чувствовал к неизвестной настырной старухе если не доверие, то уважение.
Как выяснилось тотчас же, Галия-то понимала по-ассирийски прекрасно, а вот Шоша язык знал неважно, поэтому для удобства решили перейти на русский.
— Скажи, пожалуйста, Шоша, на каком языке проходят ваши богослужения? — спрашивала тетя Вася.
— По-русски, — хмуро отвечал парень, — потому что многие вообще не знают ассирийского. И жрец для них проводит богослужение по-русски.
— А он сам говорит по-вашему?
Парень замялся:
— Говорит.., вообще-то, но я не слышал.
— Так. А вот эти.., златолицые — кто они такие?
Надежда встрепенулась — ого, тете Васе удалось выяснить кое-что про златолицых!
Слышала она какие-то рассказы шепотом, но не верила — кто ж этому поверит. В средствах массовой информации про златолицых не было сказано ни слова, но все упорно твердили про усиление бандитских разборок и про передел влияния.
— Жрец говорит, что в них вселяются духи древних воинов и что направляет их сама богиня, поэтому они непобедимы, — запинаясь, произнес Шоша. — Это правда, все, кто их увидит, просто каменеют от ужаса, и пули златолицых не берут.
— Расскажи подробнее, как они выглядят.
— Ну, белые такие одежды, маски золотые на лицах, а бороды рыжие, колечками...
— Хм, если я скажу тебе, что древние ассирийцы красили бороды хной, но не все, а только самые знатные, а воины никогда так не делали, как ты отреагируешь?
— Никак. — Шоша еще больше насупился.
— А если я скажу тебе, что никто и никогда не носил в Ассирии золотых масок? — настаивала тетя Вася.
Молчание было ей ответом.
— Что у тебя за пентаграмма вытатуирована вот тут? — показала тетя Вася. — Я знаю, что она появилась недавно.
— Это знак, которым украшали себя все поклонники львиноголовой Ламашту! — с вызовом ответил Шоша.
— Ну а если я скажу тебе, что у древних ассирийцев никогда не было культа львиноголовой Ламашту? И что этот знак вовсе не отмечает поклонников богини, это просто клеймо, которым помечали пленных рабов, как метят скот и в наши времена.
— Что? — закричал Шоша.
Тетя Вася тут же сунула ему под нос очередную табличку:
— Оттиск ассирийской печати. Клеймение рабов.
Надежда вытянула шею и заглянула через ее плечо. Действительно, голый мужчина стоял на коленях, его держали два стражника с копьями, а третий подносил уже к плечу несчастного клеймо. И внизу был нарисован точно такой же знак, какой был на руке у Шоши.
— Сдается мне, что этот жрец вешает вам всем на уши длинную лапшу, — проговорила Надежда.
Шоша поглядел на нее зверем, а тетя Вася дернула за рукав — не мешай, мол, сами разберемся.
— Ты вот что, Шоша, — мягко начала она, — ты спроси у него по-ассирийски, для чего нужно так много убийств?
— Чтобы искоренить зло! — ответил Шоша.
— Так пускай он и ответит на вашем родном языке.
Не отвечая, Шоша вышел из будки и побрел прочь.
— Ох, что-то на сердце тяжело! — вздохнула Галия.
— Ты что. Кривой, веришь во всю эту брехню? — Али-Баба, правая рука авторитета, засмеялся коротким деланным смехом. — Это же сказки для мальцов! Пацаны передают какую-то фигню, будто Толстого и Монгола с Шубой призраки замочили, но кто же этому поверит!
— А кто же их тогда замочил? — с сомнением в голосе спросил Кривой — костлявый одноглазый тип в отлично сшитом английском костюме, не скрывавшем его уголовных повадок.
Откинувшись на заднее сиденье «лексуса», он вытянул из пачки «Парламента» сигарету, и Али- Баба услужливо щелкнул зажигалкой.
— Если по делу разбираться, их только мы могли замочить, больше некому. Но мыто с тобой знаем, что к этому делу непричастны!
— Неужто гастролеры какие-нибудь работают? — Али-Баба задумчиво выглянул в окно.
«Лексус» проезжал мимо гостиницы «Санкт-Петербург», приближаясь к Литейному мосту.
— На фига это гастролерам? — Кривой выпустил облачко дыма. — Хлопот уйма, а навара никакого. Нет, таких людей только здешний кто-то может убирать, чтобы территории переделить.
— Может, кто-то новый к власти рвется? — предположил Али-Баба.
Кривой покачал головой:
— Новому так, с ходу, город под себя не подмять, тем более он не стал бы сразу всех крошить. Наехал бы на кого-то одного, а с остальными договорился... Если по уму, он должен был уже давно ко мне подъехать.
Еще до того, как Толстого пришил. А он молчит! — Кривой зло рубанул сиденье рукой и продолжил:
— Мне это непонятно.
А что непонятно, то опасно. Казалось бы, радоваться надо: конкурентов убрали, дорогу расчистили, — а у меня внутри кошки скребут. Так и чувствую, что в спину прицел направлен!
— Да брось. Кривой! — Али-Баба махнул рукой. — Мы все время начеку, охрана хорошая.
— А у Монгола что — плохая охрана была? У Толстого плохая охрана? Ты дурака-то не строй! Не расслабляйся!
— Видишь, Кривой, пока нам от этих смертей одна выгода: Киргиз с нами связался, предлагает свой товар, а так бы Толстому отдал, он всегда только с Толстым работал...
— Ох, не нравится мне это! — Кривой загасил недокуренную сигарету. — Не из-за Киргиза ли вся эта махаловка затеяна? Он такую большую партию привез, какой никогда раньше не бывало, такие бабки сумасшедшие светят, что из-за них могли весь город на ножи поставить, кровью залить...
«Лексус» свернул к Литейному мосту и начал притормаживать: впереди стояли двое бойцов дорожно-патрульной службы с мотоциклом и знаками приказывали остановиться.
Кривой резко пригнулся и крикнул водителю:
— Не останавливайся, мать твою! Гони мимо! Это засада! Как пить дать засада!
Водитель послушно прибавил газу, переключил скорость и, вильнув мимо милиционеров, вылетел на мост. Бойцы вскочили на мотоцикл и рванули следом.
«Лексус», рыча мощным мотором, мчался по мосту, обходя неторопливо движущиеся машины. Кривой так и сидел, согнувшись, хотя никто пока и не думал стрелять по ним, не говоря уже о том, что машина изнутри была бронирована.
Али-Баба сидел, насмешливо поглядывая на босса: слаб стал Кривой, всего боится Всюду ему опасности мерещатся! Скоро братва на него начнет косо посматривать — кому же охота труса над собой видеть? А там. глядишь, и его час настанет, и Али-Баба в большие люди выбьется! Главное сейчас — в деле с Киргизом не облажаться! Большое дело, большие деньги, это Кривой правильно сказал Сейчас Киргиз ждет их, и если они договорятся — вся партия дури пройдет через их руки...
Али-Баба оглянулся. Мотоцикл патруля поотстал, но все еще висел на хвосте. Если бы это была засада, не посмели бы они так нагло держаться, сразу отвалили бы. А раз так упорно висят — значит, настоящая ДПС.
Свяжутся со своими по рации, перехватят... конечно, ничего серьезного не будет, откупиться всегда можно запросто, но задержаться можно прилично, а Киргиз уже ждет...
