невероятную историю. Девчонка фантазирует! Хотя… Надежда знает эту девочку с детства. Она живет в этом доме уже без малого двадцать лет, и с Лениными родителями познакомилась еще до рождения их дочери. Нельзя сказать, что они близко знакомы, но все же двадцать лет встречаться по утрам на трамвайной остановке, а вечерами – у кабины лифта, что-нибудь да значит. К тому же рядом с Надеждой, через стенку кухни, живет соседка Мария Петровна, которая всегда знает все обо всех жильцах не только их парадной, но и всего дома. И даже почти всего двора, потому что у Марии Петровны собачка – скотч-терьер Тяпка, всеобщий любимец. А с собачкой, как известно, нужно много гулять. У соседки характер общительный, у собачки тоже. Плюс – острая наблюдательность и умение свои наблюдения анализировать. Надо отдать должное Марии Петровне – она никогда не говорит о людях плохо. И даже если и рассказывает Надежде о каких-нибудь неблаговидных поступках соседей, то никак не выражает своего к этому отношения. Но между делом сообщает немало фактов. Надежда всегда слушает болтовню соседки вполуха, но кое-что в памяти откладывается. Так и сейчас, она прикинула в уме, что знает о верхних соседях?
Была обычная семья, в меру дружная, в меру обеспеченная. Никогда не слышали соседи из их квартиры скандалов. Года четыре назад Ленины родители развелись. Отец переехал, а Лена с матерью остались в этой квартире. И тоже все было тихо-мирно, никаких ссор и раздела имущества. Ленина мать если и имела подруг, то не в доме, с соседками не делилась своими женскими проблемами. Девочка у нее росла серьезная, хорошо училась, готовилась к поступлению к университет. Надежда вспомнила: в прошлом году Лена потеряла ключи от квартиры, а мать ее куда-то уезжала на два дня, и Лена жила у Марии Петровны – не бросать же девчонку на улице. Вот тогда они с Надеждой и познакомились поближе, поболтали вечерком. Надежде девочка понравилась серьезностью и рассудительностью. И хотя видно было уже сейчас, что девочка хорошенькая, а вырастет при надлежащем уходе из нее просто красавица, зоркие глаза Марии Петровны не могли заметить ничего предосудительного – бывали у нее друзья, мальчики, конечно, заходили, но все было прилично, никаких гулянок и топтаний в подъезде.
Но все же, неужели так легко украсть картину из Эрмитажа? Да запросто, ответила Надежда самой себе. Там, как и везде у нас, бесхозяйственность и безответственность, все делается по инерции. Вот и дождались, что уперли картину среди бела дня. И кто? Никакие не преступники-рецидивисты, не мафия, а дети. Вернее, один наглый и шустрый несовершеннолетний мерзавец.
Лена описывала уже, как Денис стал совершенно невменяем, когда услышал по телевизору, что картина, которую они, то есть он украл, стоит миллион долларов.
– Вранье! – перебила Надежда. – У меня знакомый есть, он в Академии художеств раньше преподавал, так он говорит, что красная цена той картине – тысяч пятьдесят, долларов, конечно.
– А зачем же они про миллион врали? – ахнула Лена.
– Кто их знает, – Надежда пожала плечами, – милиция разве в искусстве разбирается? Кто-то ляпнул, они и повторили. А может, еще какие-нибудь у них были причины… Только пятьдесят тысяч долларов для твоего Дениса тоже огромные деньги, так что он все равно бы завелся и глупостей наделал.
– Да, начал трепаться как полный идиот, переговоры, видите ли, вел о продаже картины. Удивляюсь, как ему поверили те бандиты, впрочем, они такие же дураки, как он, – вздохнула Лена.
Она подробно рассказала о том, как в квартире Дениса побывала милиция.
– А они-то откуда узнали? – Надежда даже всплеснула руками, отчего рыжий кот Бейсик, удобно устроившийся у нее на коленях, очнулся от сладкой дремы и с негодованием спрыгнул с колен хозяйки.
– Вот и я все думала, откуда милиция узнала, – заговорила Лена, – а потом сообразила, что это бармен им сообщил. Он… как это, осведомитель. Вот подслушал, как те бандиты у Дениса про картину спрашивали, и сообразил, чем дело пахнет. Он еще раньше за нами следил и все косился, прислушивался… отвратный тип!
– Невероятно! – Надежда Николаевна одним махом отправила в рот следующую четвертинку пирожного. – Рассказывай, рассказывай дальше! Только ничего не пропускай.
И Лена долго пересказывала ей, как она общалась с представителями милиции.
– Ну, девочка, ты просто гений! – восхитилась Надежда. – Так ловко сумела с ними справиться. А что, действительно нельзя допрашивать несовершеннолетних после одиннадцати часов?
– Понятия не имею, – Лена пожала плечами, – но раз они поверили, значит, правда. А вы, Надежда Николаевна, мне верите? Верите, что я ничего не придумываю?
Надежда в задумчивости уставилась на оставшуюся половину пирожного, потом решительно встала, налила себе еще чая, быстро съела пирожное и отставила чашку.
– Верю! – твердо ответила она. – Во-первых, придумать такое невозможно, а ты всегда была девочкой серьезной, во-вторых, я вчера вечером видела, как тебя подвезли на милицейской машине. И, кстати, очень этому удивилась. А теперь не удивляюсь. Но все же… больно гладко получается. Денис ловко эту картину украл, ты ловко спрятала ее в подвале. Хорошо бы на нее посмотреть… хотя если я возьму ее в руки, то немедленно стану соучастником кражи. Но… велик соблазн, а человек слаб. – Она весело рассмеялась. – Да и не место картине в гнилом подвале.
– Да вы же главного не знаете! – Лена вскочила с места, в свою очередь согнав с колен устроившегося поспать кота Бейсика, чем вызвала бурю недовольства – хозяйке Бейсик прощал такое недостойное поведение, а посторонним людям прощать не собирался. Негодующе фыркнув, кот удалился в комнату плавным шагом, держа строго вертикально пушистый рыжий хвост.
– Что еще произошло? – встревожилась Надежда.
– Сегодня я пошла в тот подвал, и, представляете, они заделали ту дырку! То есть раньше они стенку сломали, чтобы до трубы добраться, а теперь снова заштукатурили! И картина осталась там!
– Ты уверена, что ее никто не видел?
Уверена, ее из-за трубы не достать так просто, если не знаешь, не заметишь.
– Замуровали, значит, – резюмировала Надежда Николаевна. – Тебя там кто-нибудь видел?
– Да видели работяги, я им наврала, что котенка ищу, – отмахнулась Лена. – Они стали издеваться, страсти разные рассказывать, я от этого и в обморок упала.
– Слишком много на тебя в последнее время свалилось, – согласилась Надежда, – вот нервы и не выдержали. А вообще-то ты зря туда ходила, бармен этот мог тебя заприметить.
– Зато теперь вопрос решился сам собой! Как говорится: нет картины – нет проблемы.
– Да… – задумчиво пробормотала Надежда, глядя на пустую тарелочку от пирожных. – Вот в этом, девочка, ты глубоко ошибаешься. Лежит она, эта картина, замурованная в стену, и, как говорили в старинных романах, ждет своего часа. Лет эдак через пять, а учитывая аварийное состояние нашей канализационной системы, и гораздо раньше, труба снова может прохудиться на том же месте. И картину найдут, если она не сгниет, конечно.
– Не сгниет, – мрачно проговорила Лена, – она в полиэтиленовом пакете.
И как только ее найдут, карусель вполне может завертеться снова – милиция начнет искать виноватых. Но вообще-то, если здраво рассуждать, то тебе нужно бояться не этого. Если даже картину найдут какие-нибудь работяги, то могут просто не обратить внимания, кинут куда-нибудь, во всяком случае, в милицию сообщать не будут. Это сейчас каждый ребенок знает, какую из Эрмитажа украли картину и что на ней изображено. А скоро все про это забудут – мало, что ли, других новостей! Вон, говорят, квартплату скоро опять повысят.
– А чего же мне тогда бояться?
Не чего, а кого, – Надежда наставительно подняла палец, – а бояться тебе надо твоего знакомого молодого человека Дениса, вернее, не его самого, а его длинного языка. И еще его скверного характера. Вот придут к нему домой обманутые бандиты, изобьют посильнее прежнего и проболтается он им о тебе и о картине. Или милиционеры допросят Дениса с пристрастием. Тебя с ним не будет, он и расколется. Все расскажет, как было. А уж с его слов и тебя, не дай Бог, прихватят. И как почувствуют они там в милиции, что дело их правое, так за тебя возьмутся, что хочешь не хочешь, а признаешься, что была с Денисом. Вот и все, можно дело передавать в суд.
– Что вы меня пугаете? – вскричала Лена. – Только я успокоилась…
– Что успокоилась – хорошо, но на достигнутом успокаиваться нельзя, – выдала Надежда Николаевна не очень осмысленную фразу.
От выпитого коньяка и от сытной еды Лена пришла в благодушное настроение, а уж когда она
