Лешка задумчиво пощелкал клавишами и протянул:
— Что-то мне это напоминает…
Вдруг он хлопнул себя по стриженой макушке и завопил:
— Ну конечно! Это же на латинском регистре!
— Что? — переспросила я. — Что на латинском регистре?
— Да слово это! Вовсе не «сарасавана», а «капакабана», такой вроде бы пляж есть в Америке!
— В Бразилии, — машинально поправила я.
— Тем более. Так что это слово — «капакабана», только написано латинскими буквами.
Лешка переключил регистр и защелкал клавишами.
— О! — обрадовано ткнул он в экран. — Открылась, родимая! Теперь пароль просит. Какие там цифры-то у тебя были?
Я протянула ему листочек, и Лешка набрал на клавиатуре пятизначный цифровой код.
— Отлично, — промурлыкал он, — код правильный, мы получили доступ к системе… Здесь почтовая программа для закрытого пользователя, мы можем отправить ему письмо…
— А прочитать мы ничего не можем? — спросила я. Писать письмо неизвестному я не собиралась — это наверняка опасно. Я хотела хоть что-нибудь узнать о нем, а не сообщать о себе.
— Ну, если хочешь, я могу открыть исходящую почту…
— А что это такое?
— Ну, предыдущие письма, которые отправляли с этого же адреса.
Он опять пробежался пальцами по клавишам, и на экране появился удивительно знакомый текст: «Срочный заказ на партию мягкой игрушки».
— Тут еще прикрепленный файл, — Лешка направил отметку курсора на маленькую картинку в углу страницы и щелкнул клавишей «мыши». — Смотри-ка, а тут ты!
Действительно, на экране компьютера появилась крупная цветная фотография. Моя собственная фотография.
А внизу страницы, под снимком, был напечатан адрес квартиры Романа. Той самой квартиры, в которой мы с ним прожили почти год. Той квартиры, в которой безвременно закончила свои дни тетя Ара.
У меня по спине поползли мурашки.
Что же это значит?
Я не хотела в этом признаваться даже себе самой.
Хотя на самом деле все становилось на свои места, все получало совершенно четкое и логичное объяснение. Только объяснение это было чересчур страшным.
«Заказ на мягкую игрушку»! Это, выходит, я — та самая мягкая игрушка, которую заказали с такими предосторожностями, таким сложным способом… Я достаточно много прочитала детективов, чтобы понять: неизвестному адресату электронного письма заказали мое убийство…
— А можно узнать, когда это письмо было отправлено?
— Конечно, — не задумываясь, ответил Лешка и тут же назвал мне дату.
Письмо было отправлено как раз накануне того дня, когда прогремел взрыв в квартире Романа.
— Наталья, ты чего такая бледная? — окликнул меня племянник. — От духоты, что ли? Так ты пойди погуляй, а я еще немножко здесь посижу, ладно? Кое-какие файлы скачаю, раз уж такая пошла музыка… Ты как, не против?
— Конечно, конечно, — согласилась я, не вслушиваясь в его слова.
Мне было страшно, очень страшно… Меня «заказали», и вместо меня по ошибке убили другого человека…
Но самым страшным было даже не это.
Самым страшным было то, что я поняла — меня заказал не кто иной, как Роман… потому что именно его рукой была сделана надпись на картонном кружочке из «Джона Сильвера», с которой началась цепочка, приведшая меня к этому страшному электронному письму…
Конечно, у меня оставались еще какие-то сомнения, но очень слабые. Роман жив, в этом я уже больше не сомневалась, и он по непонятной причине хочет моей смерти…
В этот раз в реанимации снова дежурила Оля. Она кивнула мне как старой знакомой и с радостью выскочила из палаты покурить. Соседняя кровать была пуста, я вспомнила землисто-серое лицо того больного, как он туго, хрипло дышал, какие озабоченные лица были у врачей, и даже не стала спрашивать, куда он делся, ясно было, что больной умер.
Моя мумия лежала в таком же виде, ничего не изменилось вокруг. Внезапно во мне шевельнулось невольное раздражение. Долго он так будет валяться? Долго я буду тайком пробираться сюда и с нетерпением следить за забинтованной рукой, неверно отбивающей буквы, которые надо еще сложить в слова и понять, что они, эти слова, значат? Ведь я совершенно не знаю этого человека, не знаю, как он выглядит, что выражают его глаза. Жизнь столкнула нас, не спрашивая, хочу ли я этого!
Само по себе такое времяпрепровождение кого угодно утомит, даже если приходится ухаживать за близким человеком. А ведь Андрей мне совершенно чужой.
— Как дела? — спросила я устало, присаживаясь возле койки. — Как самочувствие?
Очевидно, он уловил в моем голосе нотки неудовольствия, потому что рука, лежащая на простыне, не шелохнулась. Я поглядела на приборы, они исправно делали свое дело, но отчего-то я знала, что Андрей в сознании и прекрасно меня понимает.
— Знаешь что, — медленно закипая, начала я, — мне это уже надоело. Таскаюсь тут к тебе каждую ночь, а ты только командуешь — туда пойди, сюда пойди, то посмотри, это проверь… Ах, он в машине обгорел, а я-то откуда знаю, может, ты вполне этого заслуживал?
«Это не тебе решать», — простучала ожившая рука.
Вот как, мы, стало быть, обиделись. Но мне стало стыдно — ничего нет хорошего в том, чтобы оскорблять беспомощного человека.
«Ты мне не веришь», — снова простучала рука.
— Я тебе верю, в том-то и дело, потому что я проверила все, что ты мне рассказал. Группы крови у вас с Романом действительно не совпадают, Андрей Удальцов действительно живет по тому адресу, что ты мне дал. Соседка у тебя такая внимательная, сразу стала спрашивать, по какому я делу и вообще… — я не удержалась от шпильки, но Андрей никак не отреагировал.
«Ты нашла Ларису?» — простучала рука.
— Нет. Я ее не нашла, — спокойно ответила я, — потому что эту квартиру, где вы с ней встречались, она снимала. И ты, разумеется, про это знал. Ты знал, что там я ее не найду, потому и послал меня туда.
«Иначе было бы опасно».
— Спасибо за заботу. Но скажи, пожалуйста, отчего ты выбрал такой сложный путь? Почему ты не скажешь здесь, в больнице, что ты не Роман Лазарев? Ты думаешь, они перестанут тебя лечить? Разумеется, все удивятся, что тебя обнаружили в машине Романа, возможно, сообщат в милицию. Но что тебе скрывать? Почему ты не хочешь официально заявить в милиции, что ты — это не он и чтобы они искали его, потому что он, надо полагать, жив?
Рука не двигалась, и я, услышав вслух свои слова, поняла вдруг всю их несуразность.
Действительно, ну допустим, я обращу внимание доктора Сергея Михайловича на разные группы крови. Это-то, конечно, бесспорный факт, но дальше у людей возникнет очень много вопросов. Не доказано, что автомобильная авария была подстроена, я могу сколько угодно твердить, что тормозные колодки в машине Романа были в полном порядке, только кто мне поверит, я ведь не хозяйка машины и совершенно не разбираюсь в ее устройстве. Я понятия не имею, в какой автомастерской Роман проводил профилактику. Доктор — человек занятой, так что пока там дело дойдет до милиции, да придет совершенно незнакомый человек. И первым делом он спросит у Андрея, как он оказался в чужой машине и куда делся ее владелец. Андрей не сможет сказать ничего вразумительного, а поскольку Роман исчез, то Андрея спокойно могут обвинить в его смерти. А он сам-то жив еле-еле, по словам того же доктора. Так что ничего хорошего такие разборки никому не принесут.
