Киллер распрямился, как пружина. Он давно ждал этого сигнала и уже не надеялся его услышать. Все, чем он занимался в эти часы, было только видимостью дела. Даже чистка оружия, при всей ее важности. На самом деле он ждал, ждал, ждал.
И наконец дождался.
Черная джинсовая куртка висела на спинке стула, и писк доносился из ее кармана. Мужчина достал оттуда плоскую металлическую коробочку, на верхней панели которой высветились зеленые цифры – номер мобильного телефона, с которого только что позвонили на домашний телефон Андрея Званцева.
Это был тот самый номер, который он безуспешно пытался запеленговать последние дни.
Киллер бросился к столу, на котором была собрана сложная электронная система, пробежал пальцами по клавиатуре. На дисплее высветилась карта города – тот район, откуда сейчас звонили. Фрагмент карты постепенно увеличивался, выделяя все более точные границы района, еще немного, и он засечет место расположения чертова телефона, место, где прячется девчонка.
И вдруг сигнал замолк.
Девчонка закончила разговор и выключила мобильник.
Киллер вполголоса выругался. Для точной пеленгации ему не хватило буквально нескольких секунд. Он смотрел на дисплей, где жирной линией были обведены несколько домов, в одном из которых скрывается его неуловимый объект. Мрачный район возле Обводного канала. Натуральный бомжатник.
Ничего не поделаешь, придется ехать туда и работать на месте. Ему просто необходимо нейтрализовать эту девку с телевидения и забрать кассету. С оператором вышел прокол, ну здесь-то он не подкачает.
Высокий мужчина захлопнул дверцу машины и шагнул на тротуар.
Он окинул взглядом окружающие его дома.
Мрачные закопченные стены из темного кирпича, глухие брандмауэры, грязные окна. Ни цветка, ни деревца.
Прямо перед ним над окном полуподвального помещения красовалась неказистая вывеска.
«У Папика. Шаверма, шашлык, напитки».
То, что надо. Наверняка местный клуб, куда стекается вся информация. И всего в одном квартале от места сигнала.
Мужчина одернул черную джинсовую куртку, почувствовав под мышкой успокоительную тяжесть пистолета, и спустился по ступенькам, вытертым сотнями ног.
Внутри было полутемно, шумно и накурено. На экране телевизора лениво топтались на поле полусонные футболисты. За стойкой небритый хмурый бармен переругивался с посетителями, мрачно посверкивая золотым зубом.
– Двести грамм и бутерброд, – лаконично потребовал новый посетитель.
Бармен окинул его оценивающим взглядом, толкнул по стойке стакан и тарелку с бутербродом. Подсохший кусок сыра выгнулся, как борец, вставший на «мостик». Мужчина поморщился, но не стал качать права. Он влил в глотку половину стакана, закусил бутербродом, еще раз поморщился и огляделся.
Возле телевизора сидели трое немолодых потертых мужичков с лихорадочно горящими глазами.
– Это разве футбол? – вещал один из них, энергично размахивая кривобокой воблой. – Вот как сейчас помню, в семьдесят восьмом…
– Да что ты понимаешь в футболе? – раздраженно перебил его второй, хмурый тип с редкими сальными волосами, для верности стукнув по столу пустой пивной кружкой. – Ты вот честно скажи, кто ты при прежней власти был?
– Я? – Владелец воблы огляделся по сторонам, как будто хотел уточнить, к кому еще мог обращаться собеседник. – Я был этот… эн… ин… женер!
– А я был трудящий человек! – гордо выпалил второй, – Значит, ты против меня – тьфу! Ноль целых и ноль этих… десятых! И в футболе ты ничего не можешь понимать! А я был трудящий человек и след… следственно, гегемон и основа всему!
– А ин… инженер, значит, по-твоему получается, бездельник? – обиделся первый.
– Значит, так получается!
– Какой ты трудящий, – вступил в разговор третий, чьи выпученные глаза и огромный рот делали его удивительно похожим на старую умную жабу. – Ты, Анкидин, сколь я тебя помню, бутылки пустые принимал!
– А это что же – не работа? – набычился «пролетарий». – Ты вот поворочай с мое ящики! Стеклотара, она знаешь, какая тяжелая…
– Да чего ты, Анкидин, выступаешь, – миролюбиво проговорил бывший инженер. – Все одно мы с тобой теперь солидарные, и счастья нам нету, а все наши беды – исключительно от баб! Вот взять, к примеру, моя сегодня ни за что не хотела дать на поправление здоровья…
– Что-то вы, мужики, скучные, – вступил в разговор высокий мужчина с длинными волосами, – что- то вы нерадостные…
– А чему нам радоваться? – повернулся к нему бывший инженер и ударил своей воблой о край стола. – Вобле, что ли, этой?
– А хоть бы и вобле, – усмехнулся длинноволосый. – Вобла, она под пиво очень даже ничего…
– Так то под пиво! – вздохнул инженер. – А где ж оно, то пиво? – И он выразительно взглянул на свою пустую кружку. – Кончилось то пиво, ушло, можно сказать, безвозвратно.
– Чего ты с ним разговариваешь! – прохрипел Анкидин, мрачно уставившись на незнакомца. – Не видишь, он тебя, это… при… пра… провоцирует! Только у нас с такими пра… про… привакаторами разговор короткий! В рыло не желаете?
– Ты чего быкуешь? – длинноволосый смерил Анкидина скучным взглядом. – Я, может, угостить вас хотел…
– Угостить – это другое дело, – смилостивился Анкидин. – Угостить – это можно, это даже с нашим удовольствием! Только вот скажи: ты по жизни трудящий человек или так?
– Трудящий, трудящий! – успокоил его длинноволосый и сделал знак бармену, перебираясь за стол к новым знакомым. Через минуту на этом столе появился графин с водкой и тарелка с безвременно зачерствевшими бутербродами.
Вы вот тут, мужики, насчет баб говорили, – начал длинноволосый, когда все приняли по стакану и заметно повеселели. – У меня тоже по этому вопросу собственное мнение имеется. От меня намедни баба ушла.
– Так это, считай, тебе сильно повезло! – оживился бывший инженер. – Вот моя бы куда ушла – я бы только радовался! Так никуда, зараза, не девается! Только в магазин.
– Это ты, может, и прав, – кивнул длинноволосый, разливая по второй. – Только я того мнения, что ей для порядка полагается рыло начистить. Чтобы неповадно было. А потом – пускай идет на все четыре стороны! Мы не против.
– Вот сразу видно понимающего человека! – оживился Анкидин. – В рыло – это правильно! Это уж как водится! Ты, видно, тоже при прежней власти гегемоном был!
– Гегемоном, гегемоном! – поддакнул длинноволосый и вытащил из кармана фотографию. – Вот она, баба моя! Не видали, случайно?
– Молодая, – проговорил бывший инженер, взглянув на маленький снимок, украденный из личного дела, – молодая!
В этом слове прозвучало сдержанное неодобрение.
– Молодая, говоришь? – заинтересовался Анкидин. – Дай-ка я тоже посмотрю!
Настя подошла к окну.
За окном ничего не изменилось – так же мрачно, серо и уныло.
Наверное, здесь, в этом районе, ничего не изменилось за последние тридцать лет. А может быть, и за сто. Те же унылые, мрачные дома из темного закопченного кирпича, те же глухие брандмауэры, те же узкие улицы без единого деревца, без зелени. Только маслянистая, темная вода Обводного канала,
