портфеля. После того, как убили Арчибальда, руки его постоянно дрожали, а сам Петр Степанович приобрел слегка затравленный вид.
Еще раз внимательно оглядевшись, он подошел к дверям универмага. В то же самое время к тем же дверям, оживленно переговариваясь, подошли двое маляров в запачканной краской одежде — мужчина и женщина. Мужчина нес в руке складную стремянку и ведерко с краской, женщина — несколько кистей и еще одно ведерко. Шумелов чуть задержался перед дверью, чтобы пропустить замурзанную парочку и не запачкаться краской, но маляры тоже замешкались, мужчина неловко повернулся, уронил стремянку и налетел-таки боком на Петра Степановича.
— Ты че, Вася! — вскрикнула женщина. — Ты следи, куда идешь-то. Вон мужчину запачкал…
Она схватила Шумелова за рукав пальто и принялась тереть его своими грязными руками.
— Не надо! — с откровенным отвращением воскликнул Петр Степанович, резко вырывая рукав у замарашки, и отшатнулся, чтобы не запачкаться еще больше.
При этом он налетел на мужчину-маляра, и тот едва не опрокинул на Петра Степановича ведро с белой краской. Едва удержавшись на ногах, маляр неловко схватился за руку Шумелова, но тут же отпустил его, извинился перед ним в самых изысканных выражениях, громко и с чувством икнул и отошел в сторону.
Петр Степанович с отвращением оглянулся на пьяного подонка и торопливо зашагал к центру зала, все еще чувствуя на своей руке его грязное прикосновение.
В самом центре, возле цветочного киоска, он на мгновение поравнялся с толстым коротко подстриженным мужчиной лет тридцати в коротком черном полупальто. Обменявшись полными ненависти взглядами, мужчины чуть замедлили шаг, быстро и незаметно поменялись портфелями и разошлись.
В то же время парочка «маляров» поспешно шла по Итальянской улице в сторону Садовой.
— Ты что, Леня, переиграл операцию? — вполголоса спросила женщина.
— Интуиция, — почти шепотом ответил мужчина, — я когда за портфель взялся, мне что-то не понравилось. То ли он показался мне тяжелее, чем должен быть, то ли в нем что-то твердое прощупалось… Не знаю, что, но мне это не понравилось, и я решил, от греха подальше, не рисковать.. Ну-ка, подожди секундочку…
«Маляры» остановились на углу Итальянской и Садовой, и Маркиз полуобернулся к задним дверям «Пассажа». Оттуда вышел толстяк в черном полупальто. Перед ним распахнулась дверца роскошного черного джипа, он с кряхтением вскарабкался на сиденье и захлопнул дверцу за собой. Джип рванул с места и выехал на Садовую.
— Ну и что ты хотел увидеть? — ехидно осведомилась Лола. — Как уезжают наши денежки?
— Может быть, я и ошибся, — с сомнением в голосе проговорил Маркиз, — но в нашем деле лучше перестраховаться.
В этот миг впереди раздался оглушительный грохот. Черный джип «мерседес» взлетел на воздух и рухнул обратно на тротуар грудой пылающих обломков.
Лола уставилась на Маркиза потрясенным взглядом.
Узнав о взрыве, в котором погиб Андрей Рудейко, Артем Зарудный поручил своему помощнику по безопасности Гоги Жордания выяснить, кто мог убрать его конкурента и по какой причине.
'Если задаться вопросом — кому выгодно, — сказал при этом Зарудный, — то убить его должен был я. И именно на меня сейчас все начнут указывать пальцами. Но я-то этого не делал, мы с тобой лучше всех это знаем.
Поэтому хотя я и не оплакивал толстого Андрюшу, но должен хотя бы узнать, что за всем этим стоит'.
Жордания довольно быстро выяснил, что покойный Рудейко хотел прибрать к рукам перспективное пятно застройки на Васильевском острове и связался для этого с Шумеловым, высокопоставленным чиновником из Смольного; также он выяснил, что немного раньше Шумелов вел переговоры с группой не очень крупных бизнесменов, претендовавших на тот же самый участок.
Проанализировав всю полученную информацию и сопоставив ее с тем, что рассказывал ему телохранитель Андрея Рудейко незадолго до своей гибели вместе с боссом во взорванной машине, Зарудный сделал для себя однозначные выводы и потребовал список людей, которые прежде Рудейко договаривались с Шумеловым о приобретении участка на Васильевском. Просмотрев этот список, Зарудный криво усмехнулся и приказал Жордании привезти к себе в загородный дом одного старого знакомого.
Аскольд убрал свою любимый кий красного дерева в чехол и, чуть прихрамывая, вышел на улицу. Погода стояла хорошая, и он решил немного пройтись.
Он любил Петроградскую сторону, ему казалось, что ее воздух бодрит и молодит его.
Аскольд неторопливо шел по Пушкарской улице, как вдруг рядом с ним затормозил джип «гранд чероки» с затемненными стеклами. Дверцы джипа распахнулись, и двое выскочивших из него бритоголовых молодчиков схватили старика с двух сторон за локти.
— Кий не сломайте, макаки! — довольно спокойно проговорил Аскольд, всякого повидавший на своем веку и не боявшийся уже почти ничего.
Ответом ему был сильный удар по почкам. Старик сжал зубы от боли, но не издал ни звука, чтобы не унижаться перед этой мелюзгой, как он мысленно назвал бритоголовых.
Его втолкнули в черный джип, бросили на заднее сиденье, и примерно через полчаса он уже предстал перед светлыми очами Артема Николаевича Зарудного.
— Жив, жив, курилка! — криво оскалившись острыми длинными зубами наподобие голодной акулы, усмехнулся Зарудный. — А я-то грешным делом думал, что ты уж совсем отошел от дел, отдыхаешь… на Богословском кладбище или на Серафимовском! — Зарудный засмеялся собственной шутке, которая показалась ему удачной.
— Да нет, Артюша, — невозмутимо ответил старик, — пока еще живу.., глядишь, и тебя переживу.., в бильярд вот поигрываю… не хочешь партию? Боюсь, правда, твои макаки кий мой поломали.
— Они тебе сейчас не только кий поломают! — рявкнул Зарудный, склонившись над стариком и сверля его холодным взглядом. — В бильярд он играет! Ты, кий старый, не только в бильярд, ты еще в какие-то игры играешь, которые тебе явно не по возрасту! Что там за возня вокруг участка на Васильевском?
— А я-то при чем? — Аскольд пожал плечами. — Я ко всему этому никакого отношения не имею.
— Та-ак! — протянул Зарудный и достал из пачки «Голуаз» одну сигарету. — Не имеешь, значит, отношения… Закурить, кстати, я тебе не предлагаю — обойдешься…
— А я и не курю, — усмехнулся Аскольд, — курение жизнь сокращает, а я ведь еще тебя пережить собираюсь.
— Это тебе уже без разницы, — Зарудный снова засмеялся, продемонстрировав акулий оскал, — твою жизнь что сокращай, что не сокращай, все одно немного осталось… То, что ты имеешь отношение к участку на Васильевском, — ясно как Божий день: там в списке участников сделки брат твой младший фигурирует. Да только мне это, в общем, даже и не интересно. Мне другое интересно: кого ты, кий старый, подрядил разладить сделку между толстым Андрюшей и пижоном из Смольного? Кто такой шустрый в «Пассаже» подсуетился? Больно уж почерк знакомый, не старый ли мой знакомый воротился в родные края? А у меня к нему серьезный разговор имеется: за пареньком небольшой должок остался, а долг, он, сам знаешь, платежом красен!
Аскольд снова пожал плечами:
— Говорю же — ничего не знаю об этом деле. То, что Паша, братец мой младший, хочет на Васильевском торговый центр строить со своими компаньонами — это факт, это я знаю, а больше об этом деле ничего даже не слышал.
— Та-ак, — повторил Зарудный и глубоко вздохнул, — мне с детства внушали мысль, что старость нужно уважать.., а почему, собственно? Если старик — настоящий козел и не понимает вежливого обращения — откуда же к нему уважение?
— Это ты называешь вежливым обращением? — выразительно огляделся Аскольд. — Когда твои
