— Так вот, Коля… — хрипло заговорил Аристарх Павлович. — Всю жизнь живу в этом городке, в провинции, и в политике плохо разбираюсь. И в политиках тоже… Но ты им в лица посмотри! Я ушам не верю, да глаза-то есть. Ну посмотри ты на них! Заткни уши и смотри!.. Покажи мне хоть одно доброе лицо, в котором бы душа светилась! — Он замолк, сглотнул ком. — Что теперь… После драки кулаками не машут. Сгубили Алешу… Эх, что же вы натворили, ребята! Слез-то сколько будет теперь…
— Прости, отец, — вымолвил Николай. — Мы все равно победили зверя… Это должно было случиться в России. Не в Белом доме, так в другом. Пока ведь кровью не умоемся — не прозреем. У нас же все мордой об лавку…
— Ладно, Коля, — Аристарх Павлович поднялся. — Ты мне скажи, где теперь тело искать? У кого спросить?
— В списках погибших его нет… Придется смотреть в моргах, среди неопознанных.
Аристарх Павлович стиснул зубы.
— Что же ты не посмотрел, коли живым вышел?
Николай опустил плечи:
— Мне нельзя объявляться. Я в других списках… Нас живыми не берут.
— Понятно, — после паузы проронил Аристарх Павлович. — Значит, и Алешу бы живым не брали?.. А что же ваших генералов под белы ручки выводили? Живых и здоровых?
— Не спрашивай меня об этом, отец! — вдруг выкрикнул Николай. — Я простой русский офицер… И в Белый дом пришел защищать Россию и Конституцию. И себя, чтоб мне не плевали в лицо мои дети! И отвечу только за себя…
Аристарх Павлович приобнял его, вздохнул:
— Ну, извини… Не знал, что больное место.
— Если можешь, отец, укрой нас хотя бы на неделю, — попросил Николай. — Троих… Один ранен. Пулю достали, а рана гноится… Только не в доме. Алексей говорил, в лесу аэродром есть какой-то…
— Есть, — подтвердил Аристарх Павлович. — Да теперь уж скоро не будет, скоро все прахом пойдет.
— Через неделю уйдем, — заверил Николай. — В тепле отлежаться, рану почистить и температуру сбить…
— Он идти может?
— Да мы на машине…
— Пешком пойдем, — Аристарх Павлович оторвался от стены, сделал несколько шагов. — Ждите здесь, за сараем… Скажи мне еще раз, где Алеша?
— Не веришь?..
Аристарх Павлович пошел к дому, поднялся на крыльцо. Валентина Ильинишна стояла за балками лесов с ружьем в руках. Он отнял ружье, обнял ее, повел в дом.
— Аннушка нашлась, — сообщила она. — В Москве, у мамы…
Едва они вошли, навстречу бросился Олег, злой и счастливый одновременно:
— Представляешь, отец, сволочи какие! Телеграмма из Москвы пришла в семь часов! Не принесли! Доставщики ворон боятся!..
Он увидел лицо Аристарха Павловича, осекся и попятился.
Не раздеваясь, Аристарх Павлович встал посередине зала, посмотрел на Олега, на Валентину Ильинишну и остановил взгляд на Екатерине: язык не поворачивался, будто он вновь потерял дар речи…
От вокзала они добирались на такси и по пути заехали на рынок, накупили овощей, фруктов, солений и мяса, так что едва взошли на двенадцатый этаж — дом был новый и лифт еще не работал. И сразу же принялись за дело. В необжитой квартире было пусто и неуютно, однако замкнутое пространство и железная дверь с сейфовым замком успокоили и расслабили Аннушку. На кухне оказался новенький холодильник и стол с четырьмя табуретами, в спальне — недорогой диван и два кресла в зале. Но временность жилья и его скромность не смутили ее.
— Мне нравится, — сказала она. — И хорошо, что двенадцатый этаж, к небу ближе… А чья это квартира?
— Конспиративная, — обронил он.
Она хотела еще что-то спросить и, видимо, вспомнила их сегодняшнее положение, понятливо замолчала.
— Мы устроим пир на двоих, — заявил Кирилл. — Это пир во время чумы, но у нас есть причина.
— Да, — согласилась Аннушка. — Мы впервые остались вдвоем…
— Жалко, что не взяли свадебного платья, — Кирилл обнял ее. — Я его так и не видел…
— Потому что война…
— Молчи! — приказал он. — Не вспоминай!.. Пусть этот мир провалится к чертовой матери! Его нет! Есть мы с тобой, Адам и Ева. От нас пойдет все человечество.
Она потрогала его небритые щеки — уколола руку.
— Мне это нравится… Ты стал какой-то другой.
— Какой?
— Помудрел, что ли… Только лицо у тебя иногда…
— Ну-ка, ну-ка, скажи, какое лицо?
Аннушка прижалась к плечу, прошептала:
— Нет, просто я отвыкла… Ты перестал смеяться, как раньше. Я все-все понимаю, Кирилл. Ты мне дорог всякий. И такой еще дороже.
— Ловлю на слове! — он приподнял Аннушку, чтобы смотреть лицо в лицо. — Повтори еще раз!
— Такой — дороже.
— Еще!
— Такой — дороже! И именно сегодня я хочу быть твоей женой!
Потом они готовили стол, почти свадебный, и все уместилось в чайный сервиз на шесть персон да на целлофановых упаковках. И пока они возились на кухне, замкнутое пространство и в самом деле удалилось от всего мира, и эта квартира, пустая еще, свежевыкрашенная и необжитая, напоминала первозданную землю. Когда почти все уже было готово к пиру, Кирилл удалился приводить себя в порядок: вымылся в душе, побрился и, запершись в спальне, достал из чемодана мундир. Китель еще был сносный, но бриджи измялись, а нет ничего несуразнее и пошлее, чем офицер в неглаженном парадном мундире. В доме же не было утюга…
Ему не хотелось выходить даже на лестничную площадку, не хотелось открывать железную дверь, которая, как в самолете на большой высоте, казалось, хранит герметичность и обеспечивает жизнь в безвоздушном пространстве. Старым солдатским способом он спрыснул мундир водой и медленно протянул помятые места, обернув через трубу отопления — не фонтан, конечно, но старшина не придерется… Он оглядел себя в бритвенное зеркало — другого тоже не было — мундир сидел как влитой, и боевой орден, и капитанские погоны с золотым полем, золотыми звездами и красным просветом.
Цокая подковками, Кирилл вышел в залу к Аннушке.
— Капитан Ерашов! Честь имею!
Потом он хотел рассмеяться, сбросить стесняющий движения мундир, засучить рукава рубашки с белыми погончиками и сесть к столу.
Аннушка привстала, настороженно оглядела его:
— Зачем этот маскарад сейчас, Кирилл?
— Это не маскарад, — натянуто засмеялся он. — Я все-таки жених, надо показать товар лицом! Я тебе нравлюсь?
— Нет, — проронила она и поджала губы.
— Странно! Лейтенантом нравился, а капитаном не нравлюсь?
Он еще надеялся, что это игра в обиду, он все-таки ждал восторга и беззаботного веселья…
— Почему ты капитан? — холодно спросила Аннушка. — И что это за медаль?.. Что все это значит, Кирилл?
