вынашиваете планы сверхмощного блокбастера? Гангут хитро заулыбался, погрозил пальцем и в таком виде был зафиксирован.
- Кажется, вы знаете и этого негодяя, товарищ Кузенков? - спросил Игнатьев-Игнатьев, кивая на экран.
- Я вам не товарищ, - рявкнул Марлен Михайлович, налил себе полный стакан виски, а бутылку недвусмысленно переставил подальше от непрошеного гостя.
- Что касается меня, то я знаю его прекрасно, - усмехнулся Игнатьев-Игнатьев, ничуть не смущаясь. - Витя Гангут - нравственный урод и алкоголик. Дружок нашего героя. Видимо, предательство родины у этих господ в крови.
После стакана виски все вспыхнуло ярким светом и юмором. -
- Не позволить ли вам выйти вон, милостидарь, радетель родины? - сказал Кузенков Игнатьеву- Игнатьеву и резко показал ему на дверь. В жесте было что-то ленинское.
Зашевелилось лицо Гангута на телеэкране. В ответ на вопрос о СОСе он сморщился, будто прихлопнул на шее комара и пробормотал:
- Презираю…
Замелькало что-то зарубежное. Ти-Ви-Миг шуровал с одинаковым успехом по всему миру. Нефть, развратные морды шейхов и революционных лидеров, террористы, плейбои, ученые, спортсмены, модели и бляди.
- Да, я радетель родины своей, - надуваясь спесью, заговорил Игнатьев-Игнатьев и снова потянулся к бутылке, но Марлен Михайлович вновь ее переставил подальше, - и ради борьбы с врагами ея, со сволочью вроде Лучникова, готов соединиться даже с коммунистами-нефтяниками, с самим дьяволом…
- Под Родиной вы что подразумеваете? - спросил Марлен Михайлович.
Глаза Игнатьева-Игнатьева радостно сверкнули - ага, не выгоняют! Все-таки начинается же диалог же!
- Мое понятие Родины, прежде всего отличается от лучниковского, - быстро, едва ли не захлебываясь, проговорил он.
- Только-то и всего, - Марлен Михайлович изобразил разочарование. - Скучновато, господин Игнатьев-Игнатьев. У вас как будто и не Родина, а только лишь Лучников на уме. Задвинулись вы на этой персоне.
Голова Игнатьева-Игнатьева упала, и Марлен Михайлович услышал глухое отчаянное ворчание.
- Налейте мне скоча, - наконец различил он слова.
- Не налью. Я вас не приглашал. Вы меня не интересуете.
Игнатьев-Игнатьев взял себя в руки, откинул назад волосы, встал и прогулялся по ковру.
- Напрасно пренебрегаете, Марлен Михайлович, - сказал он. - Сейчас я представляю те немногие силы на Острове, которые противостоят эпидемии СОСа. Запад, как всегда, расписывается в банкротстве. Мы выходим на Белград, мы ищем пути в Пекин. Мы, семь левых партий, единственные, кто может хоть что-то сделать против СОСа…
- И во мне вы ищете союзника? - усмехнулся Марлен Михайлович. - В советском дипломате вы ищете союзника? Любопытно.
- Да, вы наш потенциальный союзник, - сказал Игнатьев-Игнатьев. - У нас есть сведения, что в СССР могущественные круги не хотят воссоединения, и вы из этих кругов.
- Кто это вам сказал, господин коммунист-нефтяник? - Марлен Михайлович со стаканом виски в левой руке приблизился и ухватил Игнатьева-Игнатьева за плечо. Плечо оказалось на удивление слабым и податливым, голова кобылообразного субъекта как-то бессильно мотнулась. - Отвечайте! Откуда этот вздор?
Игнатьев-Игнатьев молчал, бессильно моталась его голова.
- Это я ему сказал, - прозвучал вальяжный голос, и Марлен Михайлович увидел на пороге располагающего к себе господина с бородой Радамеса, в котором без труда узнал полковника ОСВАГа Вадима Востокова. Изящно поклонившись, полковник прошел в комнату и поставил на стол серебряное ведерко с бутылкой шампанского. Виновато развел руками.
- Извините, Марлен Михайлович, но это я имел неосторожность во время одной из официальных бесед сиречь допросов этого криминального господина высказать нечто вроде подобного предположения.
- Чему обязан, господин Востоков? - почти весело спросил Марлен Михайлович. «Черное и белое» делали свое дело, мир упрощался, распадаясь на два цвета, уподобляясь телевизионному старому до- цветному фильму добрых шестидесятых, мир иллюзий.
- Очень польщен, что вы знаете мое имя. - Boстоков ловко открыл шампанское. - Слышите, как завывает норд-ост? Начинается ураган. В такие вечера весьма приятно разыгрывать в уютном отеле партию политического покера.
Шампанское после виски показалось Марлену Михайловичу серебрящейся фортепианной пьеской после аккордов оркестра.
- Учтите, господин Востоков, - сказал Марлен Михайлович, разваливаясь в кресле. - В соседнем номере помещается тренированный майор Лопатов.
На экране Ти-Ви-Мига вдруг появился «рыбий жир ленинградских речных фонарей». Кровавые полосы угасающего заката за зыбкой иглой Петропавловки. Ухмыляющиеся лица трех мальчишек в шинелях с поднятыми воротниками и в черных шарфах, обмотанных вокруг шеи.
- Соседний номер пуст, - любезно сказал Востоков. - Майор Лопатов в сей момент нежится в кабинете массажа «Бангкок», что в Малом Беме и Копейке, с вашего разрешения.
- Внимание, - услышал Марлен Михайлович голос комментатора. - Репортаж из колыбели пролетарской революции. - Появился и сам комментатор. Тренчкот с поднятым воротником, федора с опущенными полями.
- Съемка сделана спонтанно, без разрешения властей, просим прощения за дефекты изображения, - он повернулся к трем юношам. - Милостидари-и-дарыни, перед вами Игорь, Слава и Валера, все трое называют себя «новые правые».
Один из юношей вытащил из-за пазухи листок школьной бумаги и, кашлянув, стал читать: «От имени Комитета «Новые Правые Крестовского Острова» мы обращаемся к русскому правительству на Острове Крым, к главнокомандующему Вооруженными Силами Юга России генералу Павловичу, а также к начальнику ОСВАГа генералу Арифметикову с просьбой немедленно взять под стражу редактора просоветской газеты «Русский Курьер» Андрея Лучникова. Советская молодежь и ее авангард «Новые Правые Крестовского Острова» считают Андрея Лучникова ренегатом и предателем нашей борьбы…»
Далее на экране началось какое-то непонятное движение, замелькали неясные пятна. Комментатор Ти-Ви-Мига бойко объяснил, что интервью сорвалось из-за вмешательства народной дружины, но «новым правым» удалось скрыться на мотоцикле.
- Ага! - восторженно вскричал Игнатьев-Игнатьев. - Слышали? Под стражу Лучникова! Вот воля советской молодежи!
- Так ведь они же «правые», - сказал, от души веселясь, Марлен Михайлович, - а ведь вы же теперь «ультралевый»,
Игнатьев-Игнатьев.
- Да какая разница! - брызгая слюной, зашумел Игнатьев-Игнатьев. - Главное - Лучникова под стражу! Пока не поздно! Главный негодяй!
- Вот она, страсть! - сочувственно кивнул в его сторону Востоков. - Он обожает Андрея с детства. Недавно в ОСВАГ попал дневник господина Игнатьева-Игнатьева. Представьте себе, Марлен Михайлович, чуть ли не тысяча страниц страсти, ненависти, любви, ярости. Воображает себя женщиной Лучникова.
- Фальшивка! - вскричал Игнатьев-Игнатьев. - Дневник - фальшивка!
Глаза его явно замаслились, он явно испытывал сейчас сладостное страдание, какое бывает у юнцов, когда в их присутствии говорят о предмете их любви, пусть и неверном, пусть подлом, но страстно желанном.
