— Да, почему? — осмелела, а вернее, обнаглела бесприданница. — Если я подрабатывала в штабе у Крюкова, это еще ничего не значит.
— А вам лучше помолчать! — обрезал Зубатый. — Проглотите язык! Чтобы я не слышал вас. Никогда!
То ли вид у него был свирепый, то ли своим актерским чутьем она услышала в голосе угрозу, но сразу все поняла, отшатнулась и в глазах мелькнул неподдельный испуг. Видимо, и Катя сообразила, что хватила через край, взмолилась жалостно:
— Как ты не понимаешь, мне одиноко! Я все время в этих стенах, со своей памятью… Неужели не видишь, я тихо схожу с ума! А Саша!.. Он хотел, чтоб Лиза жила у нас. Когда узнал о беременности. Он не раз мне говорил… Но боялся подойти к тебе и сказать.
Зубатый молча ушел в кабинет, заперся на ключ, сел на диван и обнял поскуливающих, настороженных собак…
Утром он тихо оделся и, когда повел лаек в вольер, увидел во дворе почти новую «Ауди»: эта девица оказалась не такой уж и бесприданницей. Машина по-хозяйски была припаркована к подъезду, однако поставлена на сигнализацию — а так хотелось пнуть ее лакированный бок! Зубатый запер собак, после чего вернулся, взял папку с историями болезни и на лестнице чуть не столкнулся с Лизой — явно шла в кабинет.
— Доброе утро, — томно пропела она, прижавшись к перилам. — Вы почему так относитесь ко мне, Анатолий Алексеевич?
Зубатый обошел ее и устремился вниз.
— Я слишком поздно родился, чтобы жить с вами, люди, — будто петля просвистела над головой.
Он остановился и обернулся.
— Что вам нужно?
— Почему вы так не любите меня? И даже своих близких?
Вообще-то он считал себя человеком хладнокровным, умел управлять собой при любых обстоятельствах, но тут вскипел мгновенно, вернулся на две ступени вверх, готовый сбросить ее с лестницы и удержался в последний момент, зажал и увел себя на улицу.
По правилам безопасности машина должна была стоять боком к подъезду, чтобы перекрыть выход из дома, но сделать это мешала «Ауди», поэтому Леша поставил джип задом и своей широкой фигурой заслонил пространство между машинами.
— Знакомая тачка, — заметил он, когда выехали со двора.
— К Савчуку, — выдавил Зубатый, не желая ничего обсуждать.
Прокурор области оказался на месте и, видимо, готовился к утреннему совещанию. Такого типа людей Зубатый ценил и внутренне завидовал их бойцовской способности держать удар, оставаться на ногах и, даже если уложили на ковер, мгновенно вскакивать и бросаться в драку. Можно сказать, бывший военный летчик проживал вторую жизнь, поскольку из первой был просто катапультирован в звании подполковника, не дослужив полтора года до пенсии. Но на то он и был истребитель, чтобы мгновенно оценивать ситуацию и принимать решение: почувствовав, что страна на пороге разоружения. Он вместо военной академии поступил в гражданский вуз и прежде, чем оказался на улице с тремя детьми- школьниками, успел получить диплом юриста.
Подсаживать таких людей — святое дело.
Теперь сидел в кресле, похожем на пилотское, в генеральской форме, большой, красивый и не по- прокурорски добродушный. Однако заметив мрачное состояние Зубатого, сам насупился, вздохнул озабоченно.
— Пока ничего конкретного сказать не могу, проверяем, держу на контроле.
— Кстати, твои следователи опечатали комнату сына, — вспомнил Зубатый. — Но так никто больше не приходил.
— Такого быть не может! — Савчук схватил телефонную трубку. — Я давал задание!…
— Не может, но есть. Только пришел я по другому поводу…
— Погодите, — бесцеремонно оборвал бывший истребитель. — Сейчас выясним…
Порядки в прокуратуре были военные, через полминуты на пороге стоял следователь — располневшая, какая-то домашне-уютная женщина. И по тому, как Савчук делал разнос, а она оправдывалась, Зубатый понял, что никакой проверки обстоятельств смерти сына и никакого прокурорского контроля давно нет. Все уже забыто или почти забыто, поскольку у каждого следователя в производстве сразу несколько дел, более срочных и важных, чем простая проверка обстоятельств суицида.
Он не почувствовал обиды или разочарования, внутренне давно согласившись, что даже самые скрупулезные исследования причин гибели Саши ничего нового не дадут и не откроют. После встречи с кликушей на Серебряной улице Зубатый исподволь и непроизвольно начинал верить, что все это действительно наказание. И теперь надо беречься, чтоб не отсекли вторую руку…
Беспомощный и невнятный лепет следователя неожиданно закончился вполне ясным выводом, зацепившим внимание Зубатого.
— Остается темное пятно с Кукшинской. Пришел ответ на один запрос, из Тулы. Ижевск, Кинешма и Москва молчат.
— Пошлите повторные запросы, от моего имени. Я подпишу.
— Хорошо, сделаю…
— Что на Кукшинскую по Туле? — недовольно спросил Савчук.
Следователь покосилась на Зубатого.
— Да практически ничего. Ее второй муж, Засекин, отбывает наказание за ограбление, пять лет строгого режима. Кукшинская умудрилась продать его квартиру, но законность сделки никто не оспаривал.
— Она что, была замужем? — не вытерпел Зубатый.
— Дочку от первого брака сдала в дом ребенка, — охотно объяснила следователь. — От второго брака детей нет. Хотя кто знает…
— Ладно, — ворчливо сказал Савчук. — Сегодня же посмотрите комнату Александра. Письма, дневники, фотографии… Разумеется, с вашего позволения, Анатолий Алексеевич.
Зубатый ожидал нечто подобное от этой девицы, но сейчас вдруг понял, что впускать в дом никого нельзя: там находилось слишком много сора, который не выносят из избы, и надо самому разгребать эти конюшни.
— Позволения не будет, — заявил он. — Екатерина Викторовна немного успокоилась, а тут опять начнется… Раньше надо было думать!
— И то верно, — согласился Савчук.
— Сам вскрою комнату и посмотрю, — пообещал Зубатый. — Только я не с этим пришел.
Прокурор взглядом выпроводил следователя.
— Рад помочь, выкладывайте, Анатолий Алексеевич.
Он начал рассказывать о вчерашней встрече с Кремниным, но едва упомянул о мнимых могилах на кладбище психбольницы и пропавших дебилах, как заметил, что Савчук теряет интерес и слушает вполуха.
— Два года подряд проверяли анонимки, — чуть ли не зевнул он. — Ничего серьезного, врачи друг друга подсиживают, истории болезни прячут…
— И что? Вскрывали могилы?
— Для эксгумации нужны веские основания. Например, уголовное дело.
Зубатый неожиданно понял, что ему просто опять отказывают, к чему он не привык и что происходит это давно — с тех пор, как снял с себя полномочия: в глаза говорят одно, обещают все решить, помочь, но абсолютно ничего не делают. Тон и поведение прокурора, которого он за уши вытащил на это место (специально ездил в Генеральную прокуратуру), Зубатого не возмущали, он не ждал какой-то благодарности и особого отношения; его обескуражило спокойствие и полное отсутствие желания разобраться в этом деле. И к совести взывать бессмысленно…
