они не ужасались от смерти человека, но с первобытной дрожью страшились умирающего дерева.
Что это было? Неосознанное движение детской души, преклоняющейся перед величием смерти природы? И напротив, она, душа, молчала, взирая на дело привычное и обыденное — человеческая смерть?
Алексей вернулся к дому и сел на ступенях парадного: не хотелось вносить свои мысли туда, где была радость. Кирилл же увидел его и немедленно оказался рядом, прижался плечом к его плечу. Сидел на мокрой ступени и не замечал этого.
— Не боишься оставлять без присмотра? — спросил старший Ерашов. — Смотри, улетит жар-птица. Или перышки пощиплют.
— Здесь я ничего не боюсь, — заверил Кирилл. — Ее бабушка Полина взяла на крюк, и ни на шаг…
— Давно знакомы?
— В семнадцать двадцать будет ровно сутки, — Кирилл сказал это с удовольствием: дескать, вот как надо брать невест!
— Приличный срок, — проронил Алексей. — Ну, смотри, брат, сам выбирал…
— И не жалею! — Он заговорил горячо: — Ты знаешь, Алеша, она потрясающая девчонка! Ни на кого не похожа!
— Разумеется! — усмехнулся старший Ерашов. — Созывай родню на свадьбу. Когда свадьба-то?
— Мы хотели сразу, в три дня, — Кирилл досадно вздохнул. — В загсе потребовали документы… Ну и вот, ровно через месяц теперь.
— Новый адрес Олега есть?
— Нет, он же потерялся, ни одного письма…
— Адрес дам, — пообещал Алексей. — Олега обязательно вытащи. Напиши ему хорошее письмо… В общем, чтобы Олег был!
— Понял, командир!.. Ты зачем приехал, Алеш? Неожиданно…
— К Седому приехал, — сдержанно сказал старший Ерашов.
— К Седому? — изумился Кирилл. — Неужели у вас сохранились отношения? И он тебя принял?
— Принять-то принял…
— Но ничем не помог!
— Да, брат, — вздохнул старший Ерашов. — Седой сам помощи просит… Ладно! Забыли! Короче, я ухожу из армии совсем. Вчистую!
Кирилл встал, недоуменно помотал головой:
— Ты что, Алеш? Ты же писал, даже в военкомат согласен? Ну дела!..
— С тобой заключили контракт? Заключили, вместе с назначением, — Алексей тоже встал, но на ступень ниже брата. — А со мной — нет. Теперь подумай: почему со старыми боевыми офицерами не заключают контрактов? Мы что, не нужны армии?
Кирилл помолчал, сказал с растерянностью:
— Я пока в этом не разобрался, Алеша. В училище ничего не поймешь.
— Вот потому с тобой и заключили контракт, что ты ни в чем не разбираешься, — старший Ерашов похлопал его по плечу. — Ну, ничего, разберешься! И больше ни слова об этом! Пошли в дом!
— Алеша, погоди, — Кирилл стоял растерянный. — Ты уйдешь в отставку, а я что? Один в армии останусь? Я же хотел с тобой. Всем говорил, у меня отец и брат… Может, на преподавательскую? Ты же хотел!
— Нет, Кирюша, принципиально уйду, — он обнял брата и повел в дом. — Чего ты напугался? Один… В академию помогу поступить. С назначением поближе к дому — тоже… А я стану твою жену- красавицу тут охранять! Знаешь, какой глаз за ней нужен? Того и смотри — умыкнут! Детей твоих нянчить буду! Племянников, а?
— Я хотел ее с собой… — начал было Кирилл, однако брат развернул его к себе, сказал мягко и определенно, как это он умел:
— Жену оставишь дома. И убедишь ее, что она должна жить в семье. Все понял?
— Понял, командир, — подчинился Кирилл. — Опять я остаюсь совсем один, как в Доме ребенка. Вот судьба, тиимать!
— Ничего, тут близко, — успокоил Алексей. — Сам будешь приезжать, она к тебе съездит… Зато знаешь, когда долго не видишь жену, так волнуешься, так в душе щемит — как будто впервые встретил. И домой будешь рваться, дни считать… Запомни, брат: красивая офицерская жена в военном городке — всем беда. И тебе в первую очередь. Не от снаряда в танке сгоришь, а от ревности… Поначалу, бывало, мне надо боевую задачу выполнять, а я лечу и думаю: на нее тогда в магазине один майор смотрел. Так смотрел, подлец! Интересно, что она станет делать, если этот майор припрется к ней с цветами, с шампанским… И знаешь, Кирюша, — он взял себя за горло. — Эта штука вот так давит, днем и ночью… И тогда становишься как больной, ничто не в радость. А я ведь, Кирюша, не ревнивец, не такой, чтобы… Просто Катюша была очень красивой, все озирались. Это она за последние годы сдала, когда я по госпиталям начал валяться, особенно после Афгана… Красивая женщина, брат, величайшая ценность. И мужчины будут к ней тянуться, независимо от ее поведения. Все в мире уйдет в прах, все забудется, а она останется. Никто не знает, что было в Древнем Египте или Греции, но все помнят Нефертити, Клеопатру, Таис Афинскую…
В это время на крыльцо вышла Аннушка, стремительно схватила Кирилла под руку:
— Извините, что вторгаюсь в мужскую беседу. Бабушка Полина всех требует к себе.
— Вот и она останется, — сказал старший Ерашов. — Генерала Ерашова забудут. Мало ли было генералов? Анна Ледяева — единственная и неповторимая, и если бы кто-нибудь написал ее портрет и обессмертил…
— Вы о чем это? — подозрительно спросила Аннушка.
— Так, мужской разговор, — бросил Кирилл. — У тебя нос, как у Клеопатры.
— О чем могут говорить два солдафона? — засмеялся старший Ерашов. — Конечно, о женщинах!
Бабушка Полина полулежала в мягком кресле, прикрытая байковым одеялом. Горделивая ее осанка и манера говорить властно и непререкаемо не были игрой в старую барыню; она таковой оставалась всю жизнь, и лишь в какой-то период, когда обезножила и немощная оказалась на чужих руках, как бы поступилась своим нравом и привычками. И теперь, обретя круг близких, она вновь стала сама собой. Ей хотелось править в доме, распоряжаться, и это ей не доставляло удовольствие, скорее, напротив, приносило хлопоты, некоторую обузу, однако она мирилась со всеми неудобствами — что же поделать? Судьба всякого старшего в семье и доме.
— Господа, нам следует решить на семейном совете, как будем справлять свадьбу, — заявила она. — Пока же я слышу восторг, ликование и шутки, а нужно подумать серьезно. Событие очень важное.
Все сразу как-то примолкли, словно наконец осознали ответственность происшедшего. А Валентина Ильинишна и Наталья Ивановна засобирались уходить, на сей раз решительно. Бабушка Полина не задерживала, да еще попросила Аристарха Павловича проводить женщин и тем самым оставляла на совет только родню.
— Финансовые расходы я беру на себя, — сразу сказал старший Ерашов, — Думаю, Вера поможет…
— Почему же меня не берете в расчет? — вдруг обиделась бабушка Полина. — Я считаю своим долгом помочь молодым. Они мне оба очень нравятся. Кирилл, конечно, еще недоросль, балбес, но Аннушка — девушка чудесная. А тебе, Алеша, деньги понадобятся на переезд и на обустройство.
— Дайте слово балбесу! — встрял Кирилл. — Во-первых, попрошу не разоряться и не закатывать купеческой свадьбы. Во-вторых…
— Во-вторых, помолчи! — обрезала бабушка Полина. — Особенно когда говорят старшие. Я кое-что сберегла. У меня есть сто рублей, и я их отдаю на свадьбу. В гроб мне их не надо, а на такое дело мне не жаль.
Наступила какая-то неловкая пауза. Все переглядывались, и никто не отваживался возразить либо внести ясность: похоже, бабушка Полина отстала от жизни, от цен и глубоко заблуждалась. Старший
