Ах так! Гоша начал злиться и выбросил из рукава свой главный козырь.
– Вы думаете, что Муса предлагает вам краденого Жибера? Так вы ошибаетесь. Этой картины у него нет, потому что никто не знает, кто ее украл.
– Я не подтверждал, что мне предлагают краденого Жибера, – возразил Каримов. – И позвольте спросить, а вы-то откуда узнали о планах Мусы, если с ним незнакомы?
– Я сказал, что мало с ним знаком, а о планах его мне известно, потому что мне он уготовил в них весьма незавидную роль. Я – тот самый эксперт – профессор из Эрмитажа, который якобы украл картину. Но на самом деле я ничего не крал.
– А что же в таком случае Муса хочет предложить мне? – недоверчиво спросил Каримов.
– Если я буду подробно рассказывать, боюсь, в пять минут не уложиться, – мстительно сказал Гоша.
– Продолжайте, я сам решу, когда вас прервать, – наконец-то Гоша заметил, что Равиль Каримов заинтересовался.
– На следующий вечер после того, как стало известно о пропаже картины, мы с Джеком – это Шмыгуна так называли – сидели в каком-то баре, – начал Гоша, тщательно следя, чтобы история выглядела как можно правдоподобнее, а для этого нужно было не врать по мелочам и, по возможности, не уклоняться от действительных событий.
– Я, конечно, выпил, но не так много, и рассказал Джеку, что пропажу картины умный человек мог бы использовать в своих целях. То есть сейчас всем известно, что из Эрмитажа украли картину. И вот кто- то, достаточно солидный, вхожий в круг богатых людей, начинает потихонечку эту картину предлагать верным людям. А для того чтобы придать всей операции наибольший эффект, картину, цена которой не больше пятидесяти тысяч долларов, объявляют безумно дорогой, стоимостью до миллиона долларов. Рекламу сделать нетрудно: найти кого-то в милиции, заплатить, он и трепанет по телевизору. А потом, конечно, от всего отопрется, но в телевизионные новости опровержение уже не попадет. Там больше двух- трех дней на событие не отводится.
И когда этот человек находит солидного денежного покупателя, согласного заплатить за картину, ну хоть если не миллион, то тысяч триста, – вот тогда этому, извините, лоху, спокойно подсовывают копию. И ему не придет в голову, что можно подделать Жибера, потому что он вообще раньше не знал, что есть такой художник. Это ж не Рембрандт все-таки, чтобы его подделывать! Но как сотрудник Эрмитажа должен вас предупредить, что Рембрандта все же не так просто украсть, он получше охраняется.
– Интересно, – процедил Каримов.
Вы поймите, это был просто обычный полупьяный треп, – горячо говорил Гоша, – и представляете мое изумление, когда на следующий день Джек приходит ко мне вместе с Мусой и просит повторить весь вчерашний монолог в такой форме, что я не смог отказаться! И затем они мне сообщают, что уже нашли человека из пресс-центра ГУВД, который согласен, за деньги, конечно, сообщить по телевизору, что пропавшая картина стоила миллион долларов. И от меня требуется только найти подходящую копию картины и присутствовать при сделке, так сказать, для солидности. То есть сообщить клиенту, что я – сотрудник Эрмитажа, и я украл картину. Подробности привести, чтобы клиент поверил.
– И вы согласились? – насмешливо спросил Каримов.
– Не сразу, – признался Гоша, – дело в том, что я был должен Шмыгуну некоторую сумму денег… две тысячи долларов.
Заметив, как презрительно прищурился Каримов, Гоша повысил голос:
– Это для вас такая сумма не составляет проблем, а моя зарплата в Эрмитаже – примерно семьдесят долларов в месяц!
Если Каримов и удивился, то не подал никакого вида, а скорей всего, его абсолютно не интересовала Гошина зарплата.
– В общем, когда я попробовал отказаться, Муса сказал, что деньги я должен не Шмыгуну, а ему лично, и что если я буду фордыбачить, то он с сегодняшнего дня включает счетчик. Я думаю, вы не станете спрашивать, почему я не обратился в милицию?
– Не стану, – кивнул Каримов.
– Я вынужден был согласиться участвовать в этой афере, но, хоть Муса и обещал мне равное участие в прибыли, я не очень-то ему поверил. Я достал копию картины у профессора Аристархова – вы можете навести справки, профессор занимается тем, что вывозит копии, сделанные студентами, в Европу и там выгодно продает. Дальше я подпоил Шмыгуна, и он растрепал, что Муса предложил купить картину именно вам. Но я все никак не мог сообразить, как к вам подступиться, и не хотел подводить Шмыгуна – все же мы были давнишними приятелями, но тут случилось страшное; Андрей погиб. Его машину взорвали вместе с ним среди бела дня. Опять-таки вы можете навести справки.
Гоша врал, но врал очень осторожно, чтобы самому не запутаться и чтобы, не дай Бог, Каримов не заподозрил, что Гоша знает гораздо больше, чем говорит.
– Кто же взорвал вашего приятеля? – без тени любопытства спросил Равиль.
– Я точно не знаю… но подозреваю, что в дело вмешались другие очень большие силы. Покойный Шмыгун… он был довольно болтлив. И выпивал часто. В общем, в последнюю нашу встречу он что-то говорил про Штабеля – знаете такого?
– Слышал, – процедил Каримов.
Доказательств у меня нет, но могу только предположить, что Штабель как-то узнал про всю операцию. Так что либо Муса убил Шмыгуна из мести, либо Штабель, чтобы тот больше не трепался.
Гоша уже сам слегка запутался между правдой и ложью, но держался уверенно – ему ничего больше не оставалось.
– В общем, я понял, что мне уготована та же участь – кто будет платить половину прибыли нищему искусствоведу, за которым никто не стоит? И решил обратиться к вам.
Гоша выпалил все это и замер: что, если сейчас Каримов скажет «спасибо» и попрощается с ним навсегда? А сам просто откажется от сделки, пошлет Мусу к их мусульманским чертям, и все. Он поглядел на Каримова, тот был сдержан, только ноздри раздувались.
– Сделаем так, – тихо сказал Равиль. – Я наведу справки, кое-что проверю. Если окажется правдой, что меня хотели надуть, подсунуть копию, им это с рук не сойдет. Я обещаю. Никто не смеет надувать Равиля Каримова! Я вас найду…
Гоше оставалось только откланяться.
И вот, вспоминал Гоша, когда Каримов прислал за ним на следующий день, он только слегка подсказал ему идею с аукционом и мнимыми спецназовцами. Надо отдать должное Равилю: он все сообразил с полуслова. Его привлекло изящество аферы и достаточно утонченный способ мести. Все прошло гладко, осталось только уехать самому и вывезти деньги. Что ж, эта часть жизни скоро останется позади. Он начинает жизнь заново, с новым именем, в другой стране, без родных и друзей…
Да, родных у него не осталось, а вот с друзьями… Шота помогал ему бескорыстно, такое не оплатить деньгами. Разумеется, Гоша оставит ему на черный день, но Шота будет против. На работе хватятся завтра, когда он не придет. Через некоторое время пойдут домой, там – никого. Начнут разыскивать по моргам и больницам, ничего не найдут и успокоятся, а потом забудут. Вот только Лика… Лика действительно расстроится. Потом, может быть, Шота ей расскажет… Но нет, Гоша знал, что Шота не доверяет женщинам и никогда не станет рассказывать Лике того, что может повредить Гоше. Жаль Лику… С этой мыслью Гоша заснул.
Рано утром Шота разбудил его. Гоша сел на кровати, протирая глаза и разглядывая протянутые Шотой две кредитные карточки.
– Куча денег ушла на то, чтобы их получить, – виновато сказал Шота.
– Зато теперь я не потащу через границу наличные! – обрадовался Гоша.
Дальше они действовали быстро и слаженно. Бритье, чашка черного кофе, небольшой чемодан был уже собран – и вот уже серая «девятка» Шоты Джинчарадзе летит в сторону аэропорта.
Регистрация уже началась. Гоша заполнил декларацию, чуть не подписавшись своим настоящим именем, не стал сдавать чемодан в багаж, чтобы потом не ждать. Девушка за стойкой поглядела на его
