Картонку я незаметно сунула в карман джинсов. Ноги донесли меня только до ближайшего скверика. Там я плюхнулась на скамейку и тупо уставилась на картонный круг.
Вот, значит, как. Картонка неопровержимо доказывала, что Роман связан с Ларисой, с той самой Ларисой, которая и сбросила машину Романа под откос. Картонку я нашла в квартире, которую раньше снимала Лариса, это факт. Пора признать, что у Андрея нет никакой амнезии и соображает он получше меня, хотя меня никто не бросал с обрыва и не лупил по голове…
Ой! Я вспомнила бешеные, совершенно белые глаза Романа там, на даче у Федора, когда он грозно велел мне садиться в машину. Если бы не Димка Куликов, который не отказался отвезти меня домой, я бы никуда не делась, села бы в эту проклятую машину к Роману как миленькая. И что тогда было бы? Они пересадили туда Андрея, а меня и пересаживать не нужно, вот она я… Еще одно доказательство, что в машине находился Роман Лазарев. И его девушка. И теперь вот что от них осталось.
Но девушка в последний момент повела себя непредсказуемо и отказалась ехать в машине Романа. Что ж, пришлось на ходу менять планы. Но мало того, Андрей Удальцов сумел каким-то образом выбраться из машины уже там, внизу, да тут еще лужа, и ему удалось сбить огонь. А они могут быть спокойны, только пока он в коме, то есть не может никому сказать, что он не Роман, а сам Роман, следовательно, исчез в непонятной голубой дали.
Но зачем, зачем они все это сделали? Как мог Роман, осторожный, здравомыслящий Роман, пойти на такое?
Деньги, вспомнила я. Его, с позволения сказать, коллеги, Вахтанг и чокнутый Макс говорили, что у них пропали большие деньги. Очень большие деньги, причем не их личные, а чужие. И хозяева денег очень скоро могут их потребовать обратно. И когда выяснится, что денег нет, всем придет карачун. Этого Вахтанг и Макс боятся больше всего, поэтому, если найдут Романа, они просто разорвут его на куски, но деньги из него выбьют.
Я сама удивилась тому, какое кровожадное направление приняли мои мысли. Еще вчера я и думать ничего плохого не хотела о Романе. Ну что ж, все меняется. Меня втянули в эту историю без моего желания и уготовили весьма незавидную роль.
Почти год мы жили с Романом, как говорили соседи, душа в душу. То есть мы с ним почти не ссорились, я угождала ему во всем, как могла. Не потому что так уж страстно хотела выйти за него замуж, а просто характер у меня миролюбивый, никогда не спорю, предпочитаю уступить. И за это Ромочка меня отблагодарил…
Я вспомнила, как ужасно он себя вел там, на даче, в последний вечер. И если бы он говорил со мной ласково, держался рядом, то я бы, конечно, все сделала, как он велел, и уехала бы с ним. Но, видно, не так- то просто послать на смерть женщину, с которой почти год прожил в одной квартире и спал в одной постели, женщину, которая ни о чем не подозревает и ни в чем перед тобой не виновата… Вот Роман и сорвался, потерял голову, наговорил резкостей. А когда почувствовал, что ситуация выходит из-под контроля, и вовсе от бессилия меня ударил. А я ведь говорила ему, что терпеть не могу физического насилия и не смогла бы жить с человеком, который распускает руки. Я говорила, но он не слышал. Он вообще меня не очень-то слушал, он просто пользовался мной, когда ему было нужно.
Я скрипнула зубами и поднялась со скамейки. Не очень-то приятно осознать, что почти год из тебя делали дуру и собирались сделать покойницу!
На обратном пути я решила заглянуть на Загородный проспект.
Не то чтобы я не доверяла своему неразговорчивому собеседнику, который назвался Андреем Удальцовым, но мне хотелось воочию убедиться в том, что этот человек действительно реально существовал до аварии, что он не возник ниоткуда…
Дом номер четырнадцать по Загородному проспекту оказался типичным петербургским домом с узким двором-колодцем, глухой стеной-брандмауэром и крутой грязной лестницей, на которой явственно пахло кошками и кислыми щами.
Восемнадцатая квартира располагалась на шестом этаже, восхождение на который здорово смахивало на покорение Эвереста. Чувствуя глубокое сострадание к тем старикам, которым каждый день карабкаться на эту верхотуру, я добралась наконец до цели своего нелегкого пути.
Я нажала на кнопку звонка и довольно долго ее не отпускала.
Громкая трель отчетливо доносилась до меня сквозь обитую вагонкой металлическую дверь, но никто на звонок не реагировал.
Впрочем, это еще ничего не значило. Если здесь действительно жил Андрей Удальцов, то сам он не мог открыть дверь по вполне понятной причине — поскольку находился в данный момент в палате реанимации Пятой городской больницы. Правда, я не знала, один ли он живет в этой квартире, и втайне рассчитывала встретить здесь кого-то, кто расскажет мне хоть что-нибудь об этом человеке… Хотя, если он действительно живет не один, его давно уже должны разыскивать, должны сходить с ума от беспокойства…
— И звонит, и звонит, и чего звонит? Видит же
Я удивленно оглянулась и увидела, что дверь соседней квартиры приоткрыта на длину металлической цепочки и в образовавшуюся щель выглядывает маленькая сгорбленная старушонка в цветастом ситцевом халате.
— Бабушка, а где ваш сосед, Андрей, вы не знаете? — спросила я, разглядев это престарелое создание.
— Какая я тебе бабушка! — проворчала соседка. — Тоже мне, внучка нашлась! — и старушонка кокетливым жестом поправила подкрашенные чернилами жиденькие седые букли.
— Ну, извините… гражданка…
— Гражданки на нарах сидят, однозначно! — прервала меня бабка.
— Ну… дама, что ли?
— Дамы в семнадцатом повывелись!
— Ну как же вас тогда называть?
— А нечего по чужим лестницам шастать, однозначно, тогда и называть никак не придется! А ежели уж тебе никак не обойтись, называй, как приличные люди, — женщина!
Она произнесла это слово очень характерно — «женшчина», и я так и представила, как она стоит в очереди и говорит такой же, как она, особе: «Женшчина, вас здесь не стояло!»
Однако я хотела получить у нее хоть какую-то информацию, поэтому вынуждена была играть по ее правилам.
— Женщина, — проговорила я как можно уважительнее, — вы Андрея, соседа своего, давно не видели?
— А ты, интересно, кто такая, что по чужим домам ходишь и вопросы задаешь? По телевизору все время повторяют, чтобы, однозначно, с незнакомыми людями не заговаривать! Может, ты аферистка какая или, к примеру, мошенница и насчет его квартиры вынюхиваешь?
— Нет,
— Это что же — он, выходит, сидел? — радостно прошептала старушка, и глаза ее восхищенно заблестели.
— Ничего подобного! — отрезала я, представив, как могу опорочить неповинного человека. — Это совсем другой отдел! Я же сказала — адаптация, а не реабилитация!
Моя уверенность произвела на старуху впечатление.
— Ну, ежели так!.. не показывается он уже давно, скоро, считай, неделю… да и до того редко приходил… Как с этой своей познакомился, так его будто подменили…
— Это с какой же? — изобразила я на лице естественный женский интерес. — С Веркой, что ли?
— А почем я знаю? Может, и Верка, она мне не представлялась, даже и не поздоровается никогда! Только фыр-фыр, и мимо проскочит! Нет чтобы остановиться, поговорить, как люди-то!
— Но из себя-то какая? Беленькая такая, маленького роста?
