путем, на сходняке.
Смерть такого значительного человека могла повлечь за собой переделы сфер влияния, войну, кровь и, как следствие, ослабление традиционной генерации российского криминалитета…
Серебристая громада «Боинга» быстро набирала высоту. От перепада давления и шума двигателей закладывало в ушах. Взлетная полоса, ангары, застывшие на земле самолеты, хрупкое здание аэровокзала — все это стремительно уменьшалось в размерах, растворяясь в дымке. Вскоре лайнер, пройдя полосу редкой облачности, словно завис над спокойной гладью Эгейского моря.
Далеко внизу, под мощными серебристыми крыльями, чернели продолговатые силуэты сухогрузов, сторожевых кораблей и рыболовецких сейнеров они казались застывшими, и лишь едва заметные пенные борозды на воде определяли направление их движения.
Солнце висело в зените, отражаясь от безбрежной водной глади миллионами радужных брызг. Оно слепило глаза, и Солоник, сидевший у иллюминатора, чуть опустил солнцезащитный козырек.
— В какие сроки я должен его исполнить? — попробовал уточнить он, обернувшись к сидевшему рядом Куратору.
— На подготовку три недели. Думаю, достаточно. Вы давно не были в Москве, вам следует немного пообвыкнуть…
Этот заказ был исключительной значимости. Македонский понял это еще и потому, что серенький вылетал в Москву вместе с ним. Несомненно для того, чтобы осуществлять оперативное руководство. Что и говорить, Сибиряк представлял достаточно серьезную фигуру в раскладе криминальной колоды теперешней России. Может быть, столь же серьезную, как в свое время Отари Квантришвили, несмотря на принципиальную разницу в статусе.
Саша опустил козырек до упора, откинулся на спинку кресла, закрыл глаза. Невольное воспоминание о заказанном ему Квантришвили вызвало в памяти цепочку других воспоминаний.
Тогда, почти два года назад, весной 1994 года, ему заказали убийство Отарика. Серенький, осуществлявший оперативное руководство акцией, вел себя на редкость странно: он давал полную информацию, прикидывал возможные способы исполнения, даже возил киллера на правительственные дачи в Успенское, показывая, где живут очередные объекты — кроме Квантришвили, Македонскому предстояло «исполнить» также и его друга, певца и бизнесмена, хозяина фирмы «Московит» Иосифа Давыдовича Кобзона.
И вдруг Куратор почему-то дал отбой — отдыхай, пока от тебя ничего не требуется. Саша облегченно вздохнул, но тут же разгадал причину непонятного поведения Куратора: у «конторы» наверняка он не единственный исполнитель, есть и кто-то еще.
Тогда Квантришвили «исполнил» Андрей Шаповалов, его товарищ по специальному Центру подготовки в Казахстане. Убийство имело громкий резонанс, а его исполнитель, с лихвой отработав вложенные в него деньги, сделался ненужным, и его ликвидировали хозяева.
А что, если и теперь…
— Александр Сергеевич, не волнуйтесь, все в порядке. — Голос Куратора прозвучал столь неожиданно, что Солоник невольно вздрогнул.
Лицо серенького было абсолютно непроницаемым, и лишь глубоко посаженные глаза блестели недобро и холодно.
— Ни о чем не думайте, ни о чем не беспокойтесь, — казалось, пределам проницательности Куратора нет границ. — У нас в Москве будет время много времени. Успеете осмотреться, изучить ситуацию. Может быть, что-то к тому времени и изменится…
Ничего не ответив, Солоник отвернулся к иллюминатору. Он понял одно: человек, который ликвидирует Сибиряка, долго не проживет. Смерть «запасного» Шаповалова тому подтверждение…
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Как все-таки странно устроен человек!
Россия, Москва, аэропорт Шереметьево-2 — международные воздушные ворота столицы с огромной, невидимой невооруженному взгляду инфраструктурой внутренней безопасности. Наверняка и у местных ментов, и у эфэсбэшников, и у пограничников есть соответствующие ориентировки на «опасного рецидивиста А. С. Солоника», объявленного в международный розыск. Тем не менее приятно ступить на родную землю. И пусть тут, в России, у беглеца было куда больше огорчений, чем радости, — теперь об этом не хочется вспоминать…
Так уж, наверное, устроен всякий человек. Все скверное, что когда-то произошло с ним, быстро забывается, стирается, как надписи мелом на классной доске в школе. А хорошее, отпечатавшись в сознании, остается навсегда, навечно…
Саша, задрав голову, стоял неподалеку от стоянки такси. Пальто расстегнуто, длинный шелковый шарф развевался на ветру. Улыбаясь какимто своим мыслям, он смотрел, как над зданием аэровокзала проплывают редкие облака.
Куратор легонько подтолкнул его под локоть.
— Поехали.
К стоянке подкатила серая «Волга». Усевшись на заднее сиденье, Солоник, едва машина тронулась, не отрываясь смотрел в окно, словно боясь пропустить что-то важное.
— Соскучились? — с едва уловимой иронией спросил серенький.
Вопрос этот показался Саше неприятным, и он не стал отвечать.
— А тут о вас помнят… И ждут, — все тем же тоном продолжил его спутник. — Ладно, сейчас отвезем вас на конспиративную квартиру. Три дня — на отдых и адаптацию, а затем займемся делом…
Начало лета 1996 года выдалось в российской столице дождливым. После изнуряющей афинской жары Солоник с удовольствием вдыхал влажный воздух, пахнущий прелой землей и бензином, наслаждался прохладой и спокойствием тихих улочек в центре Москвы, воскрешал в памяти события минувших дней.
Вот тут, в районе Покровских ворот, небольшое уютное кафе, где он иногда проводил вечера с Аленой. Чуть подальше — ночной супермаркет, где на него наехали шадринские, которых он не только поставил на понятия, но и сумел подписать под себя. А за углом салон «Версаче», где когда-то, совсем в другой жизни, он любил одеваться. Ну а если проехать несколько километров, будет ночной клуб «Арлекино», где он совершил первое громкое исполнение…
С самого приезда Куратор не отставал от него ни на шаг. Вот и сегодня, расположившись на скамейке в тенистом скверике, он то и дело бросал на своего подопечного быстрые, пронзительные взгляды, словно стараясь прочесть его мысли.
А Саше хотелось одного — без какой-либо определенной цели сидеть здесь, в центре города, рассматривать прохожих, вспоминать былое…
Листва на деревьях в скверике казалась свежей, будто бы вымытой. В лужах, оставшихся после ночного дождика, отражалось высокое голубое небо. Все вокруг выглядело нарядным, праздничным, даже серые типовой застройки дома.
В такие минуты кажется, что вовсе нет в мире ни зла, ни зависти, ни обмана…
— Сейчас вы увидите объект в движении, — голос серенького прозвучал столь неожиданно, что Солоник непроизвольно вздрогнул. — Видите, там, на углу, темно-зеленый «Опель-Фронтера»?
— Ну, вижу…
Ухоженная иномарка была щегольски обвешана хромированными противотуманными фарами.
— Минут через десять к нему подкатит еще один джип — «Гранд-Чероки». Это уже его автомобиль. Сибиряк выйдет из машины и скорей всего пересядет в «Опель». Следите внимательно, не отвлекайтесь.
Спустя минут десять к «Фронтере» действительно подкатила машина Липчанского. Правая задняя дверца открылась, и из «Чероки» вышел тот, кого Солонику предстояло ликвидировать.
Сибиряк словно сошел с собственной фотографии. В каждом своем движении он демонстрировал уверенность и одновременно вальяжность, своего рода светскость, что ли.
Киллер профессионально оценивал ситуацию. Охрана, по всей вероятности, оставалась в «Чероки». Что касается самого вора, то он вел себя на редкость свободно, а с точки зрения безопасности — неосмотрительно.
— На мой взгляд, его лучше всего ликвидировать где-нибудь на улице, тихо произнес серенький, не глядя на подопечного.
— Автомат?
— Пистолет-пулемет. С глушителем. Автомат — слишком громоздко.
Тем временем Сибиряк, открыв дверку «Фронтеры», сел в машину. Темно-зеленый джип медленно тронулся, а «Чероки» с охраной покатил следом.
Саша продолжал следить за машинами, но в этот самый момент Куратор, быстро взглянув куда-то в сторону, бросил:
— Там ваш друг, шадринский, вы наверняка должны его помнить. Остановился, смотрит… идет к нам. По-моему, он вас узнал. Нас не должны видеть вместе, я сейчас отойду вон туда, к киоску, а вы поговорите с ним немножко. На всякий случай возьмите номер его телефона. Скажите, что не против дальнейших контактов, пообещайте дать о себе знать. Если все-таки спросит, кто я, скажите, старый приятель из Кургана.
Поднявшись, Куратор двинулся в сторону газетного киоска.
Спустя несколько секунд Македонский услышал над ухом знакомый с хрипотцой голос:
— Братан — неужели ты? Вот кого уж никак не ожидал встретить!
Солоник поднял голову — перед ним, дружелюбно улыбаясь, стоял атлет в кожаной куртке — высокий, с квадратными плечами и неестественно бледным лицом.
Этот человек — бригадир шадринской группировки — был отлично знаком Солонику, который с подачи своих хозяев внедрился в эту группировку в качестве штатного киллера. По мнению структуры, стоявшей за этим внедрением, подобное давало ее подопечному отличное прикрытие в криминальном мире Москвы. Александр Македонский довольно удачно вжился в роль двойного агента, используя новое положение к собственной выгоде. Зачастую интересы его хозяев и шадринских полностью совпадали, как это было при ликвидации Бобона-Ваннера. В результате один и тот же заказ оплачивался дважды.
После скандального бегства Македонского из «Матросской тишины» ходили упорные слухи о причастности к его побегу шадринских. Слухи эти наверняка муссировались теми, кто в действительности организовал побег. На самом деле после июля 1995 года Солоник не общался с лидерами шадринской группировки, а сегодняшняя встреча, судя по всему, была тонко и грамотно подстроена Куратором…
Шадринский не в силах был сдержать своего восхищения беглецом, бесстрашно разгуливающим по Москве.
— А я смотрю — ты это или нет?
