Можно было отвечать ему долго, снова пересказать историю семьи Ерашовых, разобраться, кто кому и кем доводится. И можно было не отвечать совсем, оставив его любопытство неудовлетворенным. Старший Ерашов радовался тому, что этот вопрос уже был задан.
На поминках Шило отчего-то озлился, хотя и выпил немного, и никто его не обижал. Он неожиданно поднялся из-за стола и сказал:
— До чего же у вас рожи противные. Смотреть не хочется…
Никому конкретно это не адресовалось, к тому же внезапное оскорбление обескуражило поминальное застолье, и повисла пауза. Безручкины ни на похороны, ни на поминки не пришли и, видимо, специально куда-то уехали на это время, оставив строителей в бывшей слепневской квартире. Шило жил отдельно и потому был независимым.
— Пошел вон, — довольно спокойно сказал ему Кирилл. — Знаешь, где двери?
— Офицерье, понаехали тут… — выругался Шило. — Дворяне, голубая кровь. Зашевелились, про свое поместье вспомнили!
Аристарх Павлович вскочил из-за стола, взял Шило под руку и попытался мирно вывести его на улицу:
Шило преднамеренно нарывался на скандал. Однако он выдернул руку и брезгливо бросил:
— Ладно тебе, прислужник!
Терпеливый Аристарх Павлович мгновенно вскипел:
— Убирайся, Витя! От греха!..
Подоспевший Кирилл вытолкал Шило в прихожую и затем одним тычком вышиб на улицу и запер дверь. Шило постучал, позвонил и поплелся куда-то по Дендрарию.
— Ну что, господа-дворяне, получили? — невесело пошутил старший Ерашов. — Услышали голос народа?
Кирилла поколачивало от хамства, однако он промолчал, чтобы поскорее забыть неприятность и не обсуждать идиотской выходки Шило. Он с момента появления начал раздражать Кирилла своим ревом, какими-то наигранными переживаниями и беспардонным поведением. Шило упорно никого не замечал и, находясь в чужом доме, среди чужих ему людей, вел себя так, словно был тут один и в своей собственной квартире: ходил по комнатам, открывал шкафы у бабушки Полины, курил где захочется. В его независимости Кирилл чувствовал постоянный и не объяснимый вызов.
Однако инцидент на этом не завершился. На закате Аннушка с Валентиной Ильинишной незаметно вышли из дома и отправились гулять по берегу озера. Мужчины оставались за столом — поминали бабушку Полину, негромко переговаривались, а Вера и Надежда Александровна убирали посуду. И вдруг через открытые окна с улицы послышался крик. Кирилл выглянул в окно и тут же выпрыгнул наружу. Шило с каким-то неестественным, натянутым хохотом тащил Аннушку в воду, а Валентина Ильинишна бесполезно била его ладошками по рукам и плечам. Все они были мокрые и барахтались по колено в воде. Шило, похоже, купался и был в плавках. Увидев Кирилла, он бросил Аннушку, забрел в воду по грудь и заорал:
— Иди, иди сюда, вояка! Я тебе рака в штаны посажу!
. Кирилл, не раздеваясь, в ботинках, прыгнул в воду. Шило захохотал и нырнул, намереваясь схитрить, поплыл под водой к берегу и оказался перед Кириллом. Воды было по пояс и можно было снова нырнуть, но Шило почему-то побежал. Кирилл мгновенно настиг его и ударил в ухо. Шило опрокинулся и ушел с головой под воду. Вынырнул с круглыми глазами, хапал ртом воздух — видимо, хлебнул воды. Не дав ему опомниться, Кирилл, будто кувалдой, ударил его кулаком по голове, потом схватил за волосы и поволок на отмель. Шило не сопротивлялся, его душил кашель. На отмели Кирилл бросил его в мутную воду и в ярости начал пинать по гулким, худым бокам. И эти резиновые, не знающие боли бока бесили его; он, как свинцом, наливался остервенением и тяжким гневом. Ему захотелось растоптать противника, раздавить, смешать с грязью.
— Кирилл! — пронзительно закричала Аннушка и бросилась к нему. — Не бей его! Не бей!
Она потащила его на берег, обняла и тут же отпрянула:
— Какое у тебя лицо!..
— Он достал меня! — чужим, звенящим голосом сказал Кирилл. — Скотина! Хамло!
Шило встал на ноги, качаясь, выбрел из воды — костлявый, грязный, всклокоченный, подхватил свою одежду.
— Ну с-суки! — сквозь зубы прокричал он. — Приду и спалю! Всех спалю!
Ерашовы и Аристарх Павлович, прибежавшие на берег, стояли молча. Напрашиваясь на кулак, Шило остановился перед ними, плюнул под ноги.
— Поняли, буржуи?! Всех!.. Мне терять нечего! Я вас не боюсь!
И всхлипывая, прижимая к груди одежду, побежал по аллее.
— Его же никто не обидел! — возмущенно проговорила Вера. — Ну почему он — такой? Что мы ему сделали?
— Любил он бабушку Полину, — мрачно пробасил Аристарх Павлович, набрасывая пиджак на плечи Валентине Ильинишне. — Вот теперь страдает.
— Но мы-то при чем? — Вера чуть не плакала от обиды.
— Никто ни при чем, — пропел Аристарх Павлович. — Плохо ему, вот и забуянил…
— Нужно помириться с ним, — заявил старший Ерашов. — Завтра же позвать его и помириться.
—
— Молчи! — оборвал Алексей. — Не будем начинать жизнь с ненависти. Если он умеет любить, значит, не конченый человек.
— Да вы посмотрите на его рожу — кретин! — отпарировал Кирилл. — Натуральный!..
Аннушка прикрыла ему рот ладонью и тихо сказала:
— Ты смелый и отважный рыцарь, но мне почему-то стало страшно…
Шило испортил весь вечер, и окончание поминок получилось каким-то нервным. Вера боялась, что Шило ночью придет и подожжет дом, к тому же Аристарх Павлович рассказал, что пасынок Безручкина уже один раз поджег свинарник и гараж. Поэтому решено было по очереди отдежурить эту ночь, чтоб Шило не совершил новую глупость. Кириллу выпало стоять на посту с двух до четырех, и потому он уснул лишь в пятом часу, а когда проснулся, обнаружил, что Аннушки нет, что она утром пошла с Олегом в церковь. И это обстоятельство как-то неприятно поразило Кирилла: выходило, что она заранее договорилась с братом, но ничего об этом не сказала. Вчерашняя злость на Шило улеглась — что взять с идиота? — но возникла новая, теперь на брата и Аннушку. Правда, она была иная и скорее напоминала недовольство, однако скребла душу еще острее. К тому же старший Ерашов подзавел, дескать, проспал невесту.
— Братец, — буркнул в ответ Кирилл. — На ходу подметки рвет…
Аннушка вернулась часам к двенадцати, в приподнятом настроении и какая-то просветленная. Тихо подошла к Кириллу, обняла и замерла. Олег принес какой-то пакет, перевязанный бечевкой, и нехотя удалился в дом.
— Мы в церкви были, — сказала Аннушка. — Всю службу отстояли. Потом сходили на могилу Варвары Николаевны, а потом поехали на кладбище к Полине Михайловне, завтрак ей отнесли. И там встретили Шило. Он ночевал у могилки. Мы с ним очень хорошо поговорили и помирились. Он у всех просил прощения, и у тебя тоже. Ты его простишь?
— Уже простил, — сказал Кирилл, чувствуя, как расслабляется душа и недавнее глухое недовольство становится смешным и даже стыдным.
— Потом мы зашли в загс и перенесли регистрацию, — продолжала она. — И заказ в таксопарке сняли, неустойку заплатили…
— Когда же теперь я на тебе женюсь? — спросил он.
— Двадцатого августа…
— Что? — Он засмеялся. — Мне двадцать пятого — в часть! Это шутка?
— Нет, Кирилл, — серьезно сказала Аннушка. — Девятнадцатого будет сороковой день, а двадцатого мы поженимся.
