика на душе заскребли кошки.
— Меньше всего меня можно обвинить... в бесстыдстве, выражаясь вашими словами!
Да, Мик готов был признать, что выразился грубо, но он почувствовал себя, как бы это сказать, уязвленным, что ли?
— Ладно, ладно! Вы женщина хорошая, воспитанная и желаете мне добра. Только напрасно думаете, что на вас держится весь белый свет!
— Ха! — Она подняла голову и решительно отложила ручку. — Ни о чем подобном я и не думала! Дай Бог мне удержаться на собственных ногах! Это тоже, знаете ли, проблема! Страшно даже подумать. — Тут ее лицо затуманилось, и Мик залюбовался тонкой игрой изящных, подвижных черт. Лицо у нее было такое милое... А на уме — одно сплошное упрямство!
— Вам и страшно всегда оттого, что мир не желает плясать под вашу дудку. Дескать, вдруг кто об этом прознает и свалит на вас всю вину?