бьющегося стекла.
Обернувшись, я увидела впечатляющую сцену: мой недавний сосед по столику, подвыпивший байкер, так эффектно сваливший с ног здоровенного Паука, отбивался от целой компании обозленных противников, используя литровую пивную кружку как эффективное оружие ближнего боя. Мысленно пожелав ему удачи, я выскользнула из этого пиратского притона.
После прокуренной атмосферы «Джона Сильвера» воздух на улице показался мне свежим, как горный родник, и ароматным, как цветущий весенний сад. Я понемногу отдышалась и двинулась по улице как можно дальше от покинутого вертепа, дав себе слово больше никогда не посещать такие сомнительные заведения.
В квартале от бара мой взгляд остановился на телефоне-автомате, и мысли немедленно приняли новое направление.
Если я хочу позвонить по тому телефону, который получила в «Джоне Сильвере», лучше сделать это именно с уличного таксофона, во всяком случае, не из дома — наверняка мой звонок смогут проследить, и, позвонив из дома, я, можно сказать, оставлю свою визитную карточку.
Мне хотелось как можно скорее выяснить, к чему приведет меня надпись, сделанная рукой Романа, хотелось выяснить, какую роль он играл во всей этой загадочной и криминальной истории, поэтому я подошла к автомату и набрала номер телефона, который дал мне бармен.
Сначала в трубке довольно долго раздавались длинные гудки, и я уже решила, что мне так и не ответят, но наконец трубку сняли и послышался надтреснутый старушечий голос:
— Диспетчер фабрики мягкой игрушки.
Признаюсь, такой ответ меня удивил, однако я заглянула в листочек, полученный от бармена, и произнесла написанную там фразу:
— Сообщите в отдел маркетинга, что поступил срочный заказ на партию мягких игрушек для ведомственного детского сада.
Старуха на какое-то время замолчала, так что я даже подумала, что она вообще повесила трубку, однако, прислушавшись, различила ее дыхание и шуршание бумаги — должно быть, бабка справлялась со своими записями. Наконец она проговорила:
— Записывайте.
Я вытащила ручку, к счастью, оказавшуюся в кармане, и приготовилась писать на обратной стороне листка.
— Интернет-кафе «Мегабайт», — начала старуха, старательно выговаривая трудные иностранные слова, — сара… савана, семьдесят шесть восемьсот девяносто четыре…
— Как? — переспросила я. — Не поняла последнее слово…
— Сарасавана семьдесят шесть восемьсот девяносто четыре, — повторила старуха.
Я аккуратно записала ее слова и повесила трубку.
В больнице, однако, дело обстояло неважно, потому что в палате реанимации было полно врачей и сестер, которые суетились возле второй кровати. Тому бедолаге было совсем плохо, и сестра, наткнувшись на меня в коридоре, когда бегала за чем-то наверх, даже ничего не сказала, а просто сверкнула глазами, и я поняла, что нужно уходить.
Наутро я проснулась от звука хлопнувшей двери — брат ушел на работу. На часах было полдевятого, как раз хватит времени, чтобы привести себя в порядок и идти к следователю Сабашникову.
На улице снова было пасмурно и прохладно, это дало возможность надеть серый брючный костюм. В свое время я использовала его для разных официальных случаев — например, при собеседовании, когда на работу устраиваешься, или, допустим, в налоговую инспекцию нужно или в банк… Один раз я даже была в этом костюме на похоронах своей первой школьной учительницы. Так что для посещения милиции такой скучный костюмчик очень даже подойдет.
Я слегка подмазала ресницы и провела светлой помадой по губам, затем зачесала волосы гладко и смазала их гелем. В зеркале отражалась строгая молодая женщина, с которой никто, даже следователь в милиции, не посмеет разговаривать неуважительно.
Навстречу мне в коридоре попался Лешка, только что из постели, в одних трусах.
— Ой, извините! — шарахнулся от меня ребенок, не узнавая.
Я захохотала, тогда Лешка вылупился на меня и тоже захохотал:
— Ты куда это таким чучелом?
— Здрасте, пожалуйста! — обиделась я. — Я старалась, наряжалась…
— На нашего директора школы сильно смахиваешь, — радостно сообщил Лешка, — только ты помоложе… Мам, точно она на Анжелу Давыдовну в таком виде похожа?
Алла высунулась из комнаты и придирчиво меня оглядела.
— По-моему, это слишком… — сказала она, — вся в сером… ты в милиции на фоне стен потеряешься… нужно бы чем-то оживить.
— Сама знаю, — рассердилась я, — да нечем! Думаешь, сколько я вещей в одном чемодане смогла унести? А остальные там остались, у Романа, в квартире опечатанной…
Алла скрылась в комнате и через минуту вынесла очень миленький розовый шелковый шарфик, под цвет моей помады, который действительно очень оживил мой наряд, во всяком случае, я перестала быть похожей на директора школы. Не успев подивиться на подозрительную доброту невестки, я поскорее ретировалась.
Следователь Сабашников встретил меня не очень любезно, впрочем, глупо было бы рассчитывать на ласковый прием. Как оказалось, он просто не узнал меня сначала, потому что спросил, не отрываясь от бумаг, по какому я к нему вопросу. Я молча протянула ему повестку, тогда он уставился на меня поверх очков и стал еще больше похож на старого спаниеля.
Как видно, метаморфоза моей внешности произвела на следователя сильное впечатление, потому что он помолчал немного, потом покашлял и наконец спросил, что я желаю ему сообщить.
— Хм. — Я села, хотя он мне этого вовсе и не предлагал, закинула ногу на ногу, потому что была в брючном костюме и у следователя не могла возникнуть мысль, что я хочу его соблазнить. — Видите ли, я ничего нового сообщить вам не могу, я, собственно, хотела бы услышать от вас, как продвигается расследование.
— Вот как? — Он опомнился и поглядел с привычным неодобрением, но я не дала ему продолжить.
— Понимаете, все это, конечно, очень печально, я имею в виду гибель тети Ары, но, кроме того, создает дополнительные неудобства. Ведь квартира опечатана, а там вещи остались. Я уж не говорю о себе, хотя я прихватила оттуда всего только одну дорожную сумку, я же не знала, что ухожу надолго, так вот, я не думаю о себе, я все же не у чужих людей живу, не дадут пропасть, но вот Роману скоро может понадобиться одежда, обувь, белье, бритва и еще многое другое. А я ничего не смогу достать, потому что туда не пускают. И еще, замок пожарные взломали, так что, если в квартиру захотят попасть воры, преградой им будет только сургучная печать на двери.
— В той квартире ворам делать нечего, — ворчливо заметил следователь.
— Я не знаю, я там не была, — тотчас ответила я, — но поверю вам на слово, потому что ничего больше не остается. Итак, как продвигается следствие?
— Вопросы здесь задаю я! — опомнился мой спаниель, очевидно, его достало мое нахальство.
— Так задавайте ваши вопросы, — кротко сказала я, — пожалуйста, я вам отвечу по мере сил.
— Итак, вы по-прежнему утверждаете, что покинули квартиру Лазарева за сутки до взрыва и ночью там не появлялись? — казенным голосом спросил следователь, глядя в свои бумаги.
— А как бы я смогла это сделать? — живо ответила я. — Если ваша свидетельница гражданка Мигунец станет утверждать, что видела меня в ту ночь выходящей из квартиры, то почему бы вам не спросить ее, откуда у меня ключи от нового замка? И почему она вам не сказала, что накануне покойная Ариадна Аркадьевна ломала двери и меняла потом замок? Ключей от нового замка у меня никак не могло быть…
— Гражданка Мигунец этого не утверждает, — вздохнул следователь и совсем стал похож на старого спаниеля, — она говорит, что вы явились туда третьего дня, очевидно, сразу после нашего разговора,
